Глава XV

ВЕЧНЫЙ ГОРОД

– Ради всего святого, мадам, я больше не могу.

– Soupiere… Souliez… Soumission…[29]

Мадемуазель Плюш и Гро Леон восстали. За три дня, верная своему обещанию, Зефирина изъездила и обошла Рим вдоль и поперек. Запасясь старинным планом, который нашла в библиотеке дворца, юная грамотейка все же не удовлетворила ни жажды знаний, ни желания постичь Вечный город, в котором во времена Римской империи всегда находили прибежище не меньше двух миллионов человек, хотя число постоянных жителей не превышало сто тысяч.

Древняя стена Аврелиана по-прежнему определяла границу Рима. Зефирина не один раз побывала не только у этой стены, но и на древнем коровьем рынке, у терм Диоклетиана, переоборудованных в церковь, у мавзолея Адриана, в Колизее, который был в таком плачевном состоянии…

Все эти развалины заставляли взволнованно биться сердце Зефирины. Лишенные своих богатейших архитектурных украшений во времена византийских императоров, разграбленные варварами, превращенные в Средние Века в крепости, все эти бывшие храмы, дворцы патрициев, амфитеатры и термы были обезображены и растащены архитекторами нового века, названного веком Возрождения.

Ослепленная грандиозными руинами, Зефирина была возмущена тем, что ее современники, забыв о величии прошлого, точно хищники кидались на римские памятники, чтобы использовать их камни для строительства современных зданий.

И хотя она не могла не признать великолепие растущих как грибы после дождя новых кварталов, последние привлекали ее куда меньше, чем древние развалины.

Забыв о парижской грязи, она страдала от тлетворного запаха городских улиц. Смрад от гниющего на улицах мусора усугублялся отсутствием в жилых домах «удобств», из-за чего людям приходилось справлять свои нужды в подворотнях, на лестницах и даже во внутренних двориках богатых дворцов.

Зефирина, привыкшая к чистоплотности, характерной для анжуйцев, была потрясена бесцеремонностью римлян.

Однако большая бухта Тибра, несмотря на вонь, выглядела так живописно, что Зефирина часто просила отнести туда свой портшез.

В лабиринте римских улиц и улочек, в которых она без устали разъезжала, дворцы, монастыри, церкви чередовались со скромными жилищами ремесленников и простых горожан.

Кондотьеры, не расстающиеся со шпагой задиры-дуэлянты, папские гвардейцы, испанские гранды, побежденные, но не утратившие гордости французы, предавшие Францию вместе с коннетаблем де Бурбоном, сновали по улицам, направляясь кто к оружейникам, кто к ювелирам, кто к еврейским портным.

Люди иудейского вероисповедания, которых в городе было тысяч пять, очень преуспевали.

Иногда Зефирина просила доставить себя в окрестные виноградники или сады, которые подступали к самому городу, а кое-где пересекали и городскую черту. Большущие быки с огромными рогами преспокойно возлежали у подножия древних обелисков, а стада коз паслись среди развалин.

Стоя на одном из холмов, Зефирина могла хорошо разглядеть Ватикан, папский дворец, Сикстинскую капеллу, построенную в прошлом веке, базилику святого Петра, сооруженную двадцать лет назад архитектором Браманте, наконец, старинный замок Святого Ангела, крепостные стены которого, воздвигнутые в III веке и перестроенные в XV веке, были свидетелями многих драматических событий. Думая о всех тех, кого в этих стенах предали смерти, Зефирина отвернулась, чтобы не видеть этот укрепленный овал.

Вот так, разглядывая и размышляя, она снова и снова возвращалась к древним римским памятникам, которые приводили ее в необыкновенное волнение.

– Взгляните, Плюш, это, наверное, мавзолей Августа.

– Да, мадам.

– А тот огромный египетский обелиск, лежащий на земле словно труп, может, это подарок Клеопатры Цезарю…

– Ах, Цезарь… Как это печально, мадам. Он весь разбит… эта штука, о которой вы сказали, – подтвердила дуэнья, которую античная цивилизация оставляла равнодушной.

– А вот те разрушенные стены – без сомнения, Палатинский холм!

– Без всякого сомнения, мадам.

– А где же знаменитый Табулярий?

– Ах это… понятия не имею.

– Souci… Sornettes[30], – заявил протест Гро Леон.

Не обращая внимания на жалобы своих спутников, Зефирина продолжала свои археологические изыскания.

