ГЛАВА 28
— Вы не расскажете мне историю своей дружбы? — попросила Элэйс, едва усевшись рядом с отцом на диван, и обернулась к Симеону. — Я уже просила его однажды, но тогда он был не в настроении довериться мне.
Симеон оказался старше, чем ей представлялось. Плечи у него сутулились, лицо покрывала паутина морщин — карта жизни, знавшей и горе, и потери, и большое счастье. Но глаза под густыми кустистыми бровями светились ярким умом. Курчавые волосы почти поседели, зато длинная, надушенная и умащенная маслом борода чернела как вороново крыло. Теперь Элэйс понимала, почему отец мог принять найденного в реке человека за своего друга.
Она скромно опустила глаза на его руки и с удовольствием убедилась, что не ошибалась: на большом пальце левой руки Симеон носил кольцо — такое же, как у отца.
— Ну, Бертран, — говорил между тем Симеон, — она заслужила интересную историю. Ей далековато пришлось ехать, чтобы ее услышать.
Элэйс почувствовала, как замер сидевший рядом с ней отец, и оглянулась на него. Он сидел, поджав губы так, что они слились в прямую линию.
«Только теперь понял, что я наделала, и рассердился».
— Надеюсь, ты не уехала из Каркассоны без эскорта? — проговорил он. — У тебя хватило ума не ехать в одиночку? Конечно, ты не стала бы так рисковать?
— Я…
— Отвечай на вопрос!
— Мне показалось благоразумнее…
— Благоразумнее! — взорвался отец. — Из всех дурацких…
Симеон хихикнул.
— Все тот же вспыльчивый Бертран.
Элэйс скрыла улыбку и подсунула ладонь под локоть отцу.
— Paire, — терпеливо сказала она, — ты же видишь, со мной ничего не случилось.
Он кинул взгляд на ее исцарапанные руки. Элэйс поспешно спрятала их под плащ и поправилась:
— Ничего серьезного. Это пустяки. Просто царапины.
— Ты хоть оружие взяла?
Она кивнула:
— Ну конечно!
— Так где же?..
— Мне показалось неразумным расхаживать с оружием по улицам Безьера, — невинно взглянула на него Элэйс.
— Еще бы, — проворчал Пеллетье. — Так с тобой ничего не случилось? Ты не пострадала?
Остро ощущая ушибленное плечо, Элэйс взглянула ему в глаза:
— Ничуть.
Отец продолжал хмуриться, но глядел немного мягче.
— Как ты узнала, где нас искать?
— Мне подсказал Амьель де Курсан, сын сеньера, который великодушно дал мне эскорт.
Симеон закивал:
— В этих местах он заслужил общую любовь.
— Тебе посчастливилось, — бросил Пеллетье, не в силах оставить эту тему, — несмотря на большую, большую дурость. Тебя могли убить. Я до сих пор не могу поверить, что ты…
— Ты собирался рассказать ей, как мы познакомились, — непринужденно напомнил Симеон. — Колокола звонят давно! Совет, должно быть, уже начался. У нас мало времени.
Еще минуту Пеллетье сохранял суровый вид, потом плечи у него опустились, и на лице мелькнула улыбка:
— Так уж и быть. Раз вы оба просите…
Элэйс переглянулась с Симеоном.
— У него такое же кольцо, как у тебя, paire.
Пеллетье улыбнулся:
— Ариф встретился с Симеоном в Святой земле, и со мной гам же, но немного раньше, и наши пути не пересекались. Когда армии Саладина стали серьезной угрозой, Ариф отослал Симеона на родину, в Шартр. Несколько месяцев спустя уехал и я, забрав с собой три пергамента. Дорога заняла больше года, однако, когда я наконец добрался в Шартр, меня, как и обещал Ариф, ждал там Симеон. — Он усмехнулся, как видно припомнив что-то. — Как я возненавидел этот промозглый сырой город после жаркого сияния Иерусалима! Каким унылым и запустелым казался он мне! Но с Симеоном мы с самого начала поняли друг друга. Ему пришлось переплести пергаменты в три отдельных тома. Пока он трудился над книгами, я успел проникнуться восхищением его учёностью, мудростью и мягким характером.
— Право, Бертран! — скромно вставил Симеон, однако Элэйс показалось, что он с удовольствием принимает похвалы.
— Спроси у самого Симеона, — продолжал Пеллетье, — что он нашел в невежественном, неграмотном солдате. Об этом уж не мне судить.
— Ты, друг мой, хотел учиться и умел слушать, — мягко заметил Симеон, — в отличие от большинства твоих единоверцев.
