Франц Гофман

Морской разбойник

Луи Жаколио

Морские разбойники

Франц Гофман

Морской разбойник

ГЛАВА I

В Ньюпорте

В начале октября 1759 года в гавани Ньюпорта, у берегов Северной Америки, стояли два судна, оба оснащенные и, по-видимому, совершенно готовые в любую минуту отправиться в путь.

Одно из них находилось на внутреннем рейде, в непосредственной близости от берега, и стояло на якоре. Это было очень красивое купеческое судно, носившее название "Королевская Каролина". На нем находился большой груз, предназначенный для отправки в Каролину, и судно ожидало, по-видимому, только нескольких пассажиров, для того чтобы распустить паруса и выйти в открытое море.

Другое судно находилось дальше от берега, на внешнем рейде. Его несколько странный вид невольно внушал подозрение, заставляя догадываться о назначении.

В гавани говорили, что это невольничье судно и что оно зашло в Ньюпорт только для того, чтобы запастись топливом и водой. Но вот уже прошла неделя, а корабль не трогался с места и преспокойно покачивался на своей якорной стоянке. Экипаж его не делал никаких приготовлений к отплытию и ничем не запасался.

Трое людей однажды внимательно стали наблюдать с берега за этим судном, как будто что-то обсуждая и обмениваясь замечаниями. Познакомимся с ними ближе.

Один из них молодой человек на вид лет двадцати семи. Его мужественные черты выражали силу и благородство; густые брови придавали лицу серьезное и рассудительное выражение, характерное для американцев, но в то же время у него был кроткий и приятный взгляд. Простая одежда, однако, не скрывала преимуществ его гибкой и сильной фигуры.

Из двух его спутников один был белый, другой негр. На обоих была подержанная одежда обыкновенных матросов;

но если бы и не эта одежда, в них легко было бы узнать людей, привычных к морю и корабельной службе.

И тот и другой были уже немолоды. Вся их внешность говорила о постоянной борьбе с ветром и непогодой, о бесчисленных опасностях и многолетних морских странствиях.

Белый был невысокого роста, но крепкого сложения, с широкими плечами, крепкой грудью и мускулистыми руками. Его низкий лоб был почти весь закрыт густыми рыжеватыми волосами, а из-под густых бровей блестели маленькие живые глаза, по которым можно было судить о его упрямом характере. Толстый и короткий нос, большой рот и сильно выдающийся подбородок вполне отвечали общему характеру его внешности.

Этот человек сидел на пустом бочонке, скрестив руки на груди и болтая ногами. Все его внимание сосредоточено было на невольничьем судне, временя от времени он делился наблюдениями с товарищем негром. -

Этот последний расположился возле него на большом камне и, по-видимому, ни о чем не думая, забавлялся тем, что подбирал с земли гладкие камешки и подбрасывал их вверх. Его внешность мало отличалась от внешности белого товарища, но рядом с ним он казался еще сильнее и мускулистее. Также и ростом он был, пожалуй, на голову выше. Черты его лица отличались большей осмысленностью, чем у многих негров; глаза смотрели весело и обнаруживали склонность к грубоватому юмору. В волосах показывалась седина, кожа начинала терять блеск, а по его движениям можно было заметить, что он начинал стареть, но закалился в жизненных трудах.

— А ведь прекрасная гавань, не правда ли? — обратился к товарищу сидевший на бочке.

Не переставая жевать табак, он в эту минуту в первый раз оторвал глаза от судна.

— Мне кажется, такой гаванью следует пользоваться, а невольничье судно остается на внешнем рейде, несмотря на опасность. Не понимаю, почему этот молодец предпочитает стоять столько на якоре, тогда как довольно было бы получаса времени, чтобы ввести его в этот док. К тому же он задает лишнюю работу своим шлюпкам каждый раз, когда экипажу приходится сходить на берег. А, Сципион, что скажешь?

Негр на минуту оставил свои камешки в покое.

— А я его прекрасно понимаю, Фид, — многозначительно ответил он. — Видишь ли, когда ветер подует с северо-востока, пожалуй, не так легко сейчас же сняться и выйти отсюда в открытое море. Ты как думаешь, мудрец? А там, на внешнем рейде, дело другое. Ну, я думаю, ты сам хорошо знаешь, что хозяева таких кораблей, как этот, не прочь иногда покинуть место стоянки как можно скорее.

Молодой человек до сих пор был весь погружен в свои мысли и только теперь как будто очнулся, услышав последние слова негра.

— Да, Фид, я тоже думаю, что Сципион прав. По всей вероятности, этот торговец невольниками стал на якоре там потому, что в это время года чаще всего дует западный ветер. Без сомнения, он должен это знать, и в том положении, какое он сейчас занимает, немного нужно, чтобы подняться с места и оставить берег. Каких-нибудь десять минут, и судно будет находиться вне выстрелов крепостных орудий.

— Вы, я вижу, кое-что смыслите в этих делах, — произнес глубокий звучный голос за его спиной.

Молодой человек быстро обернулся, услышав эту неожиданную обращенную к нему речь. Перед ним стоял чужестранец в возрасте между тридцатью и сорока годами. В его внешности было что-то невольно приковывавшее к себе внимание.

Он был не более чем среднего роста, отличался стройностью и прекрасным сложением. Густые белокурые волосы обрамляли мужественное загорелое лицо с тонкими благородными чертами и глубокими голубыми глазами. Правильный рот и подбородок выражали гордость.

В настоящую минуту глаза его имели скорее кроткое выражение, но нетрудно было угадать, что они могут загореться гневом и холодной жестокостью.

На нем были высокая шляпа, светло-зеленый сюртук и высокие кожаные ботфорты выше колен со шпорами.

— Вы, я вижу, кое-что смыслите в этих делах, — повторил он, спокойно помахивая хлыстом, находившимся в его красивых породистых руках. — И к тому же видно, что вы говорите как человек, привыкший высказывать свое суждение.

Молодой человек, по-видимому, не был доволен этим неожиданным появлением незнакомца и обращением к нему. Посмотрев на него и окинув взглядом с головы до ног, он довольно сухо ответил:

— Вам кажется странным, если верховой ездок понимает в лошадях, а моряк — в корабельных снастях.

Незнакомец, зеленый короткий сюртук которого и весь костюм в самом деле говорили о верховой езде, со странной усмешкой выслушал эти слова, похлопывая хлыстом по сапогам.

— Вам, конечно, незачем объяснять мне, что вы моряк, — сказал он с живостью, — а…

— Вам излишне было бы объяснять мне, что я вижу перед собой настоящую сухопутную крысу, — возразил нетерпеливо молодой человек.

И как бы желая показать, что не намерен продолжать дальше разговор, он сделал знак обоим матросам следовать за ним и пошел вдоль берега.

— Да, молодой человек, если вы так дальновидны, как думаете… — пробормотал незнакомец, оставшись один.

На минуту он как будто задумался, но потом, глядя вслед уходящему, прибавил:

— Молодой человек решителен во взглядах и горд, как испанец. Но такой мне и нужен — я постараюсь не выпустить его из рук.

И он, медленно шагая, последовал за тремя уходившими людьми.

Вскоре ему представилась возможность снова завязать разговор. На берегу находилась наполовину развалившаяся башня, стоявшая на земляном возвышении. Это были остатки старинного укрепления. Молодой человек и его спутники остановились возле башни. Несколько минут спустя незнакомец в свою очередь приблизился к ним.

Легкая улыбка скользнула по его губам, когда он увидел, как недоверчиво молодой человек смотрел на него.

— Простите, если я кажусь вам навязчивым, но вы мне очень симпатичны, и в моем желании познакомиться с вами нет никаких задних мыслей. Не думайте, что я знакомлюсь с каждым встречным, — нет. Но в вас есть что-то такое, что мне очень нравится и побуждает сделать этот шаг.

В его голосе и в обращении была какая-то теплота, повлиявшая на молодого моряка. Приготовленный ответ замер на его губах.

В то же время он испытующе посмотрел на стоявшего перед ним незнакомца и встретил спокойный и полный достоинства взгляд. Невольное смущение овладело молодым человеком.

— Простите мою прежнюю резкость, — сказал он, колеблясь. — Я бы не ответил вам так в другую минуту, но вы застали меня врасплох как раз, когда я был занят очень серьезными мыслями.

— И если я не ошибаюсь, — заметил, смеясь, незнакомец, — ваши мысли были всецело заняты кораблем, стоявшим на якоре. Вы как будто находите в нем что-то особенное, мистер…

— Вильдер… Генри Вильдер, — назвал себя молодой человек, слегка поклонившись. — Да, вы не ошиблись. Я думаю, любой моряк на моем месте стал бы с таким же удовольствием смотреть на это судно. Я редко видел такую прекрасную постройку и оснащение. Кроме того, меня это особенно интересует еще потому, что я как раз ищу место и очень не прочь был бы попасть на такой корабль.

