Глава шесшая

ве покрытых пылью лошади были при вязаны к перилам веранды - и двое чисто, но незатейливо одетых мужчин, прикрыв лица широкополыми шляпами, расположились в креслах-качалках слева от входа в гостиницу. Достаточно оказалось беглого взгляда, чтобы они Бестужеву не понравились категорически: чересчур ужм д е л а н н ы м выглядело их безразличие. Даже не посмотрели, уставились прямо перед собой, будто на той стороне улицы происходило что-то интересное, хотя ничегошеньки там не имелось, кроме блаженно развалившейся на солнцепеке свиньи и мальчишки лет семи, лениво гонявшего что-то наподобие волчка. Оба с кобурами на поясе - но вот филерской опытности в них как раз и не чувствуется…

Неторопливо пройдя по коридору, Бестужев прикрыл дверь своего номера, прошел внутрь. Остановился.

За столом, по американскому обычаю непринужденно вэгромоздив на него ноги, расположился старый знакомый по «Титанику» - адвокат мистер Лоренс. Он покуривал длинную и тонкую коричневую сигару, с любопытством наблюдая за Бестужевым.

Особого удивления и не было - разве что раздражение. Нужно же было этому прохвосту встать на дороге в самый последний момент…

- Друг мой! - вскричал крючкотвор, не меняя позы. - Как я рад вас видеть, старина Леопольд! А впрочем, вы давно уже не Леопольд… Мик Рэли, а?

- Так получилось, - сказал Бестужев. Здешние законы, насколько мне известно, не запрещают называться как угодно.

- Молодчина. Быстро американизируетесь.

- Стараюсь, - кратко ответил Бестужев.

Подошел к шкапчику, распахнул дверцу и, убедившись, что коробка с патронами нетронута, сел на свободный стул, принялся высыпать из барабана бутафорские патроны и вставлять боевые - с таким видом, словно пребывал здесь один-одйнешенек.

- Любите вы оружие, - хмыкнул Лоренс. - Как мальчишка.

- Каждый по-своему с ума сходит, - отозвался Бестужев.

Защелкнул барабан, отправил кольт в кобуру.

- Послушайте! Вы мне, действительно, не рады?

- Нисколечко, - сказал Бестужев. - Кстати, это ваши обормоты сидят у входа в гостиницу? Очень уж у них дурацкий вид…

Лоренс пожал плечами:

- Где прикажете в этой глуши набрать других? У них есть и ценные качества…

- Ну, и как вы меня нашли?

- Вас это правда интересует?

- Конечно, - сказал Бестужев, доставая папиросы и усаживаясь поудобнее.

- Извольте. Времени у нас много, я никуда не спешу… вы, видимо, тоже? - Лоренс мастерски выпустил сразу три колечка сизого тяжелого дыма. - Вашей фамилии в списках пассажиров, спасшихся с «Титаника», не оказалось - зато там красовалось имя Штепанека. А поскольку так сложилось, что я совершенно точно знал о его скоропостижной смерти еще до того, как корабль затонул, вариантов имелось немного. Один-единственный. Не думаю, что вы умышленно назвались его именем. Вероятнее всего, были в беспамятстве, и при вас нашли его бумаги… Бедняжка, вы так болели… Мне повезло больше, я сошел на берег в добром здравии и сразу же приступил к делу. Еще до того, как появились списки, начал поиски в больницах - вы ведь могли не утонуть, как впоследствии и оказалось. А параллельно установил слежку за мисс Луизой, ясно было, что она, едва опомнившись, тоже начнет разыскивать либо вас, либо Штепанека. Чуточку не повезло - когда мы вас обнаружили, вы уже успели покинуть гостеприимный немецкий госпиталь и перебраться в гостиницу… Впрочем, мы и туда опоздали. Часиков в десять вечера обнаружили в вашем номере Луизу и ее телохранителя…

- Освободили, конечно?