Вернувшийся в прежнее состояние и ставший снова коровьим рынком, Форум представлял собой заросший бурьяном пустырь, окруженный наполовину погребенными памятниками.

Шедевр римской архитектуры, театр Марцелла, утратил сорок из пятидесяти двух аркад, украшавших его наружную стену, после того как в него хлынула толпа нищих, а потом и кузнецы со своими лавчонками. Целыми днями только и слышен был грохот наковален, да из разрушенных окон свисали грязные лохмотья.

– Какой ужас, эти люди не испытывают никакого уважения к своему прошлому, – возмущалась Зефирина.

– Ах, мадам, просто настоящее не веселит этих бедняг, – прошепелявила Плюш, семеня вслед за Зефириной.

Понемногу римляне стали узнавать носилки княгини Фарнелло. Эта непохожая на других молодая женщина была одержима желанием ходить пешком. Странное поведение для особы ее положения. Не боясь порвать юбки об острые камни, с вечной дуэньей, с говорящей птицей над головой и двумя вооруженными охранниками, она с каким-то воодушевлением без конца бродила среди руин!

Вечером, возвращаясь из своих походов, Зефирина встречала обоих князей, мирно беседовавших в саду. Позабыв о своих обидах, она возбужденно делилась с ними своими открытиями.

– Представляете себе, мессиры, в Термах Каракаллы прямо из каменной кладки растут колючие кустарники и плющ; что же касается самого знаменитого свидетельства итальянского гения, я имею в виду Колизей, так вот там, где львы пожирали первых христиан, теперь не осталось на месте ни единой мраморной скамьи, а арена завалена обломками самых разных веков. Стена ограждения вот-вот рухнет. Как нестерпимо жаль смотреть на этот величавый эпилог погибшей цивилизации.

Видя волнение Зефирины, князь Фарнелло в этот тихий вечер не мог удержаться, чтобы не пошутить:

– Вот он, глас, вопиющего в пустыне…

Задетая за живое, Зефирина возразила:

– Боги на стороне победителей, но Катон – за побежденного. Если дело справедливо, это когда-нибудь будет признано!

Фульвио призвал герцога в свидетели:

– Взгляните, Монтроуз, на этот зеленый плод, который нам предстоит «съесть». Единственная вещь в мире, способная взволновать княгиню, эпоха Кастора и Поллукса.

– О… Фарнелло, как этим близнецам повезло! – отозвался Мортимер, сохраняя на лице флегматичное выражение.

С того момента, как Зефирина получила свободу, она почувствовала, что поведение лорда по отношению к ней изменилось.

Может быть, он тоже просто «проглотил» свою обиду?

– Княгиня Каролина Бигалло приглашает нас на костюмированный бал по случаю карнавала, мадам… не окажете ли вы нам честь, милорду де Монтроузу и мне, пойти туда вместе с нами? – спросил Фульвио небрежным тоном.

Зефирина помолчала немного, прежде чем ответила не менее безразличным голосом:

– А почему бы и нет, монсеньор? Ведь княгиня Бигалло, я полагаю, одна из ваших лучших подруг…

Обмахивая себя опахалом из перьев, Мортимер невзначай осведомился:

– Может быть, ваша милость согласится поужинать сегодня с нами? Мне кажется, мы с Фарнелло сейчас готовы съесть быка.

При этих словах все трое от души рассмеялись. Зефирина спустилась вместе с ними в гостиную, освещенную сотней свечей, где уже был накрыт стол.

Сидя очень прямо, в своем малиновом платье, расшитом серебром, Зефирина внимательно слушала беседу мужчин.

– Ваше гостеприимство, Фарнелло, как бы это ни было мне приятно, слишком затянулось. А я еще должен осуществить одно маленькое дельце. Мне предстоит отправиться в Пиццигеттон, чтобы повидаться с королем Франциском.

– Ба, Монтроуз, да у вас уйма времени, к чему так спешить, – сказал Фульвио, принимаясь при этом с фушиной (маленькой вилкой) в руках штурмовать жаркое из молодого кабана.

Зефирина собралась приступить к трапезе, пользуясь по обыкновению собственными пальцами. При этом она с опаской поглядывала на острый предмет в руках мужа, который, по ее мнению, было опасно подносить ко рту.