— Я думаю, хозяин этого судна, наверное, не отказался бы принять вас на службу, так как вы, очевидно, обладаете прекрасными познаниями в морском деле. Почему бы вам не попытаться?

— Но я не знаю капитана. Каким же образом я к нему явлюсь?

— Неужели это вас смущает? Я думаю, моряк всегда встретит хороший прием среди своих коллег.

— В общем это, пожалуй, верно. Но торговцы невольниками неохотно принимают у себя незнакомых гостей и рады от них отделаться, — возразил молодой человек.

— Итак, если я вас верно понял, вы отказываетесь от всяких попыток.

Вильдер бросил на него вопросительный взгляд.

— Почему вы непременно хотите это знать? — холодно спросил он.

— Я не намерен что-либо выпытывать у вас, но, по моему мнению, нерешительность плохое средство, когда человек хочет чего-то достичь. Вам нужно подходящее место, и это судно нравится вам — советую попробовать.

Проговорив эти слова, незнакомец, слегка поклонившись, повернулся и скрылся за стеною башни.

— Надо сознаться, что совет неплохой, во всяком случае, — проговорил Вильдер про себя. — Но что побуждает этого господина так настойчиво рекомендовать мне этот путь? Впрочем, все равно — попробовать надо, и если мне удастся, я, может быть, буду ближе к цели, чем мог надеяться.

ГЛАВА II

На корабле Морского Разбойника

Было около 10 часов вечера, когда лодка с тремя людьми бесшумно отошла от берега и стала скользить по направлению к внешнему рейду.

Фид и негр сидели на веслах, в то время как Вильдер управлял рулем. Молодой человек находился в глубокой задумчивости, устремив взгляд в ту сторону, где в темноте неясно выделялся силуэт невольничьего судна.

Несколько минут прошли в молчании.

— Друзья мои, — заговорил Вильдер, глубоко вздохнув, — я должен теперь поделиться с вами моими планами. Вот уже больше двадцати лет, как вы меня не оставляете, а потому вправе знать, что мне от вас потребуется. А как время быстро бежит! Ведь я был совсем маленьким, когда вы, Фид, спасти меня с опасностью для собственной жизни и принесли к вашему капитану. Как бы там ни было, я, без сомнения, обязан вам и тем, что остался жив, и тем, что из меня вышел потом хороший моряк и офицер королевской морской службы.

— Да стоит ли об этом говорить, мистер Генри? — пробормотал в смущении старый моряк.

— Нет, Фид, я глубоко вам обязан за это все и, кроме того, еще за вашу крепкую привязанность ко мне.

— Ну, мистер Генри, что касается привязанности, то уж это у меня в крови, а если я бываю иногда немного упрям или чересчур откровенен, так уж вы не гневайтесь, потому что тут, видите ли, сердце мое ни при чем.

— Да полно, полно, — перебил его Вильдер, тронутый этим признанием. — Вы сами хорошо знаете, что нас уж ничто не разлучит, если вы сами добровольно от меня не уйдете. Вот потому-то я и хочу вам сообщить о том, что намерен сейчас предпринять. Нам предстоит дело довольно

рискованное, и нельзя предвидеть, какая опасность может нас ждать.

— Я бы одно хотел знать, — перебил его Фид, — входит ли в ваши намерения еще долго оставаться на суше?

— Нет, Фид, можешь быть спокоен. Мы, вероятно, отправимся в море скорее, чем ты думаешь.

— Ну, тогда подымем паруса, если вы предвидите попутный ветер. Вот тут Фид на своем месте, а что касается разговоров и планов, так на это я не гожусь.

— Но, может быть, если вы узнаете…

— Ничего не хочу знать. Не раз я пускался с вами в путь по приказаниям начальства, не спрашивая, куда мы едем. С какой стати я побоялся бы еще раз рискнуть шкурой, сопровождая вас. А ты, Гвинея, как думаешь? Надо ли тебе сперва знать курс корабля, если мистер Генри будет находиться на борту?

Негр отрицательно покачал головой.

— Только бы нам уж стоять на палубных досках, — проговорил он, — а там пусть только мистер Генри командует, как хочет.

— Так я и знал, — сказал Фид. — Так вот: говорите, что нам делать, а объяснений вовсе не надо.

— Но вы все-таки должны знать, в чем дело, друзья мои, — иначе нельзя. Я вам расскажу все в нескольких словах. Слушайте. Я хочу вступить в решительную борьбу с Морским Разбойником, благодаря которому эти широты уже давно небезопасны. Многие старались победить его силой, но до сих пор никто не мог в этом преуспеть. Я хочу попытаться в свою очередь.

Мы с капитаном Бигналем придумали хитрость и будем вместе действовать. Излишне вам объяснять, что речь идет о Красном Морском Разбойнике, но одного вы, вероятно, еще не знаете. Ему принадлежит то самое судно, что стоит на внешнем рейде и носит название "Дельфин". Мы направляемся теперь к этому судну, так как я намерен подняться на борт и нанести визит самому капитану.

Словно по команде, оба матроса вдруг перестали грести и с удивлением посмотрели на своего молодого начальника.

— Красный Морской Разбойник!

Это восклицание невольно вырвалось у Фида, причем в его голосе звучали ужас и удивление.

— Так это он стоит на рейде? Неужели это тот самый знаменитый пират и торговец невольниками?

— Ну, Фид, не кричи, однако, как сумасшедший, — остановил его Вильдер.

— Но вы, сударь, шутите?

— Нет, мой друг, я никогда не говорил серьезнее, чем теперь. Каким образом я это узнал — неважно, но никаких сомнений на этот счет у нас не может быть. К тому же я думаю, что угадал причину его пребывания здесь.

Прежде всего "Королевская Каролина" представляет для него богатую и удобную добычу, и, без сомнения, он только и ждет момента, когда она выйдет в море… для того чтобы напасть на нее.

Но, по всей вероятности, его намерения идут дальше. На этом корабле едет дочь генерала Грэйзона. Она со своей гувернанткой направляется к отцу в Каролину. Если девушка попадет в его руки, она будет для него очень важным приобретением, и он не замедлит этим воспользоваться в своих целях.

Я поставил себе задачей прежде всего помешать ему и устранить опасность, угрожающую молодой девушке. Но, разумеется, мой план выполним только в том случае, если я буду знать все, что мне надо. Итак, для того чтобы приготовиться к делу, я решил предпринять эту поездку и побывать на "Дельфине".

На минуту он остановился, как бы ожидая возражений или замечаний со стороны своих спутников. Но оба они сидели молча на своих местах.

— Теперь вы знаете все, — продолжал он. — Я вас спрашиваю еще раз, готовы ли вы сопровождать меня на корабль. Не забудьте, что нас могут ожидать всякие случайности, так как неизвестно, доволен ли будет пират моим посещением.

И теперь они ничего не ответили, но оба так энергично продолжали работать веслами, что ответ становился лишним.

На губах Вильдера появилась довольная улыбка.

— Ну, я вижу, что не обманулся в вас и что вы не захотите меня оставить. Итак, мы будем действовать как один человек. Вперед, и да хранит нас Господь.

Матросы продолжали молча грести, и чем более они приближались к цели, тем тише становились взмахи весел. Наконец всего пятьдесят шагов отделяли их от корабля. Ночь была довольно темная, но и при слабом мерцании звезд острый взгляд моряка мог различить стройный силуэт судна с его тремя мачтами, грациозной симметрией рей и превосходными снастями.

— Какое красивое судно, — прошептал Вильдер.

Как истый моряк он не мог не восхищаться такого рода зрелищем.

— Я бы не променял это судно на лучший корабль королевского флота. Но как жаль, что такой образцовый во всех отношениях корабль находится в руках безбожных воров и злодеев.

— Да на нем все паруса приготовлены к отплытию, — пробормотал Фид в свою очередь.

Нравственные соображения, по-видимому, не отягощали его голову, и он продолжал:

— Пари готов держать, что ему довольно пяти минут, чтобы сняться с якоря и выйти в море. Я так думаю, что у него на совести не совсем чисто.

— Это очень вероятно, — ответил Вильдер смеясь, — но тише, друзья мои, а то нас могут, пожалуй, заметить.

В то же мгновение навстречу им с корабля послышался оклик.

— Бот, стой! Кто едет?

Вильдер ответил, и окликнувший их часовой позволил им приблизиться.