- Конечно, нет, - пожал плечами адвокат. - К чему эта ненужная филантропия? Смерть им не грозила, я решил, пусть себе лежат и дальше. Если вас интересуют такие подробности, их обнаружила прислуга, когда после полуночи, не дождавшись вас, принялась прибираться в номере. Вы можете не беспокоиться: они не стали обращаться в полицию и выдвигать против вас обвинения, покинули гостиницу при первой же возможности, не дав, в общем, никаких объяснений, пробормотав, что у вас-де вышла ссора и они обратятся к полиции «попозже». На самом деле они просто-напросто пошли д р у г и м путем. Хейворт подкупил кого-то в полиции…

- Я знаю, - сказал Бестужев. - Меня все еще ищут?

- Уже очень вяло, скорее по обязанности… Ну, вот. Я постарался поставить себя на ваше место. Помнил, что по-английски вы не говорите совершенно. Как я на вашем месте поступил бы? Да постарался бы добраться до того района, где найдется немало людей, с которыми можно объясниться по-немецки или по-французски. Французских кварталов наподобие тех, что имеются в Новом Орлеане, в Нью-Йорке нет - а вот в Гарлеме немцев обитает немало, они там устроили чуть ли не крохотное подобие своего ф а т е р л я н д а. Я отправил по вашим следам кучу толковых сыщиков… Только человеку несведущему может показаться, что искать в огромном городе беглеца трудно. Нужно знать, к а к искать… Я уверен был, что вы, не владея языком, не рискнете долго расхаживать по улицам - и приказал обратить главное внимание на извозчиков. Вы, наверное, не знаете, но в Нью-Йорке, стоянки извозчиков поделены меж постоянными завсегдатаями. Очень быстро отыскался шустрый итальянец, который прекрасно помнил, как недавно отвозил в Гарлем забавного чудака, ни словечка по-английски не знавшего. Описание совпадало с вашим. Мы кинулись в Гарлем. Ну, и в конце концов… - он, улыбаясь развел руками. - Взяли след и там. И вот мы здесь… Вы, скорее всего, считали, что я погиб?

- Вот именно, - сказал Бестужев.

- Ну, а мне, представьте повезло. Так уж сложилось, что у меня есть хорошие знакомые в Париже… не в столице Франции, а в центре округа, довольно большом городе, который…

- Расположен неподалеку, - сказал Бестужев. Я знаю.

- Вы прекрасно прижились… Мы, американцы, любим называть города по имени больших и знаменитых европейских, у нас есть и Санкт-Петербург, и Константинополь, и Москва, и многие другие «однофамильцы»… Мой здешний друг, как бы это выразиться… В общем, он человек влиятельный и вовсе не приходит в ужас, когда приходится решать какие-то дела… скажем так, оригинальными методами. Он мне предоставил десяток парней, часть которых на совершенно законных основаниях числится «добровольными помощника шерифа». Они сели на коней, я сел в экипаж - не люблю верховой езды - и вот мы здесь…

- Так, - сказал Бестужев. - На железнодорожной станции, конечно, ваши люди?

- Ну разумеется, мой друг! Неужели вы упустили бы столь важное место для засады? Двое снаружи, парочка на станции, остальные торчат там, где вы можете появиться - в салуне, там, где возятся кинематографисты, на дороге в Париж… Могу вас заверить, что мы взяли под наблюдение все дорожки, по которым вы можете улизнуть. Конечно, у меня мало людей, чтобы окружить городишко сплошным кольцом, но в этом и нет необходимости: вряд ли вы рискнете сбежать полями и пробираться в Париж, скажем, окольными тропинками - не зная языка и здешней жизни… Вы, разумеется, можете сокрушить меня могучим ударом и пуститься в бега, кулачный бой никогда не был моей сильной стороной… но, думаю, у вас достаточно мозгов, чтобы этого не делать, правда?

- Предположим, - сказал Бестужев. - И с чем же вы пришли?

- Ну, не валяйте дурака… - поморщился Лоренс. - Мы давным-давно все обговорили, еще на «Титанике», вы это должны прекрасно помнить. Сомневаюсь, чтобы от всех переживаний с вами случилось выпадение памяти. Бумаги, мой друг, бумаги! В обмен на приличную сумму. Кто-нибудь м е л к и й, не дожидаясь вас, принялся бы шарить но шкафам и ящикам, но я все же неглуп, вы это наверняка признаете. На вашем месте я бы не рисковал так, держал бы бумаги при себе постоянно. Готов поспорить, пояс и сейчас на вас, то-то рубашка слегка топорщится… Они ведь в целости?