— Я заранее знал, что книги следует разделить, — вернулся к рассказу Пеллетье. — Едва Симеон успел закончить работу, пришла весть от Арифа. Я должен был вернуться на родину, где меня ждало место кастеляна при молодом виконте Тренкавеле. Теперь, оглядываясь на прошедшие годы, я сам не понимаю, почему ни разу не спросил, что сталось с двумя другими книгами. Одна, как я полагал, осталась у Симеона, хотя мне никогда не приходило в голову спросить об этом у него самого. Куда делась вторая? Я не спрашивал. Я был так нелюбопытен, что теперь стыдно признаться. Как бы то ни было, я просто забрал доверенную мне книгу и уехал на юг.
— Нечего стыдиться, — мягко заметил Симеон. — Ты исполнил, что от тебя требовалось, с верой и твердостью.
— Пока не явилась ты и не выбила все мысли у меня из головы, мы как раз говорили о книгах, — обратился Пеллетье к дочери.
Симеон нерешительно кашлянул:
— Да, книги… У меня только одна.
— Как? — вскинулся Пеллетье. — Из письма Арифа я понял, что у тебя хранятся обе? Или ты, по крайней мере, знаешь, где искать вторую?
Симеон качал головой.
— Знал когда-то, но тому уже много лет. «Книга Чисел» здесь. Что до остальных, признаться, я надеялся, что ты меня просветишь.
— Если не у тебя, то у кого же? — нетерпеливо спросил Пеллетье. — Разве ты не обе увез из Шартра?
— Обе.
— Но тогда…
Элэйс тронула отца за локоть:
— Дай Симеону объяснить.
Пеллетье готов был взорваться, но быстро овладел собой.
— Ладно, — ворчливо согласился он, — рассказывай.
— Как она похожа на тебя, друг мой, — хмыкнул Симеон. — Итак, вскоре после твоего отъезда из Шартра я получил сообщение navigataire. Новый страж должен явиться за второй книгой — «Книгой Бальзамов». В письме не говорилось о том, кто будет этот человек. Я стал ждать. Проходили годы, я старел, а за книгой никто не являлся. Потом, в лето Господа вашего 1194, незадолго до ужасного пожара, уничтожившего собор и большую часть Шартра, прибыл человек: христианин, рыцарь по имени Филипп де Сен-Map. Имя оказалось мне знакомо. Он был в Святой земле в одно время со мной, хотя мы и не встречались. — Симеон сдвинул брови. — Почему он медлил так долго? Вот о чем я спрашивал себя, мой друг. Сен-Map передал мне мерель — все как должно. И носил кольцо, какое и мы с тобой, мой друг, имеем честь носить. Не было причин усомниться в нем… — Симеон пожал плечами. — И все же… мне почудилось в нем что-то фальшивое. У него был лисий взгляд. Я не доверял этому человеку, не верил, что Ариф мог избрать такого. Не было в нем чести. И тогда я, несмотря на внушающие доверия знаки, решился испытать его.
Неожиданно для нее самой у Элэйс вырвалось:
— Как же так?
— Элэйс! — одернул ее отец.
— Ничего, Бертран. Я изобразил неведение. Ломал руки, смиренно извинялся… Должно быть, меня принимают за другого? Он обнажил меч.
— Чем подтвердил твои подозрения, что он не тот, за кого себя выдает?
— Он угрожал мне смертью, но на помощь пришли мои слуги, и, оказавшись один против многих, он был вынужден удалиться. — Симеон склонился вперед, понизив голос до шепота. — Едва уверившись, что он ушел, я завязал обе книги в узел старого тряпья и отнес в христианскую семью, жившую по соседству. Я знал, что эти люди не выдадут меня и моего тайника. Но что делать дальше, я не мог решить. Я не знал, явился ли ко мне самозванец, или настоящий страж, чье сердце развращено посулами богатства и власти, стал предателем. Если первое, оставалась надежда, что за книгой явится настоящий страж — и не найдет меня. Если второе: я чувствовал, что мой долг — выяснить все. До сих пор не знаю, верен ли был мой выбор.
— Ты сделал то, что тебе казалось правильным, — промолвила Элэйс, не замечая предостерегающего взгляда отца. — Кто может сделать больше?
— Прав я был или ошибался, но я осмелился задержаться еще на два дня. За это время из реки Эр выловили изуродованный труп. У убитого был вырван язык и выколоты глаза. Разошелся слух, что это был рыцарь, служивший старшему сыну Шарля д'Эвре, земли которого лежат недалеко от Шартра.
— Филипп де Сен-Map?
Симеон кивнул.
— В убийстве обвинили евреев, и начались гонения. Я оказался удобным козлом отпущения. Меня успели предупредить: нашлись свидетели, которые видели его у моих дверей и утверждали, что мы не только ссорились, но и обменялись ударами. Теперь у меня не оставалось выбора. Был ли Сен-Мар честным человеком или предателем, но убили его — так я полагал — за то, что он узнал о книгах лабиринта. Его смерть и то, как он умер, доказывала, что в этом деле участвуют и другие. Что тайна Грааля открыта.