Еще минута, и Вильдер уже взбирался по спущенной лесенке на борт, между тем как Фид и негр продолжали держаться внизу и прицепили шлюпку к судну.

Поднявшись наверх, молодой человек бросил вокруг себя быстрый и проницательный взгляд. Перед ним стоял человек в широком плаще, по-видимому, офицер. Еще раз осмотревшись, Вильдер успел разглядеть неясные контуры пушек на правом и левом борту. Вообще, судно имело прекрасно укрепленный вид. Но в то же время казалось, что оно предназначено как будто только для торговых целей и укреплено для защиты от нападений.

Все было, очевидно, приспособлено здесь так, чтобы не выдать настоящего характера владельца, и Вильдер тем более должен был понять опасность своего положения. В то же время для него было ясно, что только смелость и сообразительность могут сделать пребывание его здесь безопасным.

Подумав об этом, он обратился к офицеру в плаще:

— Вы, без сомнения, удивлены, сударь, тем, что я выбрал такой поздний час для посещения?

— Да, конечно, мы ожидали вас раньше.

— Как ожидали?

— Ну конечно. Вы так долго и так внимательно наблюдали за нами с берега, что легко было предположить ваше желание посетить нас.

— Это меня удивляет, — воскликнул молодой человек. — Но почему вы знаете, что…

— Почему мы знали, что вы наблюдаете за нами? Но это очень просто, так как, снаряжая наше судно, мы не забыли также о подзорной трубе.

— Прекрасно, сударь — ответил Вильдер, — но вы находитесь в спокойной гавани и странно, что считали нужным так внимательно осматривать берег.

Тот слегка замялся в ответ.

— Да почем знать, может быть мы чего-нибудь и ждем оттуда — кто знает! Но я задерживаю вас, сударь. По всей вероятности, вы хотите видеть капитана?

— Но я думал, что имею удовольствие его видеть.

— Как, где?

— Я думал, вы сами…

— Ах, так! — сказал тот, как будто чем-то встревоженный. — Нет, вы очень ошибаетесь… но прошу вас — капитан ожидает вас в каюте.

— Но, быть может, вы сперва доложите?

— Нет, это излишне. Он уже знает, что вы здесь. На этой палубе редко что случается, о чем он не узнал бы сразу же.

Минуту спустя они стояли у входа в каюту, и офицер тихо сказал Вильдеру:

— Постучитесь, пожалуйста. Вы стукнете два раза и войдете после того, как вам ответят.

Вильдер поступил так, как тот ему советовал. На первый его стук никто не ответил. Но когда он постучал во второй раз, чей-то глубокий и звучный голос ответил:

— Войдите.

Где он слышал этот звучный повелительный голос? В эту минуту он не мог вспомнить, но голос был ему знаком. Он нажал ручку двери и очутился в ярко освещенной каюте…

Перед ним был незнакомец в зеленом сюртуке. С минуту они молча стояли друг против друга. Вильдер был изумлен и смущен. По губам незнакомца скользнула едва заметная улыбка.

В этот момент, прежде чем заговорить, молодой моряк окинул быстрым взглядом каюту, как бы желая обеспечить себе выход из львиной пещеры, если ему будет грозить здесь опасность.

На первый взгляд, это была как бы обыкновенная каюта, но ее убранство производило странное впечатление. Предметы роскоши соседствовали с боевыми орудиями. С потолка спускалась лампа массивного серебра, по-видимому, украшавшая некогда какую-нибудь церковь. По середине каюты стоял большой стол красного дерева с массивными ножками, изображавшими зверей, и золочеными украшениями. Невольно мелькнула мысль, что этот стол предназначался не для корабельной каюты. На столе находились два тяжелых серебряных подсвечника и лампа в церковном стиле. Вдоль правой стены стоял диван, покрытый превосходным бархатом, а напротив находился другой диван, обтянутый голубым шелком.

Висевшие на стене зеркала, предметы из серебра, посуда из тончайшего хрусталя, драпировки, пестревшие красками, толстые персидские ковры, заглушавшие походку, и множество дорогих вещиц и принадлежностей комфорта дополняли странное убранство помещения. Не могло быть сомнения, что эти вещи не были подобраны и попадали сюда случайно, смотря по обстоятельствам.

Все эти предметы, во всяком случае, могли служить украшением светской гостиной, а потому увиденное невольно поражало. Тут же находилось в большом количестве военное оружие. Так, прежде всего обращали на себя внимание пушки, прикрытые чехлами. Видно было, что не надо много времени, чтобы привести их в боевую готовность. В пять минут можно было освободить всю каюту от ненужных вещей и сделать из нее укрепленную крепость.

По середине каюты проходила мачта, и вокруг этого столба стояли прислоненные ружья, сабли, пики, топоры и прочие орудия. Все это имело такой вид, как будто служило украшением, но в то же время было под рукой.

В углу, возле тяжелой дубовой двери, находились также прислоненные две тяжелые доски, обитые железом. Они были, очевидно, приготовлены для того, чтобы в случае надобности укрепить дверь и загородить вход в каюту. Вблизи мачты виднелся спуск в нижнее помещение, где хранился, вероятно, запас снарядов.

Такие приготовления заставляли догадываться, что каюта служила, вероятно, главной крепостью на этом судне.

Все это, как мы сказали, Вильдер успел окинуть беглым взглядом. Незнакомец между тем смотрел на него с особой благосклонностью.

Они подошли к столу, на котором лежало множество карт и планов.

— Чем мы обязаны оказанной нам чести? — спросил пират.

— Мне кажется, я вправе ответить, что явился сюда по приглашению капитана, — сказал молодой человек, твердо и спокойно глядя ему в глаза.

Пират улыбнулся и движением руки предложил гостю сесть.

— Пожалуй, вы правы, мистер Вильдер, — сказал он, — я такой же моряк, как и вы, и горжусь тем, что этот прекрасный корабль принадлежит мне. Но сегодня утром ваши суждения были ошибочны.

— Тем более вам должно быть понятно мое посещение, — сказал Вильдер, не обратив внимания на последние слова.

— Конечно, сударь. Как вы говорили утром? Вам было бы особенно приятно занять место на этом судне, не так ли? И я в свою очередь не стану скрывать, что рад ближе познакомиться с вами. Может быть, мы и сойдемся, если вы в самом деле захотите служить.

— Конечно, я буду очень рад, хотя может показаться странным, что я ищу место в такое время, когда везде нуждаются в людях.

— Оставим это. Вы ищете место — этого довольно, но, без сомнения, прежде чем явиться сюда, вы справлялись о роде нашей деятельности. Этого, конечно, требовала простая осторожность.

— В Ньюпорте вас считают торговцем невольниками, — проговорил Вильдер после минутного молчания.

— Но вас это как будто не удовлетворило. Мне кажется, у вас есть еще свое мнение на этот счет. Во всяком случае, вы бы хотели больше узнать о нас, прежде чем связать себя каким-нибудь условием. Не так ли?

На столе стоял небольшой ящик, окованный серебром. Пират вынул из него бумагу и подал молодому человеку.

— Прочтя это, — сказал он, глядя на гостя, — вы увидите, что мы имеем серьезное поручение и, кроме наших личных дел, мы уполномочены оказывать помощь королевским судам.

Вильдер прочел бумагу.

— Но ведь здесь речь идет о бриге…

— Ах да, правда, я вам дал не ту бумагу. Вот возьмите.

— А это опять поручение известному кораблю под названием "Три сестры". Ведь у вас, конечно, больше десяти пушек и притом я вижу здесь десятифунтовое орудие, а в приказе говорится только о четырехфунтовых.

— О, я вижу, вы любите точность, но, знаете ли, поручение может меняться.

И он положил бумагу обратно в ящик, где находилось, по-видимому, много подобных.

Потом он встал и быстро стал ходить взад и вперед по каюте. Вдруг он остановился опять прямо перед Вильдером и продолжал:

— Мне нечего объяснять вам, Вильдер, что наше ремесло сопряжено с большой опасностью. Некоторые считают даже нашу деятельность незаконной, но мы оставим пока этот вопрос открытым. Я думаю, прежде чем прийти сюда, вы осведомились, конечно, о том, чем мы занимаемся.

— Не знаю, вполне ли я вас понял.

— Мы сейчас поймем друг друга. Коротко и ясно — вы нужны мне. Мы потеряли недавно одного из офицеров нашего экипажа. Правда, он был старше вас, но едва ли обладал вашими способностями. Молодого человека съели рыбы.

— Как, он утонул?

— Нет! Он пал в открытой борьбе с королевским судном.

— С королевским судном? — воскликнул Вильдер. — Неужели ваши полномочия простираются так далеко, что дают вам право сражаться с командой ее величества?