- Предположим, - повторил Бестужев.

- В целости, - облегченно вздохнул Лоренс. - Вы невольно сделали легонькое движение рукой к животу… Ну, так как? Мы договоримся добром?

- Ну, если уж начались переговоры… - усмехнулся Бестужев. - Хотелось бы знать, что у вас п л о х о г о в запасе.

- Разумная мысль, - серьезно сказал Лоренс. - Извольте… Я уже говорил, что часть моих парней числится добровольными помощника шерифа. Они, понимаете ли, получили сведения, что здесь, в глуши, скрывается от правосудия один крайне опасный субъект. Не угодно ли?

Он взял со стола свернутый в трубочку лист бумаги и раскатал его, показав Бестужеву. Сверху красовались огромные черные буквы WANTED, пониже располагался отпечатанный типографским способом портрет Бестужева, носивший несомненное сходство с оригиналом и наверняка сделанный с той самой моментально фотографии, которую Луиза показывала ему в «Вальдорфе». Еще ниже - абсолютно непонятный текст, среди которого выделялись крупные цифры 3000.

- Ну, и что все это означает? - хмуро поинтересовался Бестужев.

- Стандартное объявление о розыске беглого преступника - с милой улыбкой пояснил Лоренс. - Разыскивается… Вознаграждение за доставку живым или мертвым - три тысячи долларов…

- И что же, здесь написано, я натворил?

- О, кучу самых дерзких преступлений… - улыбаясь еще обаятельнее, просветил Лоренс. - Не волнуйтесь, я не стал вам приписывать предосудительные забавы с малолетними, убийство почтенной старой леди и тому подобные пошлости, оскорбляющие нормальных людей вроде нас с вами. Вполне джентльменские грехи - ограбление трех банков, несколько убийств… В общем, достаточно, чтобы никто не воспротивился, когда вас ухватят за ворот и увезут в Париж. Кто станет разбираться? Объявление, конечно, насквозь поддельное, но, если провернуть все быстро, о случившемся вскоре забудут. Ну кто вас будет искать? Уж конечно, не ваше правительство. Оно как раз вам ничем помочь не в состоянии, иначе вы не сидели бы сейчас здесь. Да, я не коснулся самого существенного. В любом случае слишком опасно оставлять вас в живых, если все же придется прибегнуть к силе - а потому по дороге в Париж с вами случится маленькая неприятность в виде пули в спину. Подобная неприятность произойдет, если вы все же окажетесь совершеннейшим дураком и вздумаете бежать. Поверьте, мне очень, очень не хочется прибегать к крайним мерам, это не мой стиль, я ведь уже говорил. Но если не будет другого выхода… Здесь, в окрестностях, достаточно местечек, где можно спрятать труп, который не найдут до скончания веков. Голдману с Мейером вы, в конце концов, не компаньон и не близкий родственник, мертвый, вы их перестанете интересовать… мертвый или канувший в безвестность. Поверьте, то, о чем я говорил не так уж трудно проделать. Вовсе даже нетрудно. Мы в глухой провинции, на Юге, здесь такие вещи сходят с рук… И все же я предпочел бы договориться миром, заключить сделку. Я человек не злой…

- А может, дело в другом? - перебил Бестужев, - Может, если вы принесете только снятые с трупа бумаги, ваше вознаграждение будет гораздо меньше? Подозреваю, вас уполномочили, в том случае, если я соглашусь продать бумаги, оперировать известной суммой… и часть ее вы рассчитываете присвоить. А если я буду убит э т и деньги вам придется вернуть целиком, их уже не присвоить…

- Браво, - сказал Лоренс с безмятежно улыбкой, пару раз беззвучно хлопнув в ладоши. - Поздравляю, вы за короткое время стал настоящим американцем… Вы правы, другмой. Именно так и обстоит. Если я привезу только бумаги, мое вознаграждение будет гораздо скромнее. Если мы договоримся добром, часть денег я и в самом деле рассчитываю… получить в качестве законного процента со сделки. Это Америка. Каждый зарабатывает, как может, как у него получится… -

- Бизнес? - усмехнулся Бестужев.