– Попробуйте воспользоваться вилкой, моя дорогая. Я велел подать на стол одну специально для вас, – мягко посоветовал Фульвио. – Вы знаете, флорентийцы пользуются этим прибором уже два века, и, пожалуйста, не говорите, как некие французы-ретрограды сказали об одном госте, взявшемся за вилку, «что ему не удалось совместить оба конца».

– О… Оба конца! Рот и вилку… Ужасно смешно, Фарнелло.

Мортимер рассмеялся, пытаясь одновременно подцепить с помощью нового для него предмета кусок мяса. Но действовал он не очень ловко, и куски шлепались в его тарелку, поднимая брызги. При этом герцог явно развлекался.

Зефирина, хотя и забавлялась, но более сдержанно. Она осваивала новшество с большей грацией и так успешно, что вскоре уже бойко управлялась с вилкой. На это Фульвио отреагировал полунасмешливо, полувосхищенно:

– Истинное удовольствие, мадам, видеть, как вы ловки, за что бы ни взялись.

Под восхищенным взором князя Зефирина слегка порозовела. Она отвела глаза и начала разговор о политике, где чувствовала себя значительно увереннее:

– Кажется, до сих пор, милорд, не было разговора о заключении договора о мире и дружбе, по которому его величество Генрих VIII взял бы на себя миссию добиться от Карла V выдачи нашего короля Франциска?

У Мортимера был полон рот. Проглотив кусок, он ответил:

– Совершенно верно, миледи… пока я нахожусь здесь, в Италии, чтобы быть посредником у плененного короля, Фиц Вильям и доктор Тейлор обсуждают проблему с мадам регентшей Франции. Врагом вашей страны является вовсе не Генрих VIII, миледи, – вступился за короля Мортимер.

«Еще бы, толстяк Генрих вовсю мечтает нацепить корону Франции на собственную голову или, по крайней мере, поделить королевство с Карлом V», – подумала Зефирина.

Будто угадав ее мысли, Мортимер продолжил:

– «Кого я поддерживаю, тот – хозяин», – сказал мне в Лондоне король Генрих. Вместо того, чтобы напасть на Францию, Генрих VIII, если потребуется, поддержит вашу страну!

«Невероятно! Этот король Генрих строит из себя властелина. Он мнит себя управителем Европы!»

– До тех пор пока Франциск I будет сохранять Англию в качестве балансира между собой и Испанией, миледи, равновесие и валюта будут держаться.

Высказывая это экономическое соображение, Мортимер выпрямил под столом ногу и отправил ее на поиски ножки Зефирины. Молодая женщина при этом натиске не отступила. Она ответила и тоже слегка продвинула свою ножку, слушая при этом с повышенным вниманием Фульвио:

– Золотые слова, Монтроуз, – согласился князь. – Потому что главным вопросом всегда были и остаются деньги. И как бы сильно ни пострадала Франция после поражения под Павией, следует признать, что она все равно намного богаче Испании, выигравшей войну.

– Ах, богатства Франции! – вздохнул с восхищением Мортимер.

– Ну, господа, не надо преувеличивать, – возразила Зефирина, вернув свою ножку на место. – К моменту моего отъезда Франция была совершенно обескровлена.

– За последние несколько месяцев ваша страна, миледи, уже оправилась от поражения! Даже в городах имеется годовой запас продовольствия.

– Мы тут, в Италии можем лишь мечтать об этом, – заметил Фульвио.

– Но, Фарнелло, хищник находится в Испании, и вы это хорошо знаете, – возразил Монтроуз. – Пока вы, итальянские князья, не осознаете, что вашим единственным союзником может быть не Карл V, а король Генрих…

– Извините, милорд, – сухо прервала его Зефирина, – но самым естественным союзником Италии была бы Франция, если бы…

– Если бы только ваши короли сидели у себя дома, моя прелесть… – обронил Фульвио, кладя себе на тарелку целую куропатку.

Но это замечание не сбило Зефирину с толку:

– А если бы вы тут все не передрались между собой, у Карла VIII, Людовика XII и Франциска I появился вполне достойный собеседник и партнер. Князья, герцоги, итальянские царьки, все вы, вместо того чтобы объединиться в одно королевство, без конца ссоритесь, устраиваете заговоры и разжигаете пожар в Европе… Так поступают Венеция, Флоренция, Милан, Парма, вы, монсеньор, и ваша Ломбардия! Каждый из своего угла норовит дернуть за ниточку. Будь я итальянкой, я бы после Павия жила здесь в постоянном страхе, потому что Франциск I мог быть вашим союзником, но Карл V, уже хозяин Неаполя и Милана, не остановится перед тем, чтобы покорить весь полуостров и завершить все своей коронацией в Риме…

– Неплохо размышляете, мадам, – признал Фульвио.