Капитан закусил губу, как будто понял, что сказал лишнее.

— Но ведь не один король Георг на свете, — ответил он. Эти слова он произнес уже с видом полного равнодушия.

— Может быть, на этом судне развевался белый флаг Франции до революции, может быть, оно шло под флагом Дании — я думаю, что вам это все равно. Итак, чтобы не терять времени, я вам должен сказать, почему я хотел бы видеть вас на моей службе: в случае какого-нибудь несчастья я бы умер спокойнее, если бы знал, что оставляю вместо себя способного человека.

— Я прекрасно понимаю ваши чувства, но в конце концов вы, вероятно, должны будете предоставить возможность владельцу судна найти это замещение. Может быть, у него найдется свой кандидат.

— О, наш хозяин вполне благоразумен, — проговорил капитан со значительной улыбкой. — Он редко вмешивается и не беспокоит нас своими приказаниями.

— Тем лучше для вас, — сказал Вильдер.

Возле стола находился ящик. Последний был открыт, и видно было, что в нем хранятся флаги.

— Я вижу, у вас тут очень много флагов и к тому же различных наций. Разве вам разрешено пользоваться ими по усмотрению, как вы захотите?

Взгляды собеседников встретились. Несколько секунд продолжалось молчание. Каждый из них как будто старался проникнуть в душу другого и угадать его мысли.

Наконец капитан вынул из ящика несколько флагов и, как будто не обращая внимания на последнее замечание, сказал:

— Да, здесь много флагов!

Вот золотой — расточительной Испании; вот скромный португальский, белый, французский…

— Какой же из них вы чаще употребляете? — перебил его Вильдер.

— как вам сказать: В спокойное время я действую иногда просто по капризу и бывает, что меняю дюжину флагов в день.

Помолчав с минуту, он опять заговорил, но уже серьезнее и с каким-то особенным выражением.

— Впрочем, один я предпочитаю всем другим.

— Могу спросить какой?

Капитан держал в руке флаг, но не спешил его развернуть.

Не говоря ни слова, он опять устремил взгляд на Вильдера, как — бы снова пробуя проникнуть в глубину его мыслей и составить себе о нем твердое суждение.

Наконец он сделал быстрое движение и развернул флаг.

— Вот! — коротко сказал он.

Темное красное поле без рамок, без всяких украшений. Вильдер немного отступил шаг назад.

— Этот цвет Морских Разбойников! — произнес он вполголоса, в смущении.

— Не многих, но только одного, — возразил капитан — и я предпочитаю этот флаг другим с мертвыми головами на черном фоне и прочими детскими ужасами. Когда этот флаг развевается на главной мачте моего корабля, мы говорим ясным языком, понятным без всяких аллегорий.

До сих пор во время разговора с молодым человеком в чертах лица капитана все время можно было уловить выражение скрытой иронии, но теперь он скорее с гордостью продолжал:

— Итак, пора нам выставить наш флаг, — надо ли мне еще пояснять вам, кто я такой.

— Мне кажется это лишнее, — возразил Вильдер. Если я правильно понял все, что я здесь вижу и слышу, то я, конечно, угадываю, что нахожусь перед…

— Морским Разбойником! — докончил тот. — Почему, вы стеснялись меня назвать; Я думаю такому человеку, как вы, даже "Ужас Морей" не может внушать страх.

Итак, вы знаете, с кем говорите, и я надеюсь, что этот час будет началом прочной и продолжительной дружбы между нами.

Я неохотно бываю с кем-нибудь откровенен, но с первой минуты, как увидел вас, я почувствовал к вам удивительное влечение.

Итак, милости просим, я рад вас видеть здесь.

Казалось, Вильдер должен был только радоваться всему, что случилось. По-видимому, он был ближе к цели, чем мог надеяться. Его главнейшей задачей было приобрести доверие врага, и вот этот последний сам шел ему навстречу.

Тем не менее Вильдер был не совсем доволен и чувствовал тайное смущение.

На него нахлынул целый поток неожиданных впечатлений. Это открытое обращение к нему, эта откровенность гордого и одинокого человека совершенно его обезоруживали, и в эту минуту он готов был отказаться вовсе от исполнения своих намерений. Но в то же время он говорил себе, что должен заставить себя забыть о личных симпатиях, так как дело шло о флаге других.

Вправе ли он отказаться от своего решения уничтожить грозную опасность и оказать этим необходимую услугу людям? Эти размышления вернули ему прежнюю решимость и хладнокровие. Не выдавая ничем своих колебаний, он ответил собеседнику:

— В таком случае и я могу откровенно сказать, что мне нравится ваш корабль и что с этой минуты я в вашем распоряжении. Вы можете указать мне место на корабле, где я могу быть, по вашему мнению, полезнее всего.

— Я вам сказал, что недавно лишился старшего офицера. Вы можете занять его место, а в случае, если меня постигнет смерть, вы будете моим преемником. Надеюсь, вы против этого ничего не будете иметь.

И, как будто вспомнив что-то, он продолжал:

— Вам, может быть, покажется странным такое доверие с моей стороны, несмотря на короткое знакомство. Да, оно, возможно, в самом деле странное, если не принять во внимание, что я должен спешить.

Такого рода ответственные места не могут долго оставаться свободными. На таком крейсере, как мой, необходимо всегда поддерживать строгую дисциплину. Впрочем…

Его взгляд остановился на лице молодого человека, и он продолжал:

— Мне кажется, я довольно хорошо умею распознавать людей и не сомневаюсь, что доверие к вам — самый верный путь к тому, чтобы заслужить вашу преданность.

— Да, вы правы, — произнес Вильдер, не глядя на него. — Итак, наш договор заключен. А теперь позвольте мне вернуться на берег. Мне надо устроить мои дела, а завтра я к вашим услугам.

Капитан взглянул на него с удивлением.

— Вы хотите на берег? Оставить судно? Мои офицеры в это время никогда не оставляют корабль, а вы сами только что сказали, что наш договор заключен.

— Но мое имя еще не внесено в корабельный список, — ответил Вильдер гордым и вызывающим тоном. — Если вы думаете поставить меня в рабскую зависимость, если вы хотите мешать всякому моему свободному движению, в таком случае придется считать наши условия недействительными.

Морской Разбойник снова бросил на него быстрый взгляд.

— Я удивляюсь вашему мужеству больше, чем вашей осторожности. Но, сударь, вы должны знать, что будете иметь во мне ревнивого друга, которому всякая разлука, даже короткая, в тягость. К тому же у вас будет мало поводов оставлять корабль. Едва ли у вас возникнут такие желания, которые нельзя было бы тут же удовлетворить.

— Но нет ничего на свете такого, что могло бы заменить свободу, — настаивал Вильдер.

— Не понимаю, какой свободы вы хотите, — воскликнул нетерпеливо капитан.

После короткой паузы он продолжал уже спокойнее:

— Надеюсь, вы не захотите с самого начала злоупотреблять моим доверием. Мы только что познакомились — не заставляйте же меня сожалеть о том, что я так открыто шел вам навстречу.

— Но все-таки я должен настаивать на моем требовании, — настойчиво возразил Вильдер, — хотя бы только для того, чтобы убедиться в вашем доверии и в том, что вы не смотрите на меня как на вашего пленника.

Некоторое время они молчали. Морской Разбойник стоял у окна и смотрел в темное пространство, по-видимому, погрузившись в свои мысли. Наконец он обернулся и сказал:

— Не знаю, что я должен увидеть в вашем требовании: твердость ли характера или скрытый план, но… я хочу вам верить, а потому предполагаю в этом только характер. Надеюсь, однако, вы обещаете мне, что, пока мы находимся в этой гавани, вы не станете ни с кем говорить о моем корабле и никто в Ньюпорте не будет знать о наших намерениях.

— Даю вам слово, что этого не будет.

— Прекрасно, — сказал пират, довольный этим ответом. Затем они обменялись крепким рукопожатием.

— Вы можете через час отправиться на берег, если хотите, а пока я предложил бы вам познакомиться с нашими правилами и уставом службы на моем корабле. Кстати, вы запишете также ваше имя в наш корабельный журнал.

На столе находился небольшой серебряный звонок. Красный Разбойник нажал кнопку, и спустя несколько секунд на пороге каюты появился юноша лет шестнадцати на вид в одежде юнги. Он стоял с шапкой в руке, почтительно ожидая приказаний.

— Что прикажете, сударь? — коротко спросил он.

— Вот, Ральф, наш новый старший офицер.