- Ну да, - безмятежно кивнул Лоренс. - Каждый делает свой маленький бизнес, это и есть Америка. Однако, обращаю ваше внимание… В случае, если придется поступить с вами п л о х о, я все же получаю вознаграждение, остаюсь живым, здоровым, благополучным. А вот для вас обернется вовсе уж скверно… Верно ведь? Давайте по-хорошему, а? Плюньте вы на свои обязанности, на далекое начальство… Вы здесь уже неплохо прижились, как я слышал, получили возможность сделать нешуточную карьеру в кино. Это очень перспективный бизнес, скоро в нем будут вертеться миллионы… Кстати, вам, часом, не нужен толковый адвокат, который защищал бы ваши интересы перед этими двумя акулами, Голдманом и Мейером? Мы могли бы поладить… Я, конечно, готов предоставить вам время на раздумье, но вынужден его ограничить до предела, ну скажем, несколькими минутами. - Он демонстративно извлек из кармана массивные золотые часы, отстегнул их от цепочки и положил на стол. - К чему затягивать? Все уже было обговорено раньше, ситуация вам понятна, вы неглупы и сможете принять решение быстро. Ну что, засекать время?

- Может, вам и револьвер отдать?

- Вот это ни к чему, - серьезно сказал Лоренс. - Вы же понимаете - один выстрел в кого-то из нас, и парни вас изрешетят прямо-таки на законном основании… Оставьте игрушку при себе. Ну, засекаем время?

- Подождите, - сказал Бестужев. - Вы человек умный и пронырливый, признаю… но вы не приняли во внимание одного-единственного, но крайне важного и интересного документа… Который вы просто не могли предусмотреть. Соизвольте сбросить ноги со стола и открыть верхний ящик. Он лежит на виду. Как только вы его прочитаете…

- Интересно, - еказал Лоренс с застывшим лицом. - Что я мог упустить?

- Откройте ящик, - сказал Бестужев, улыбаясь насколько мог наглее и насмешливее.

Нахмурясь, Лоренс отодвинул стул, открыл ящик. Вряд ли он успел удивиться, увидев, что ящик совершенно пуст, - Бестужев метнулся к нему и, как только что адвокат сам предсказывал, сокрушил его ударом, не столь уж и могучим, погрузившим в беспамятство. Подхватил обмякшее тело и осторожно уложил его на пол, стараясь не производить шума. На цыпочках подкрался к окну.

Ага… Внизу, на заднем дворе, удобно устроившись на половинке старой бочки, прислонившись спиной к стене, вытянув ноги и нахлобучив шляпу на нос, сидел еще один субъект, крайне похожий на тех, что засели на веранде - ну конечно, Лоренс постарался обезопасить все возможные пути бегства клиента…

Другого выхода не оставалось. Тихонько-тихонько Бестужев принялся поднимать раму. Извернулся, протиснулся в окно ногами вперед и прыгнул, приземлившись аккурат перед встрепенувшимся стражем. Тот не успел вскочить - Бестужев, не прибегая к хитроумным японским приемам, оглушил его ударом кулака по голове. Пробежал меж гостиницей и сараем, припустил прочь по улице, безлюдной и пустой, совершенно не представляя, что ему делать дальше. Дороги по сухопутью отрезаны - и в самом деле, крайне рискованно удирать бездорожьем, блуждать в окрестностях, будучи не в состоянии даже расспросить дорогу. В Париж пробиваться бессмысленно, там ему придется еще хуже. Река? Черт его знает, где искать лодку - да и с лодкой попадешь и ловушку, если по берегу за тобой пустятся вооруженные верховые.

Мысли проносились во вэбудораженной голове с немыслимой быстротой, как частенько случается в минуту смертельной опасности. Приходится горько сожалеть, что человек не умеет летать… Не умеет?!

Шальная мысль, идиотская… или нет?

Бестужев наддал - далеко позади послышался конский топот. Оглянувшись, он увидел двух всадников, они были еще далеко, но расстояние с каждой секундой сокращалось, и это при том, что они еще не пустили коней в галоп. Тяжело человеку состязаться в беге с лошадью… Рискнуть и открыть огонь?

Что, северные шпики?

Бестужев приостановился, услышав справа этот громкий возглас, увидел полковника де Вилламбура - тот привстал, потом и вовсе подошел к перилам веранды, с живейшим интересом присматриваясь к происходящему.