– Мой Бог! – только и воскликнул в ужасе Мортимер.

– Корона Карла Великого! – снова заговорила Зефирина. – Перечитайте историю, господа. Я уверена, что Карл V стремится к мировому владычеству, к глобальной монархии. Той же идеей были одержимы Юлий Цезарь и Ганнибал.

– Мой Бог! – снова воскликнул Мортимер.

– Ну, теперь вы видите, Монтроуз, что значит умная жена, – с иронией произнес Фульвио. – Перед вами лучшее в мире жаркое, а у вас от ее рассуждений пропал аппетит.

Обиженная Зефирина сделала движение, собираясь выйти из-за стола, но Фульвио жестом остановил ее:

– Не сердитесь и сядьте, моя дорогая. Итак, что за трогательный парадокс: вы мечтаете об объединении земель разрозненной Италии. А ведь это было заветной мечтой моего отца – превратить Италию в единое королевство…

– Где королем, вне всякого сомнения, должны быть именно вы, Фульвио I! – съехидничала Зефирина.

Не обратив внимания на шпильку, Фульвио продолжал:

– Не думаю, что объединение может произойти завтра. Венецианская Республика, Медичи во Флоренции, герцог Миланский Франческо Сфорца, князья Колонна и Орсини в Риме, его святейшество папа Климент VII, Парма, Генуя, Неаполь, Сицилия и Сардиния, я сам и моя Ломбардия… объединяемся ради национальной независимости. Какая соблазнительная идея, прелестная дама.

С этими словами Фульвио наклонился, чтобы коснуться губами пальцев Зефирины. При этой ласке она не смогла подавить в себе дрожь.

Отдергивая руку, Зефирина нечаянно опрокинула золотой кувшин с водой. Два лакея кинулись к столу, чтобы навести порядок на кружевной скатерти. Насмешливый взгляд князя, казалось, говорил: «По части галантности вы не так сильны, как в политике!»

Но тут Мортимер вывел Зефирину из затруднительного положения, сказав:

– Мы тут все свои. Я хочу сообщить вам один секрет. Завтра у меня будет… как это у вас говорится… аудиенция у его святейшества папы, и вы бы мне оказали большую услугу, Фарнелло, если бы сопроводили меня в Ватикан.

– Всегда рад быть полезным, Монтроуз, но зачем я вам там нужен? – спросил Фульвио с той особой интонацией приветливости, смешанной с недоверчивостью, которая и придавала ему эту кошачью повадку.

Мортимер кинул быстрый взгляд на снующих слуг. Явно не желая быть услышанным любопытными ушами, он заговорил по-английски, поскольку и Фульвио, и Зефирина хорошо понимали этот язык.

– Речь идет не о какой-то мелочи, а о государственной тайне, друзья мои. Король Генрих влюблен…

Став неожиданно почти сообщниками, Фульвио и Зефирина многозначительно переглянулись: «Какое отношение имеют к нам амурные дела толстяка Генриха?»

Не замечая иронического взгляда молодых супругов, Мортимер продолжал в том же тоне:

– Ваше приглашение поехать в Рим, Фарнелло, было как нельзя более кстати. Я получил приказ, не привлекая внимания, повидаться с его святейшеством и поговорить по поводу… ну… по очень важному делу, которое мучит его величество Генриха.

– Говорите же яснее, Монтроуз, или не говорите совсем, потому что, клянусь, я ни слова не понял в этой вашей истории. Я полагаю, вы не собираетесь обсуждать с его святейшеством любовные страсти, которые король Англии питает к очередной юбке.

– Вот именно, собираюсь. Король безумно влюбился в одну из фрейлин ее величества королевы Екатерины. Счастливую избранницу зовут Анна Болейн, и я… ну, да, у меня поручение… прощупать папу на предмет, если можно так выразиться… на предмет…

– Надеюсь, вы не имеете в виду расторжение брака? – воскликнул Фульвио.

– Вот именно это… – жалобно подтвердил Мортимер, – …и я подумал, что вы там будете очень кстати, как итальянский князь, пользующийся доверием его святейшества, и сможете мне помочь.