И, обращаясь снова к молодому человеку, капитан спросил:

— Не хотите ли вы что-нибудь закусить? Нет? В таком случае этот юноша проведет вас в офицерскую каюту. Вы найдете там все наши писаные правила и корабельный журнал. Я приду к вам через час.

Движением руки он простился с молодым человеком и принялся за работу, прерванную приходом Вильдера.

Молодой человек, следуя за юнгой, не забывал все внимательно осматривать. Насколько он успел заметить, помещения на корабле, офицерские каюты, сторожевые посты и прочее — все было совершенно такое же, как на королевских военных судах.

Но в то же время Вильдер заметил, что все средства обороны на этом крейсере были рассчитаны не только на морское сражение с врагом, но и для защиты офицеров в случае бунта команды, находящейся на крейсере.

Молодой человек провел около часа в офицерской каюте, пока появился капитан. Вильдер успел в это время познакомиться с корабельным уставом.

— Как вы находите наши законы? — спросил его пират. — Надеюсь, они удовлетворяют всем необходимым требованиям?

— Даже больше того, — возразил Вильдер, вставая. — Я не встречал нигде таких строгих правил, даже…

— Даже? — быстро повторил капитан, заметив в тоне молодого человека минутное колебание.

— Я хотел сказать: даже на судах королевского флота. Но я не знаю, хорошей или худой рекомендацией считаете службу на королевском флоте.

— Конечно, хорошей, сударь! — воскликнул пират. — Кто же в этом сомневается!

И после минутного молчания он прибавил:

— Я сам начал службу на королевском флоте.

— На каком корабле? — спросил Вильдер.

— На многих… Но не будем отклоняться… Вы понимаете сами, что на таком крейсере, как наш, необходимы особые правила. Никакой суд, никакое морское право не ограждают нас от своеволия людей, составляющих наш экипаж. Капитан должен обладать неограниченной властью, для того чтобы держать эту команду в полном повиновении. Если вы взглянете на дело с этой точки зрения, то согласитесь, что наши правила нельзя считать чересчур строгими.

— Все-таки, мне кажется, эти правила дают слишком уж неограниченную власть.

— Пусть это будет ваше личное мнение, сударь! Но хорошо, если вы не станете повторять это мнение вслух, пока будете находиться на службе здесь. Впрочем, едва ли вам представится случай когда-нибудь сказать, что я проявляю произвол. Но идемте, вам пора в путь.

Они вышли на палубу и когда приблизились к трапу, пират сказал, улыбаясь:

— Я сожалею лишь о том, что не могу отправить вас на берег с подобающей честью. К сожалению, обстоятельства таковы, что нельзя этого сделать, и вам придется ехать в той же шлюпке, в которой вы приехали сюда. Те два матроса, которые были с вами, вероятно, захотят также остаться здесь?

— Да, они привязаны ко мне с давних пор и, конечно, не захотят меня оставить.

— Прекрасно, пусть поступят оба на службу к нам. Но, разумеется, они будут под моим начальством, как и весь прочий экипаж.

— Да, конечно, сударь.

С этими словами они простились.

Вильдер легко спустился по трапу вниз и послал Фида и негра наверх.

В то время как Вильдер усердно греб, удаляясь от корабля, его глаза еще некоторое время были прикованы к судну. Наверху, возле бушприта, долгое время еще виднелась стройная фигура, привлекавшая внимание Вильдера. Это был Морской Разбойник.

ГЛАВА III

Новый капитан

Вильдер имел серьезные причины, настаивая на том, что должен вернуться на берег. Дочь генерала Грэйзона не должна была ни в коем случае вступить на палубу "Королевской Каролины". Вильдер решил сделать все возможное со своей стороны, чтобы отговорить молодую девушку от этого намерения.

Итак, он разыскал на следующий день обеих дам, но, к глубокому своему сожалению, тотчас убедился, что ему едва ли удастся достигнуть цели. Он не мог им сказать прямо, в чем дело, а его намеки и неясные предостережения не могли произвести должного впечатления.

Таким образом, все его усилия ни к чему не привели. Мисс Грэйзон страстно жаждала увидеть скорее отца, а потому никакие опасности не могли ее испугать.

В отчаянии Вильдер уже готов был ей все открыть. Но, с одной стороны, это задевало его честь, так как он дал слово пирату молчать. В то же время, раскрыв правду, он должен был отказаться от своей главной цели — перехитрить Морского Разбойника и спасти от него страну. Последнее, однако, было слишком важно, а потому он решил предоставить все судьбе.

Утешением ему могло служить то обстоятельство, что Морской Разбойник, во всяком случае, не был таким, каким его рисовало напуганное воображение. Вильдер не сомневался, что пират будет по-рыцарски относиться к женщинам, попавшим к нему в руки.

Простившись с мисс Грэйзон, он медленно шел по берегу, погруженный в мысли об этом. Вдруг кто-то положил руку на его плечо. Повернувшись, он увидел Ральфа, юнгу с "Дельфина". Тот подал ему запечатанное письмо.

— Что это значит? — спросил Вильдер.

— Мне приказано передать это вам.

— И это все?

— Да, сударь. Ответ не нужен.

И, почтительно поклонившись, мальчик быстро удалился. Вильдер вскрыл письмо и прочел:

"Милостивый государь! Несчастный случай препятствует капитану "Королевской Каролины" принять на себя управление судном в ближайшее время. Если у вас все документы в надлежащем виде, постарайтесь немедленно занять его место. Не удивляйтесь, если вы встретите постороннюю помощь и вас любезно примут. Мои агенты действуют всюду, и золото оказывает везде могущественное влияние".

Вильдер не мог сомневаться ни одной минуты в том, какую цель преследует Красный Разбойник. Конечно, он, Вильдер, должен был передать купеческое судно в руки пирата!

Прекрасный план, но… молодому человеку пришла в голову новая мысль — быть может, ему удастся воспользоваться этим планом для своей цели. Не посылала ли судьба ему случай спасти мисс Грэйзон таким образом?

"Королевская Каролина" пользовалась репутацией быстроходного судна. Имея в своем распоряжении такой корабль и, без сомнения, очень хороший экипаж, он может обмануть пирата и ускользнуть от него в открытом море. Если бы это ему удалось, то легко можно потом найти оправдание перед пиратом, уверив его, что на "Каролине" угадали его намерения предаться Морскому Разбойнику и отняли у него командование.

В результате он тотчас принял решение сделать так, как ему писал пират. Несколько минут спустя он уже находился в шлюпке, направляясь к "Каролине".

По-видимому, ему благоприятствовало счастье, так как на борту купеческого судна он нашел агента, присланного хозяином и уполномоченного заменить капитана другим лицом.

Молодой человек представился ему.

— А, так вы мистер Вильдер! — сказал агент, костюм и все обращение которого позволяли угадывать в нем делового человека. — Я вспоминаю, что как раз сегодня утром мне говорили о вас как о прекрасном моряке. Но должен сознаться — я думал, что вы старше.

Вильдер улыбнулся.

— А разве только возраст гарантирует знание дела и выполнение принятых на себя обязанностей?

— Один возраст — конечно, нет. Я этого не думаю. Но вы сами, без сомнения, цените многолетнюю опытность.

— Может быть, эти бумаги скажут вам больше, чем моя наружность.

Вильдер вынул из кармана несколько тщательно сложенных бумаг. Агент развернул их и стал внимательно читать, время от времени подымая глаза и глядя на молодого человека, точно он хотел проверить справедливость этих данных. Наконец он сложил бумаги и с улыбкой сказал:

— Да, мистер Вильдер, эти документы служат доказательством, что в ваши руки смело можно передать командование судном. Итак, я согласен, если мы сойдемся в договорной плате и других условиях. Будьте добры последовать за мною в каюту.

Вильдер проявил большую сговорчивость при переговорах. Агент не мог надивиться его уступчивости и не замедлил этим воспользоваться в интересах владельца и в своих собственных. Но как он был бы огорчен потом, если бы узнал, что Вильдер готов был принять место без всякого жалованья, только бы попасть на судно.

Таким образом, они скоро пришли к соглашению, и не более как через час Вильдер держал в руках патент о его новом назначении.

Вполне довольный этим, он знал теперь, что должен делать. Без сомнения, ему оставалось надеяться на быстрый ход корабля, и он был убежден, что "Каролина" не обманет его ожиданий.

В тот же день он получил приказ выйти в морс. Ветер был попутный, а потому нельзя было терять времени.

Вильдер в сопровождении агента отправился на берег, чтобы приготовиться в путь. Впрочем, его сборы были недолгие. Надо было взять вещи в гостинице, где он остановился, и перевезти их на корабль.