Нетерпеливо топчась, Бестужев воскликнул не раздумывая:

- Да, черт возьми, это они!

Худое лицо полковника озарилось хищной усмешкой. Прямой, как палка, он во мгновение ока оказался на земле, у веранды, расстегнул кобуру и холодно процедил:

- Долго же я ждал… Бегите, юноша, бегите, оставьте эти счеты нам, старикам…

Бестужев кинулся прочь, оглядываясь на бегу. Всадники были уже близко - ну, посмотрим, хватит ли у них нахальства нападать не на бесправного иностранца, а на одного из столпов здешнего высшего света…

И тут раздался пронзительный хриплый вопль, перешедший в жуткий, нескончаемый вой, ледяные мурашки прошли от него по спине, и в животе неприятно похолодело. Кто бы мог подумать, что семидесятилетний старик способен исторгнуть столь долгий и страшный крик…Кони шарахнулись.

Бестужев, знакомый с военной историей не понаслышке, еще успел догадаться, что собственными ушами слышит знаменит боевой клич южан, приводивший противника в ужас, тот самый, о котором он только читал.

Полковник де Вилламбур вытянул прямую, нимало не трясущуюся руку, отягощенную длинным черным револьвером. «Пешком пойдете, голубчики, - злорадно подумал Бестужев. - Если ничего себе не свернете и не сломаете, когда он угодит в ваших лошадок, а он может и угодить, не зря же упражняется каждый день не менее часа…»

Револьвер в руке старика, все еще испускавшего клич его славной молодости, дважды выплюнул пламя. Кони без седоков, храпя, выкатывая глаза, промчались мимо шарахнувшегося Бестужева - а всадники, вылетев из седел, рухнули наземь без малейших признаков жизни. Раздался хриплый вопль:

- Да здравствует Конфедерация!

«Ой- ей-ей!» -удивленно охнул Бестужев, сворачивая в переулок. Кто бы мог подумать, что‚ старикан окажется н а с т о л ь к о полон боевого духа… Ну, вряд ли у него будут неприятности - как уже неоднократно подчеркивалось, мы на Юге, господа, а здесь свои нравы…

Приостановился, прислушался. Никто за ним пока что не гнался - но вскоре и Лоренс очухается и другие, услышав выстрелы, кинутся сюда… Нужно поторопиться. Мысль, конечно, почти безумная… но ведь ничего другого не остается! Тем более что там никто не догадается устраивать засаду…

Он свернул вправо, перепрыгнул через очередную свинью, негодующе хрюкнувшую вслед, миновал последние домишки и помчался по цветущей равнине прямехонько к стоявшем в отдалении сараю, возле которого виднелся аэроплан и две фигуры, как и в прошлый раз, сидевшие на пустых ящиках неподалеку за бутылкой вина. Ничего другого не остается… Ничего…

Он подбежал, остановился возле авиатора и его механика, пытаясь перевести дух. Оглянулся - нет, никакой погони пока что не видно, это вопрос времени…

- Месье Леду, - сказал он, отчаянно хватая ртом воздух. - Ваш аппарат готов к полету?

Коротышка-француз пожал плечами:

- Ну, в принципе… Бак полон, аэроплан готов… Вы собираетесь снимать еще? А где остальные? И к чему такая спешка? На вас лица нет.

- Отлично, - сказал Бестужев. - Нет, какие съемки… Мне срочно нужно в Вашингтон. Немедленно, не теряя ни минуты. Вы знаете маршрут?

- Ну, в принципе… - округлил глаза француз. - У меня есть компас, в конце концов, можно лететь вдоль железной дороги, тут уж точно с пути не собьешься… Погодите, погодите! Что за безумие, мой юный друг? Уж не хотите ли вы сказать…

- Вот именно, - сказал Бестужев. - Я покупаю ваш самолет, сейчас же. Включайте его, или как там… Летите в Вашингтон.

- Вы с ума сошли? Почти сто километров…

- Может, и сошел, - сказал Бестужев. - Однако эта вот чековая книжка выдана вовсе не в доме умалишенных, а в солидном банке. Позвольте ваше вечное перо?