– Я?!

– Король Генрих будет вам очень признателен! – поспешил заверить князя Мортимер.

– Я… милосердные боги… Ах ты, дьявольщина!

Продолжая чертыхаться, Фульвио неожиданно расхохотался, приведя в полное замешательство Мортимера.

– Не понимаю, что здесь… – обиженно произнес англичанин.

– Я тоже! – сухо обронила Зефирина.

Фульвио вытер глаза и постарался быстро взять себя в руки.

– Клянусь всеми богами, извините меня, Монтроуз, я ваш человек. Мы отправимся туда даже втроем. Что вы об этом думаете, мадам?

Фульвио обернулся к Зефирине.

– С огромным удовольствием, монсеньор.

Она произнесла эти слова подчеркнутым тоном.

– Но, может быть, княгине… не очень…

Герцог явно не хотел брать с собой Зефирину.

– Да нет же, Монтроуз, моя жена лучше меня сможет походатайствовать за другую женщину, ведь правда, моя бесценная? – обратился князь к ней с улыбкой.

– Ваша светлость хорошо знает человеческую душу! – согласилась Зефирина.

Отвернувшись от мужа, она перенесла свое внимание на Мортимера и спросила:

– Кажется, королева Екатерина урожденная инфанта Арагонская?

При этом вопросе одна из ножек Зефирины двинулась под столом на поиски Мортимера. Добравшись до цели она наступила на его ногу, словно говоря: «Не беспокойтесь, я на вашей стороне».

Успокоенный Мортимер ответил на призыв ее ножки и сказал:

– Да, миледи. Именно тут его слабое место. Желая законно развестись с королевой Екатериной Арагонской, родственницей императора и родной матерью наследницы престола, Марии Тюдор, король Генрих хорошо знает, что вызовет недовольство короля Испании и императора Священной империи, Карла V…

Пока служанки раздевали ее, Зефирина впервые за долгое время стала напевать рондо, которое Франциск I, уже в плену, сочинил для нее.

– Как ваша светлость веселы сегодня, – заметила Эмилия, расчесывая роскошные волосы молодой женщины.

– Да, – призналась Зефирина. – Я себя чувствую так, будто с души моей груз свалился.

– Я так рада за вашу светлость… Может, мне положить эту подушку для монсеньора? – осмелилась спросить девушка, искренне желая, чтобы ссора между князем и княгиней прекратилась.

– Вовсе нет, убери ее, – возразила Зефирина и, схватив подушку, с ожесточением швырнула на пол.

Оставшись в спальне с Гро Леоном, который давно уже спал на верхушке балдахина, Зефирина легла в постель и потянулась, точно кошечка.

Любовная история между дамой Болейн и Генрихом VIII была для нее полной неожиданностью. Если Франциск I, даже будучи в плену, поддерживал своего английского «кузена» против испанского «брата», значит, внутри существующих политических альянсов возможны перестановки, и… да, она, Зефирина отправится на встречу с папой.

Фульвио с легкостью согласился, чтобы она поехала в Ватикан! Хотя лучше было бы, если бы просьба о разводе исходила от него.

«Наконец-то господин «я-так-хочу» внял ее доводам и признал, что для них обоих развод – лучшее решение», – подумала про себя Зефирина.

Она была очень довольна, что взяла верх над спесивым Леопардом.

Казалось, звезда Зефирины связана со звездой Франции. Когда все складывалось скверно для королевства и его короля, судьба не благоволила и к Зефирине.

Но в эту ночь черное небо, смешав судьбы молодой женщины и пленника в Пиццигеттоне, похоже, начало проясняться. Зефирина задула свечи. Сквозь задернутые занавеси полога она увидела пробивающийся лунный свет.

За дверью в коридоре послышались чьи-то уверенные шаги. Сердце Зефирины сильно забилось. Она отдернула полог и взглянула, в направлении раздававшихся звуков. Сквозь створку позолоченной двери видна была тоненькая полоска света. Кто-то остановился у двери.

Зефирина затаила дыхание. Ей показалось, что она услышала вздох, но потом свет и шум шагов удалились в направлении южного крыла.

Кто же из двух князей подходил к ее двери?

Фульвио или Мортимер?

Успокоенная и одновременно разочарованная, Зефирина наконец уснула с мыслями об этой даме Анне Болейн, сумевшей внушить королю столь сокрушающую страсть…