Когда он вернулся на судно, то увидел прежде всего мисс Грэйзон с ее воспитательницей, мистрис Эллис. Последняя вместе с горничной была занята уборкой вещей.

Да, они не скрывали своего удивления, когда увидели его. Но это удивление еще возросло, когда они узнали, какое место он здесь занимает.

— И вы нам ничего не сказали об этом сегодня утром? — спросила мистрис Эллис.

В ее голосе слышался упрек.

А между тем мисс Грэйзон была в отчаянии, узнав о несчастном случае с капитаном и думая, что это задержит их отъезд.

— Вы знаете, как давно ей хочется уехать к отцу.

— Могу вас уверить, сударыня, что сегодня утром я так же мало знал о том, что меня ожидает, как и вы. Да, я вовсе не думал утром, что буду распоряжаться на этой палубе.

— Если вам так легко было решиться принять это место — меня тем более радует, — сказала, смеясь, мистрис Эллис— Вы нас предостерегали сегодня утром, но, без сомнения, вы бы не так охотно согласились взять на себя командование судном, если бы опасность была так велика, как вы хотели нас уверить.

— Дай Бог, чтобы это было так, — возразил Вильдер, едва заметно вздохнув. — Но что касается меня лично, то на мое решение не могла повлиять опасность. Кто так часто стоял лицом к лицу с опасностью и смертью, в конце концов становится равнодушным ко всему.

— А все-таки я не могу поверить, что вы приняли бы это место, если бы не надеялись на хороший исход, — настаивала она.

— Надеяться! — воскликнул Вильдер. — Кто не надеется, тот сам готовит себе гибель, мистрис Эллис. Впрочем, могу вас уверить, что для меня большое удовольствие находиться подле вас, и я надеюсь быть вам полезным.

В его словах звучала мужественная уверенность и в то же время в них сказывалось сердечное участие. Это не могло не повлиять на обеих женщин.

— Мы никогда не забудем ваших забот, мистер Вильдер, вы успели уже заслужить нашу сердечную благодарность, — сказала воспитательница мисс Грэйзон.

— Но теперь…

Мистрис Эллис взглянула в ту сторону, откуда дул легкий ветер, и продолжала:

— Мы не станем вас удерживать. По-видимому, море начинает волноваться, и вам пора приступать к своим обязанностям.

Обе дамы удалились в каюту.

Вильдер собрал весь экипаж на палубе вокруг фок-мачты и обратился к людям с несколькими сердечными словами. Он обещал заботиться о них и внимательно относиться к их нуждам. Вместе с тем он выразил надежду, что они сознают свой долг и всегда и во всем будут стоять рядом с ним.

Затем он пожал руки всем офицерам и попросил их быть ему добрыми товарищами. Покончив с этим приветствием, он выпрямился и быстро окинул взглядом всех окружающих.

— А теперь, друзья мои, нам нельзя больше терять ни минуты! Живо снимемся с якоря и поднимем паруса.

Члены команды поспешили занять свои места на палубе и реях.

Вильдер быстро поднялся на верхнюю палубу, чтобы оттуда осмотреть горизонт и приготовиться к дальнейшим распоряжениям.

"Каролина" представляла прекрасное судно, и Вильдер с чувством внутреннего удовлетворения осматривал мачты и реи, ванты, стеньги и паруса.

Он вздохнул с облегчением, так как в его сердце все более укреплялась надежда на успех в задуманном предприятии. В то же время он чувствовал, как растет в нем уверенность в своих силах. Если Бог даст свежий ветер и немного счастья, он смело может попытаться вступить в состязание с Красным Морским Разбойником.

И как будто небо услышало его молитву.

Все снасти задрожали под порывом свежего ветра, который гудел, шипел и свистел в парусах. На поверхности бухты показались белые гребни волн, катившихся в открытое море.

— Поднять якорь! — воскликнул молодой капитан звучным голосом.

Матросы бросились исполнять приказание… И быстрое движение цепи показывало, как охотно люди взялись за работу.

Приказания следовали одно за другим.

Вильдер распоряжался спокойно и уверенно, охватывая все зорким взглядом. В его команде не было ничего лишнего, но в то же время от него не ускользала ни одна подробность.

Это спокойствие прекрасно действовало на людей, и не прошло пяти минут, как весь экипаж убедился в том, что у них есть начальник, прекрасно знающий дело, и что ему можно смело довериться.

Вот якорь показался на поверхности. Затем раздался звучный голос капитана:

— К передним реям! Брасопьте!

Канаты зашумели на блоках, реи заскрипели, ветер ударил в передние паруса, и "Каролина", изящно и быстро покачиваясь, стала скользить вперед.

Все паруса развернулись один за другим, и через две минуты корабль казался окутанным в белое полотно от верхушки до шканцев.

Медленно, а потом все быстрее и быстрее выходила "Каролина" из бухты, направляясь в открытое морс.

Вильдер стоял на штирборте и видел, как судно проходило мимо пиратского корабля на расстоянии каких-нибудь нескольких сажен. Была минута, когда ему пришла в голову мысль, что Морской Разбойник может немедленно совершить нападение, но он тотчас сообразил, что это опасение не имеет никакого основания.

Но не один Вильдер следил с интересом за Красным Морским Разбойником. Двенадцать пар любопытных глаз были устремлены вместе с ним на невольничье судно.

Впрочем, на его палубе не было ничего такого, что хоть сколько-нибудь оправдывало бы это любопытство. Корабль казался совершенно покинутым и безлюдным. Только спереди на баке стоял единственный часовой, прислонившись спиной к мачте и сонно прищурив глаза от ярко блещущего солнца.

Кроме того, из-за снастей виднелась голова матроса, глядевшего вдаль так, как если бы для него не было ничего на свете более интересного, чем "Королевская Каролина".

Тем не менее Вильдер глубоко вздохнул, когда его судно продвинулось вперед и очертания пиратского корабля мало-помалу стали исчезать.

— Конечно, у него есть время, — прошептал про себя Вильдер. — По крайней мере, он уверен в том, что успеет. Правда, имея здесь, на борту, своего офицера, ему нечего опасаться пропустить удобный случай.

В глубокой задумчивости Вильдер прошелся несколько раз по палубе. Между тем ветер продолжал все сильнее дуть в паруса; берега заметно удалялись, и видневшаяся полоса земли покрывалась темно-зелеными волнами. Подошедший корабельный офицер вывел его из задумчивости.

— Мы скоро потеряем из виду землю, — сказал он. — Не прикажете ли известить об этом дам и предложить им проститься с берегом?

— Будьте так добры, господин лейтенант, возьмите на себя эту обязанность и, кстати, скажите мистеру Карингу, что я прошу его занести в судовую книгу время дня и курс, которым мы следуем. Погодите, — остановил он офицера, когда тот повернулся, чтобы исполнить приказание. — Скажите, что вы думаете о нашем судне и его ходе?

— Мне кажется, мы находимся в наилучших условиях. По крайней мере, я готов присягнуть, что "Королевская Каролина" никогда еще не шла таким быстрым ходом.

— Вы увидите, что мы заставим ее идти еще быстрее, — сказал Вильдер, — я уверен, что это вполне в нашей власти.

Затем офицер удалился.

Вскоре мисс Грэйзон со своей спутницей показалась на палубе на несколько минут, чтобы послать привет уходящей земле.

Когда они обе удалились, Вильдер сам взобрался на верхушку главной мачты и, вооружившись подзорной трубой, стал долго и внимательно изучать горизонт.

Так прошло некоторое время.

Когда не осталось больше ни одной тучки, не осмотренной в трубу, Вильдер сошел вниз, и лицо его выражало глубокое удовлетворение.

Но прежде чем сойти вниз, он хорошенько осмотрел также весь такелаж. Все было на своих местах, паруса туго натянуты, канаты скреплены, снасти в полном порядке.

"Королевская Каролина" грациозно разрезала воду и шла с такой быстротой, что вызывала в душе Вильдера самые светлые надежды.

— Лети, мой добрый корабль, лети! Ты бы еще ускорил ход, если бы мог знать, как много от тебя зависит.

ГЛАВА IV

Таинственное судно

Уже наступила ночь, а Вильдер еще не думал позволить себе отдохнуть хотя бы короткое время.

Он не оставлял палубы "Королевской Каролины" с той минуты, как она снялась с якоря в Ньюпорте. Целыми часами он измерял палубу так называемым Морским шагом от одного борта до другого. Временами он останавливался и нервно хватался за свою подзорную трубу, чтобы посмотреть вдаль. Каждый раз при этом им овладевало беспокойство, но когда он опускал трубу, его лицо снова выражало полное удовлетворение.