Отвинтив мельхиоровый колпачок, он вывел на пустом чеке единицу, добавил к ней два нуля, еще два. Сунул под нос месье Леду:

- Ну что, я подписываю чек? Это солидный банк, и у меня есть эти деньги… Решайтесь, черт вас побери!

- Это так неожиданно…

- Вас не устраивает сумма?

- Сумма превосходна… Этого хватит и на…

- У вас не найдется других столь щедрых покупателей! - рявкнул Бестужев. Торопливо поставил подпись, аккуратно вырвал чек из книжечки, сложив вдвое, и сунул в нагрудный карман куртки авиатора. - Что вы стоите? Запускайте аппарат!

- Но это безумное предприятие, я ничего не гарантирую… Сто километров…

- Обойдусь без гарантий, - отрезал Бестужев.

- Что случилось?

Бестужев лихорадочно искал слова, способные произвести наиболее сильное впечатление на француза… Ага!

- Если я задержусь здесь еще на четверть часа, меня женят, сказал Бестужев. - Ее папаша, ее братья, целая орава с револьверами… Скорее! Вы же француз, должны понимать такие вещи!

- О-ля-ля! - воскликнул авиатор, в чьем мозгу явно уложился последний кусочек головоломки. - О да, понятно…

Страшным голосом Бестужев вскричал:

- Вы получили деньги! Вперед!

- О да, - сказал месье Леду, став строгим, серьезным, собранным. - Любой француз, черт побери… Антуан! Мы взлетаем. Соберете вещи, сядете на поезд, встретимся в Вашингтоне, оставлю для вас на почте сообщение. К пропеллеру!

Он направился к аэроплану едва ли не парадным шагом, комичный и серьезный одновременно. Рысцой их обогнав, Антуан подошел к задней части аппарата, замер в привычной позе, положив вытянутую вверх руку на лопасть пропеллера

- Карабкайтесь, - сказал авиатор, подсаживая Бестужева. - Садитесь вон туда. Пристегните ремень на талии, и покрепче. Держитесь за что-нибудь, только ни за что не трогайте вон те тяги, иначе мы упадем… поняли?

Откровенно признаться, т е п е р ь сердце у Бестужева ушло в пятки, оказавшись сидящим на деревянном сиденьице, вот-вот готовом развалиться под ним вместе со всем аппаратом, он уже горько раскаивался, что ввязался в эту безумную авантюру -но что прикажете делать, если другого выхода нет? Аэроплан движется гораздо быстрее лошади, и, в отличие от нее, устать не способен…

Перед ним маячила спина француза, что-то нажимавшего, вертевшего.

- Контакт!

- Есть контакт!

- Пошел!

Бестужев торопливо пристегивался широким кожаным ремнем с большой квадратной пряжкой, поначалу затянул его так, что дыхание сперло, спохватился и самую чуточку ослабил. Оглянувшись на него и убедившись, что с пассажиром все в порядке, авиатор еще что-то сделал, и мотор за спиной Бестужева затрещал, зачихал, заработал безостановочно..

- От винта!

Оглянувшись через плечо, Бестужев увидел за спиной сплошной туманный диск - а в следующий миг аэроплан дрогнул, покатился вперед, все ускоряя бег… Быстрее пешехода, быстрее велосипедиста, быстрее лошади…

Слева, на краю равнины, показались трое верховых - и, приостановившись на миг, пустили коней наперерез. Не колеблясь, Бестужев вырвал револьвер из кобуры, положил его дулом на согнутый левый локоть, прицелился, нажал на пусковой крючок, еще и еще… Француз оглянулся на него, покрутил головой и тут же сосредоточился на управлении аппаратом, все быстрее мчавшимся по равнине.

Бестужев дал еще один выстрел - и наконец угодил в цель. Передняя лошадь, опередившая остальных на несколько корпусов, вдруг словно споткнулась на полном скаку и рухнула, всадник вылетел из седла и покатился по земле, двое натянули поводья, свернули в сторону. Бестужев увидел совсем близко их испуганные, растерянные, физиономии, один, кажется, выхватывал револьвер и никак не мог ухватить рукоятку…

И земля п р о в а л и л а с ь вниз. Бестужев испытал ни с чем несравнимое ощущение - словно полностью лишился веса, сердце будто остановилось на томительно долгий миг. Он зажмурился, но тут же открыл глаза.