— Как вам удалось спастись? — спросила Элэйс.
— Слуги мои уже бежали и были, как я надеялся, в безопасности. Я прятался у друзей до следующего утра. Дождавшись открытия ворот, выскользнул из города в одежде старухи. Пришлось сбрить бороду! Со мной была Эсфирь.
— Так тебя не было, когда они выстроили новый собор с каменным лабиринтом? — усмехнулся Пеллетье. Элэйс удивленно покосилась на него, не понимая, что смешного находит отец в этих словах. — Ты, значит, не видел…
— Что такое? — не выдержала Элэйс.
Симеон хмыкнул, явно разделяя веселье друга.
— Не видел, но знаю, как он оказался полезен. Многих привлекает это кольцо мертвого камня. Смотрят, ищут и не ведают, что под ногами у них — поддельная тайна.
— Да что за лабиринт? — повторила Элэйс.
Они ее не услышали.
— Я бы дал тебе убежище в Каркассоне. Крышу над головой и защиту. Почему ты не пришел ко мне?
— Поверь, Бертран, я только об этом и мечтал. Но ты забываешь, как отличается Север от ваших прославленных веротерпимостью земель Ока. Я не мог разъезжать свободно, друг мой. В те годы евреям жилось трудно. Нас допускали далеко не всюду, а наше имущество то и дело грабили и разворовывали. — Симеон перевел дыхание. — Кроме того, я никогда не простил бы себе, если бы навел их — кто бы они ни были — на тебя. В ту ночь, когда я бежал из Шартра, я сам не знал, куда направляюсь. Казалось, безопаснее всего затаиться, пока не уляжется шум. А вскоре пожар заставил меня забыть обо всем.
— Как же ты оказался в Безьере? — решительно вмешалась в разговор Элэйс. — Тебя прислал сюда Ариф?
Симеон покачал головой.
— Случай и удача, Элэйс. Прежде всего я уехал в Шампань и там провел зиму. Весной, как только сошел снег, направился к югу. Мне посчастливилось пристать к английским евреям, которые, спасаясь от преследований на родине, ехали в Безьер. Место было не хуже других. Город славился терпимостью — евреям здесь доверяли, уважая в нас ученость и искусство. И Каркассона была недалеко — так что я оказался бы под рукой, если бы понадобился Арифу. — Он обратился к Бертрану. — Видит Бог, тяжело было знать, что ты всего в нескольких днях езды, но осторожность и благоразумие предписывали не сообщать о себе.
Он откинулся назад, сверкнув черными глазами.
— Уже тогда по дворам Европы ходили стихи и баллады. В Шампани трубадуры и менестрели пели о чудесной чаше, о дарующем жизнь эликсире, и бывало, попадали слишком близко к истине, чтобы можно было этого не замечать.
Пеллетье кивнул. Такие песни приходилось слышать и ему.
— Так что, взвесив все, я решил держаться в отдалении. Никогда не простил бы себе, если бы привел их к твоим дверям, мой друг.
Пеллетье протяжно вздохнул.
— Боюсь, Снмеон, несмотря на все наши усилия, нас предали, хотя прочных доказательств у меня нет. Но убежден: кому-то известно, что между нами есть связь. Не берусь сказать, известна ли им природа этих уз.
— Случилось что-то, что заставило тебя так думать?
— Примерно неделю назад Элэйс наткнулась на труп человека, плававшего в реке лицом вниз. Ему перерезали горло и отрубили большой палец на левой руке. Почему-то я подумал о тебе — без всяких причин. Но думается, его приняли за тебя. — Он помолчал. — Было кое-что и до того. И потому я доверил часть своих обязанностей Элэйс, на случай, если не сумею вернуться в Каркассону.
«Самое время рассказать им, почему ты здесь!»
— Отец, после того…
Пеллетье поднял руку, не дав дочери перебить себя.
— А тебя ничто не наводило на мысль, что твое убежище открыто, Симеон? Теми, кто искал тебя в Шартре, или другими?
Симеон качал головой.
— В последнее время — ничего. Я уже пятнадцать лет живу на Юге и, признаюсь, не было дня, когда бы я не ожидал, что мне вот-вот приставят нож к горлу. Но ничего определенного.
Элэйс больше не могла молчать.
— Отец, я как раз об этом и хочу сказать. Дай мне рассказать, что случилось после вашего отъезда из Каркассоны. Пожалуйста!
К концу ее рассказа Пеллетье стал багровым. Элэйс боялась, что отцовская вспыльчивость вырвется наружу. Он не позволил ни ей, ни Симеону себя успокоить.
— О книгах знают! — провозгласил он. — Сомнений больше нет.