Каринг, старший офицер, получил приказание постоянно измерять ход узлами, и его донесения носили вполне благоприятный характер. Тем не менее в своем нетерпении Вильдер хотел бы снабдить корабль крыльями.

Ветер к ночи становился все сильнее, так что из предосторожности пришлось опустить часть верхних парусов. Это тем более было не лишним, так как на горизонте показалось облачко, предвещавшее опытному глазу близость перемены погоды. Вильдер с тяжелым сердцем приказал это сделать только тогда, когда заметил, что Каринг все чаще и чаще поглядывает на небо и затем с удивлением переносит взгляд на своего начальника, как бы спрашивая его, когда же он примет, наконец, меры, необходимость которых становилась ясной каждому матросу.

После того как некоторые паруса были убраны, быстрота хода корабля уменьшилась только в самой незначительной степени, но нетерпение Вильдера не уменьшалось, и ему казалось, что судно совершенно не двигается с места.

Появление на палубе мисс Грэйзон и ее спутницы на короткое время дало совершенно другой поворот его мыслям.

Всякий знает, что в чужом месте и при перемене обычных условий жизни не спится так, как у себя дома, в постели. Естественно поэтому, что наши дамы тоже не могли уснуть

и предпочли заменить душный воздух каюты пребыванием на палубе, где дул свежий ветерок.

Вильдер поспешил отыскать для них уютное местечко и предложил руку мистрис Эллис, чтобы помочь ей перейти палубу; при этом он заметил, что она шла твердым шагом, несмотря на качку, и почти не уступала ему в этом.

Он выразил ей свое удивление.

— Я не новичок на море, — сказала она смеясь. — Мой супруг служил на флоте, и я не раз переплывала океан.

Они находились теперь с подветренной стороны под защитой листеля, и Вильдер обратил ее внимание на величественную картину моря в ночную пору.

Ночь нельзя было назвать в полном смысле слова темной, хотя небо было покрыто быстро бегущими тучами и месяц только изредка мог бросить слабый луч, исчезавший раньше, чем он успевал достигнуть поверхности воды. Казалось, как будто море в самом себе носило источник света.

По-видимому, причиной этого явления было атмосферическое влияние, потому что на темно-зеленые волны ложился странный фосфорический свет и, насколько мог видеть глаз, вставали белые гребешки. Мерцание света действовало особенным образом на зрение и казалось, что глаз видит гораздо дальше, чем при свете дня.

Но вокруг виднелись только волны и волны, и не было ни одного предмета, на котором можно было бы проверить впечатление.

И все-таки… Бросив взгляд в другую сторону, Вильдер вдруг вздрогнул, несколько секунд продолжал смотреть в том же направлении, потом быстро схватил подзорную трубу, висевшую на кожаном ремне через плечо, и направил ее в одну точку на горизонте.

— Должно быть, мне показалось, — пробормотал он, снова опуская трубу.

По-видимому, однако, у него оставалось какое-то сомнение, потому что немного погодя он снова внимательно уставился в ту же точку.

— В чем дело? — спросила мисс Грэйзон, напрасно пытаясь увидеть что-нибудь в необозримой водной пустыне.

— Мне показалось… впрочем, будьте добры, взгляните сами в ту сторону.

И он указал ей место на горизонте, привлекавшее так долго его внимание.

— Не различаете ли вы там чего-нибудь? — спросил он.

— Нет, я ничего не вижу, — возразила она, в свою очередь вглядываясь вдаль.

— А между тем… — воскликнул Вильдер, стараясь подавить волнение, — посмотрите туда, где небо как будто сливается с землей. Там, в этой дали, я вижу… Да, без сомнения, это корабль.

— Па-рус!

Это восклицание прозвучало сверху, и в нем было что-то таинственное, точно это был голос привидения.

— Где? — воскликнул капитан.

— Бакборт! С четверть часа тому назад казалась, что это только тучка.

— Какой держат курс?

— Нельзя различить. Кажется, тот же, что и мы. Вильдер вздохнул.

— Я предпочел бы, чтобы это судно направилось куда-нибудь в другую сторону, — прошептал он.

— Вам, кажется, неприятно появление этого корабля? — спросила мистрис Эллис. — Разве очень странно встретить кого-нибудь в море? К тому же мы ведь еще недалеко ушли.

— Нет, конечно, я не нахожу это странным, сударыня, но мне бы хотелось, чтобы этот корабль был подальше от нас. Надо спешить… Неправда ли, тучка как будто поднялась выше. Точно паук раскинул свою сеть по горизонту. Не различаете ли вы там три мачты?

Не успел он произнести эти слова, как сеть на горизонте точно стянулась и стала гуще. На мрачном фоне вечернего неба причудливое видение производило впечатление какого-то фантома. К тому же оно то появлялось, то исчезало вновь.

— Да, это корабль без сомнения, — сказала мисс Грэйзон, — но, во всяком случае, он находится очень далеко от нас.

— Я бы хотел, чтобы он находился еще дальше и даже в другой части света.

Мисс Грэйзон была очень обеспокоена тем тоном, каким Вильдер произнес эти слова.

— Но почему вы бы этого так желали? — спросила она. — Вы думаете, что это судно может иметь враждебные намерения по отношению к нам?

— На таком расстоянии нельзя делать никаких решительных заключений. Но мне не нравится курс, которого он держится. Повторяю, я буду очень рад, если этот корабль переменит курс и пойдет в другом направлении, — ответил Вильдер.

По совету молодого капитана обе дамы удалились в каюту. Вильдер сам проводил их и вернулся на палубу, с тем чтобы отдать распоряжение на случай необходимости ускорить ход.

Его приветствовала недобрая тишина. Многие матросы оставались на палубе и, разбившись на несколько групп, переговаривались между собой.

Появление неизвестного судна на горизонте, по-видимому, встревожило всех и послужило предметом различных предположений.

Ни одно судно, кроме "Каролины", не покидало в эти дни Ньюпорт. Это был какой-то фантом, корабль-привидение. Все это должно было действовать угнетающе и ослабляло повиновение матросов молодому капитану.

Между тем ветер грозил превратиться в настоящую бурю.

Капитан подозвал мистера Каринга, дежурившего на вахте, и указал ему на видневшийся вдали и едва отличимый от горизонта парус.

— Ну, Каринг, скажите, что вы об этом думаете, — спросил он после того, как они по очереди воспользовались подзорной трубой.

— Я думаю, для нас было бы лучше, если бы мы находились на месте того судна, — ответил Каринг в раздумье. — Если ветер будет держаться с тем же упорством, нам трудно будет продвигаться вперед…

— Да, вы правы, но вы говорите о настоящем положении корабля в море. Не думаете ли вы, однако, что этот корабль ни в коем случае не мог бы очутиться там, где мы его видим теперь, если бы он не держался с самого начала одного курса с нами?

— Да, ваше предположение мне кажется вполне правильным.

— Как вы думаете, случай это или преднамеренное действие? Впрочем, не нужно задумываться над этим вопросом, пока мы не знаем даже, что это за корабль. Но мы живем в беспокойное время, и потому никакая предосторожность не может быть лишней. Кроме того, должен сознаться, что У меня существуют на этот счет некоторые догадки, но я не могу вам всего открыть в эту минуту, мистер Каринг. Короче говоря, я решился любой ценой избежать встречи с этим кораблем, если только это возможно.

— Если вы находите это полезным, капитан…

— Не только полезным, но необходимым и даже единственным, что нам остается сделать.

— Итак, переменим как можно скорее курс. Надо идти на юго-восток. Таким образом мы придем в Гаттерас.

Для того чтобы привести в исполнение задуманное Вильдером, недостаточно было матросов, находившихся на палубе, и пришлось вызвать снизу также тех, которые уже улеглись спать.

Каринг раздал приказания, и "Каролина" стала медленно продвигаться… Минуты две судно вздрагивало, наклоняясь так, что концы рей почти касались волн, и, казалось, вот-вот оно опрокинется.

Бурный поток кипел вокруг, ударяя то в один, то в другой борт, но как сильный олень одним наклоном головы пробивает себе дорогу и, устранив препятствия, снова гордый и свободный мчится вперед, так и это прекрасное судно победоносно преодолевало сопротивление волн и снова прокладывало себе дорогу с развернутыми парусами и крепко натянутыми снастями.

Когда все необходимые маневры были закончены и корабль спокойно проследовал новым курсом, Вильдер и Каринг снова стали рассматривать горизонт, стараясь отыскать парус.

— Мне кажется, его уже нет там, где он был прежде, — сказал Каринг, немного погодя.

Вильдер не сразу ответил, продолжая смотреть в трубу.