Он л е т е л! Летел! Деревья внизу становились все меньше и походили на клочки зеленой ваты, видневшийся справа городишко стал скопищем игрушечных домиков, а недалекая река выглядела застывшей, неподвижной… Он летел!

Горизонт р а с п а х н у л с я перед ним, открывая необозримые дали, мир с высоты птичьего полета предстал невероятно чистым, лишенным грязи, мусора, нечистот. Отсюда, сверху, мир виделся невыразимо прекрасным, неким сказочным царством, ничуть не похожим на ту грешную землю, по которой Бестужев ходил столько лет… Сердце у него замирало от ужаса и восхищения, хотелось то ли кричать, то ли плакать, то ли петь. Он летел, летел!

Высота, как он определил мятущимся сознанием, стала неизменной. Оглянувшись, француз ободряюще, покивал. Бестужев, вцепившись в какие-то досочки, кивнул в ответ, чувствуя на лице широкую, бессмысленную улыбку. С детским изумлением уставился на крохотный игрушечный поезд - паровозик оставляет за собой густую струю дыма, вереница вагончиков… И все это - н а с т о я щ е е, только наблюдаемое со страшной высоты. И под ногами нет никакой опоры, если не считать хрупких дощечек, только неосязаемый воздух, удивительным образом державший в небе неуклюжий аппарат с бодрым тарахтением пожиравший милю за милей…

Понемногу он п р и о б в ы к с я. Не цеплялся уже за деревянные стойки и железные планки сведенными судорогой пальцами, как в первые минуты - а сидел спокойно, привыкнув и к бьющему в лицо тугому ветру, и происходившим порой резким колыханиям аэроплана, умиротворенный восхищенный, все еще не веривший, что это происходит именно с ним, и наяву.

Неизвестно, сколько прошло времени - он. отчего-то ни разу не взглянул на часы, совершенно забыл про них. Времени словно и не стало вовсе - только дивное. ощущение полета, необозримый горизонт, ставший кукольным большой мир внизу…

…Понемногу ему начинало казаться, будто происходит нечто нехорошее, неправильное равномерный стукоток мотора за спиной начал явственно прерываться, и не единожды, послышались какие-то другие звуки, которых прежде не было. Француз в конце концов оглянулся и, манипулируя рычагами, покачал головой уже с д р у г и м выражением лица, озабоченным, напряженным. Аэроплан в очередной раз провалился вниз с л и ш к о м резко, так что все внутренности подступили к горлу и едва не стошнило. Вернулся на прежнюю высоту - и пошел вниз, гораздо ниже, кажется, уже не по собственном желанию, а по воле авиатора.

Перебои в моторе, рывки, тряска… Теперь они летели совсем низко. Деревья внизу. стали большими, как им и полагалось, аэроплан пролетел над широкой дорогой - сидевшие в открытом экипаже, придерживая шляпы, уставились на них и тут же исчезли из виду, остались позади… Мотор замолчал совершенно, чихнул, вновь заработал, но как-то прерывисто, б о л е з н е н н о…

Бестужев решился тронуть авиатора за плечо. Тот обернулся не сразу, лицо у него стало вовсе уж печальное и безнадежное. Отняв от рычага правую руку, он несколько раз сжал ее в кулак, перед глазами Бестужева, оскалясь, что-то крича. Догадавшись, Бестужев покрепче уцепился за стойки.

Авария, несомненно… Аэроплан опустился еще ниже… И мотор вдруг смолк окончательно и бесповоротно. Слева, Бестужеву удалось рассмотреть, виднелись далекие здания, уже не казавшиеся игрушечными. Машина теряла высоту, но все же, к превеликой радости Бестужева, не камнем падала, а опускалась хоть и неуклонно, однако с некоторой плавностью, будто подходивший к пристани пароход…

Земля летела навстречу с невероятной скоростью. Авиатор сосредоточенно возился со своими рычагами, аэроплан чудом увернулся от белого здания с крестом над входом…

Удар! Толчок! Удар! Перед ними оказался невысокий хлипкий забор, аэроплан снес его вмиг, только белые дощечки брызнули в стороны. Потом их понесло по земле, как лодку в бурю, справа отвалилось колесо, понеслось по земле, подпрыгивая, обгоняя аппарат, завалившийся набок. С треском сломалось правое крыло, Бестужева выбросило бы, будь он не привязан, он поднял руки, защищая лицо… Оглушительный треск…

И совершеннейшая тишина, нарушаемая лишь отчаянным лаем надрывавшейся поблизости собаки. Нелепо скособочившись, аэроплан стоял совсем близко от каменного амбара, уткнувшись в землю обломком крыла, перекосившись.