— Успокойся, Бертран, — твердо остановил его Симеон. — Гнев затемняет ясность суждений.
Элэйс повернулась к окну, только теперь обратив внимание, что уличный шум стал отчетливей. Поднял голову и Пеллетье.
— Колокола замолчали, — сказал он. — Мне надо возвращаться в резиденцию сюзерена. Виконт Тренкавель ждет.
Он встал.
— Мне надо обдумать твой рассказ, Элэйс, и решить, что делать. Но прежде всего необходимо подумать о возвращении.
Он обернулся к Симеону.
— Ты едешь с нами.
Пока он говорил, Симеон открыл узорный деревянный ларец, стоявший у дальней стены. Элэйс придвинулась ближе нему. Крышка ларца была выложена алым бархатом, собранным в складки, как занавесь балдахина над ложем.
Симеон покачал головой.
— С вами не поеду. Останусь или уйду со своим народом. А потому, на всякий случай, возьми это.
Он запустил руку в глубь ларца. Раздался щелчок — отскочила скрытая пружина, и внизу открылся потайной ящичек. Когда Симеон выпрямился, Элэйс увидела у него в руках небольшой предмет, завернутый в овчинную накидку.
Мужчины обменялись взглядами, и Пеллетье, взяв книгу из рук Симеона, спрятал ее под плащом.
— В письме Ариф упоминает какую-то сестру из Каркассоны, — напомнил Симеон.
Пеллетье кивнул.
— Я понял его так, что эта женщина дружественна Noublesso, — сказал он. — Не могу вообразить, чтобы он имел в виду нечто большее.
— За второй книгой ко мне пришла женщина, Бертран, — ровным голосом продолжал его друг. — Признаться, тогда я, как и ты, счел, будто она послана лишь доставить книгу, однако в свете этого письма…
Пеллетье недоверчиво отмахнулся:
— Ни при каких обстоятельствах Ариф не сделал бы стражем — женщину. Он не мог так рисковать.
Элэйс было что сказать, но она прикусила язык.
Симеон пожал плечами.
— Нельзя сбрасывать со счетов и такую возможность.
— Ну и что это была за женщина? — нетерпеливо спросил Пеллетье. — Казалась она достойной такого великого доверия?
— По правде сказать, нет, — покачал головой Симеон. — Она не принадлежала ни к низшим, ни к высшим в этой жизни. Уже миновала детородный возраст, хотя с ней был ребенок. В Каркассону она направлялась через Сервиан, ее родной город.
Элэйс едва не вскочила с места.
— Скудные сведения, — проворчал Бертран. — Что же, она не назвала своего имени?
— Нет, да я и не спрашивал. При ней было письмо Арифа. Я дал ей на дорогу хлеба, сыра и плодов, и она ушла.
За разговором они дошли до входной двери.
— Я не хочу тебя здесь оставлять, — вырвалось у Элэйс.
Ей вдруг стало страшно за Симеона.
— Тот улыбнулся.
— Со мной все будет хорошо, дитя. Эсфирь соберет то немногое, что я возьму с собой в Каркассону. В толпе меня никто не узнает. Так будет безопаснее для всех нас.
Пеллетье кивнул.
— Еврейские кварталы расположены на берегу к востоку от Каркассоны, неподалеку от пригорода Сен-Венсен. Пришли мне весточку, когда доберешься.
— Обязательно.
Мужчины обнялись, и Пеллетье шагнул на людную улицу. Элэйс двинулась за ним следом, но Симеон задержал ее.
— Тебе не занимать отваги, Элэйс. Ты твердо и верно выполнила свой долг перед отцом. И перед Noublesso тоже. Но присмотри за ним. Он слишком горяч и может сбиться с пути, а впереди нас ждут трудные времена и трудный выбор.
Элэйс оглянулась через плечо и понизила голос, чтобы не услышал отец.
— Что это была за книга? Та, что вы отдали женщине в Каркассоне? Та, которой пока не хватает?
— «Книга Бальзамов», — ответил он. — Список лекарственных растений и трав. Твоему отцу была доверена «Книга Слов», а мне — «Книга Чисел».
«Каждому свое…»
— Ты получила ответ на свой вопрос? — Симеон проницательно взглянул на нее из-под кустистых бровей. — Утвердилась в своих предположениях?
Элэйс улыбнулась ему:
— Benlèu. Может быть.
Она поцеловала его и бросилась догонять отца.
«Дал еды на дорогу… И дощечку, наверно».
Элэйс решила держать свои мысли при себе, пока не проверит их, хотя в душе не сомневалась, что уже знает, где искать книгу. Мириады связей, паутиной протянувшихся через их жизни, вдруг стали ей ясны. Все намеки и ключи, упущенные только оттого, что их не искали.
|