Повернув к нему бледное лицо, француз как-то очень уж буднично сообщил, расстегивая свои ремни:

- Мы приехали, Мишель…

- Куда? - растерянно спросил Бестужев.

- Точно сказать не могу, уж простите… Слева виднелся довольно большой город, но Вашингтон ли это, сказать не берусь. Во всяком случае, я добросовестно летел именно в его направлении…

Он соскочил наземь, принялся. обходить полуразрушенный аэроплан, покачивая головой и цокая языком - но Бестужев что-то не заметил на его лице особенного горя или ошеломления. Расстегнув, наконец, пряжку, он соскочил на землю, пошатнулся, едва удержал равновесие. Сказал:

- Мне, право же, очень жаль.

- Пустяки, - отмахнулся месье Леду - Вам это, конечно, в диковинку, а со мной столько раз случалось… Вы бы видели, как я падал под Гавром, когда лопнула растяжка… - он словно бы даже с некоторой мечтательностью поднял глаза к небу. - А как я падал у Сен-Ронана… Авиация, мой юный друг, состоит не только из взлетов, но и падений. Но все же это стоит того… Не правда ли?

- Да, - сказал Бестужев, все еще хмельной от пережитого полета в небе. - Конечно же, стоит…

К ним со всех сторон спешило местное население - впереди несшиеся вприпрыжку мальчишки, следом гораздо более степенно приближались взрослые: изумленная сверх всяких пределов пожилая толстуха в белом переднике, пара мужчин в простой рабочей одежде здешних крестьян, человек в черном, с высоким белым воротничком, крайне похожий на пастора, еще кто-то.

- Спросите у них, где мы, нетерпеливо сказал Бестужев.

- Мне самому интересно… проворчал месье Леду, направился к человеку в черном и бойко затарахтел по-английски.

Подобравшиеся к самому аппарату мальчишки таращились на Бестужева так восхищенно, что ему стало даже чуточку неловко, словно его принимали за кого-то другого, за некую знаменитость. Вернулся месье Леду, покрутил головой:

- Представьте себе, мы в трех милях от Вашингтона! Боже мой, я ненароком побил собственный рекорд дальности более чем вдвое!

Добрые поселяне примеру мальчишек не последовали, стоя на почтительном расстоянии, словно опасались, что аэроплан, превратившись в сказочного дракона, изрыгнет пламя. Только пастор, подойдя поближе, рассматривал разбитый аэроплан крайне неодобрительно, покачивая головой и что-то брюзгливо бормоча под нос. Выражение его лица можно было прочесть без труда: он определенно не одобрял этакие богомерзкие новшества и изрекал нечто вроде: «Если бы Господь хотел, что бы человек летал, он бы дал ему крылья…»

Подъехал еще один мужчина крестьянского вида на пароконной повозке. Натянул вожжи, уставился с любопытством. Бестужев при виде его моментально вспомнил о деле.

- Что вы намерены делать? - спросил он.

- Посмотрю, что может пригодиться для будущих полетов, - меланхолично сказал месье Леду. Наверное, стоит снять мотор, он еще послужит. Все дело, подозреваю, в бензопроводе, какая-нибудь дрянь его засорила, откуда в этой глуши бензин хорошей очистки… деньги у меня есть, так что проблем не предвидится… А вы?

- Поговорите с ним,- сказал Бестужев, указывая на возницу. - Мне срочно нужно в Вашингтон, я готов заплатить любые деньги.

- Интересный вы человек все же, Мишель… - проворчал француз, но, потоптавшись, направился к повозке.

Рыжий веснушчатый мальчишка таращился на Бестужева, прямо-таки рот разинув. Бестужев улыбнулся ему, подмигнул, нахлобучил на нос самодельную соломенную шляпу. Куда девалась его собственная, он и представления не имел.