— Дай Бог, чтобы вы оказались правы, — сказал он наконец, расставаясь с подзорной трубой. — Но вот он… смотрите, клянусь Богом — он и теперь держит снова один курс с нами.

— Нет, нет, это невозможно! — вскричал Каринг, поспешно хватая трубу, и в голосе его прозвучал затаенный суеверный страх.

Вильдер молчал, не двигаясь с места, пока Каринг смотрел в подзорную трубу.

Когда лейтенант опустил наконец трубу, его руки заметно дрожали.

— Можно ли допустить, что это случайность? — пробормотал моряк. — Думаете ли вы, сударь, что кто-нибудь в состоянии проделать такую штуку и повернуть корабль на море, как на тарелке, в тот самый момент, когда мы меняем курс.

— А почему бы нет, мистер Каринг! Но, разумеется, для этого нужны хорошо построенный корабль, вдвое больше рук на борту, чем у нас, и капитан, обладающий выдающимися способностями.

— Или капитан не из плоти и крови, как мы, — пробормотал суеверный Каринг. — А что вы думаете теперь делать, сударь?

— Как, что делать? Конечно, развернуть все паруса. Мы должны во что бы то ни стало уйти вперед, так, чтобы это судно ни в коем случае не могло нас догнать. Мы должны, Каринг, слышите?

— Но наше судно и так уже несет больше парусов, чем следует при такой погоде, — озабоченно проговорил офицер.

— Это чепуха! Никто из вас, находящихся на этом судне, не знает, что оно может вынести. Вперед, лейтенант! Опустите брамсель! Большие паруса на риф!

Приказание было отдано таким решительным тоном, что Каринг не решился возразить. Ему оставалось только в свою очередь передать приказание матросам, и он встретил при этом больше готовности и усердия в людях, чем можно было ожидать при таких обстоятельствах.

И они, также продолжая наблюдать за чужим парусом и обсуждая его маневры, питали, очевидно, тайное желание удалиться как можно скорее от этого таинственного соседа.

Итак, новые паруса быстро развернулись на соответствующих местах, и все взоры снова направились на горизонт с намерением убедиться, находится ли еще там таинственный корабль или его тень, так как, в сущности, до сих пор он еще ни разу не был ясно виден. Всех занимал теперь один вопрос, удастся ли избежать встречи с этим незнакомцем.

"Каролина" едва ощущала усилившийся напор ветра, но погрузилась несколько глубже в воду и шла, немного наклонившись.

Корабль теперь шел более быстрым ходом, так как при новом положении судна меньше усилий приходилось затрачивать на сопротивление ветру. Но все сильнее становились толчки набегающих волн, и нередко белая пена перекатывалась через палубу.

Вильдер с беспокойством наблюдал эту картину. "Каролина" шла как нельзя лучше, но он знал, что не нужно долго злоупотреблять таким напряжением и что слишком быстрый ход корабля может иметь дурные последствия.

Два раза на его глазах судно выдержало жестокий удар, едва не остановившись на месте. Можно было подумать, что оно наскочило на камень.

Каринг с тоскою смотрел в лицо Вильдеру, ожидая, что он отдаст приказание спустить какой-нибудь парус, и одну минуту казалось, что Вильдер готов был это сделать.

Но вот он усмотрел на горизонте темную точку. Она все увеличивалась и наконец приняла такие размеры, что уже нельзя было сомневаться — это был тот же корабль. Оставалось только спешить вперед во что бы то ни стало, какой бы то ни было ценой.

Каринг не в силах был долее скрывать свое беспокойство.

— Наша бизань-мачта гнется, — сказал он, — и я не ручаюсь за целостность рей.

— Пусть, — ответил Вильдер, — у нас достаточный запас.

— Но в конце концов наш трюм переполнится водой, если мы будем так упорно идти против волн, — продолжал настаивать лейтенант.

— Прекрасно, мистер Каринг, у нас имеются насосы на этот случай.

Каринг замолчал, но, видимо, это стоило ему усилий, так как у него было что-то на душе. Немного погодя он снова заговорил.

— Сударь, — начал он нерешительно, — уверены ли вы в том, что это обыкновенный корабль? Поможет ли нам то, что мы наставили еще парусов, и в состоянии ли мы когда-нибудь обогнать корабль, на котором нет, может быть, ни одной живой души, ни одного человека из плоти и крови?

Его голос звучал как-то странно, с примесью тайного страха. После короткой паузы он продолжал:

— Нам случилось однажды соперничать таким образом с Летучим Голландцем, и, надо сказать правду, на нашей стороне были все преимущества, что касается ветра и прочего. Но, клянусь моими седыми волосами, мы не могли изменить наше положение, несмотря на то, что окутали корабль холстом, распустив все паруса, тогда как он не делал ни малейших усилий.

Вильдер был свободен от всяких суеверий, крепко сидящих в головах большей части моряков, в особенности старых. Но если бы даже это суеверие имело основание, все равно в настоящий момент он боялся больше людей, чем привидений, и охотнее увидел бы перед собою знаменитого Голландца, чем того человека, присутствие которого он подозревал на таинственном корабле.

Была минута, когда он готов был открыть Карингу и всему экипажу, чего именно он опасался и чей корабль, по его мнению, это был, но он вовремя сдержался.

Мог ли он знать, как они воспримут это известие? Прежде всего они спросят, как он сам все это узнал. Что мог бы он ответить, не навлекая на себя подозрений? Но в таком случае командование могло выскользнуть из его рук, и тогда, без сомнения, Морской Разбойник овладеет судном.

Взвесив все это, он ответил Карингу только одним вопросом:

— Давно ли Летучий Голландец стал появляться в северных широтах?

— Правда, здесь он до сих пор еще не появлялся, — возразил старый моряк, — но разве для него есть что-нибудь невозможное?

Вильдер покачал головой и ничего не сказал, понимая, что всякие возражения были бы излишни. В то же время он сознавал, что нельзя не считаться с суеверием всего экипажа, так как это совсем не то, что суеверие одного человека.

В самом деле, вот уже несколько часов ни один матрос не оставлял палубы, их взоры были устремлены на таинственный корабль, а мысли обращены к капитану.

Достаточно было суеверию раз проснуться в душах этих людей, для того чтобы всецело ими овладеть и открыть простор темным силам.

Все, даже самые ничтожные, обстоятельства, на которых раньше не останавливалось ничье внимание, теперь приобретали совершенно особое значение в глазах этой грубой, неразвитой массы моряков. Недоверие и страх побуждали этих людей находить какую-то связь между разными событиями последних дней.

В самом деле, какое странное совпадение случайностей рисовалось теперь в расстроенных суеверием умах. Подумать только — ведь судно еще недавно спокойно покачивалось в гавани, в полном порядке, с превосходным оснащением, и все предвещало, казалось, счастливый путь. Но вот внезапно, в последнюю минуту, несчастный случай лишает капитана возможности совершить плавание и воспользоваться накопленным за долгие годы опытом.

Каким образом появился чужой человек, которому неожиданно доверили столь ответственный пост? И в самом деле, едва он занял свое место, как работа закипела, и все пришло в движение. Несмотря на его кажущиеся молодость и неопытность, он смело повел корабль, шутя преодолевая все трудности, и все при нем делалось как-то легко и свободно, точно само собой.

Королевская "Каролина" распускает все паруса против всяких правил, и каждый моряк знает, что это означает идти к верной катастрофе. Но нет, ничего подобного не случается. Напротив, корабль легко идет против сильного ветра, летит, как стрела, по волнам, которые словно расступаются перед ним.

Но вот в сумраке ночи, точно среди бела дня, виднеется на горизонте таинственный парус и держит тот же курс, меняя его неожиданно вместе с "Каролиной", несмотря на все ее уловки. И в то время, когда на всех лицах видны забота и тревога и нервы у всех напряжены, он один, этот новый, чужой им человек, шагает по палубе спокойно и уверенно из конца в конец так, как если бы судно находилось в гавани. Кто его прислал? Кто он такой? Откуда явился?! Молчаливо задавал себе этот вопрос каждый, не зная, можно ли получить ответ.

Таким образом, Вильдер, напрягая все свои силы и разум на то, чтобы спасти корабль и людей от угрожающей им опасности, не знал, что сам в то же время стал предметом подозрений этих людей.

ГЛАВА V

Ужасная ночь

Экипаж с каждой минутой все больше терял доверие к своему капитану. Причина главным образом заключалась в том, что против него восстанавливал всех лейтенант Нейтид.

Он имел одно из низших офицерских званий, был чем-то вроде старшего боцмана и стоял ближе к матросам, являясь как бы посредником между ними и высшим начальством.

В течение последнего получаса он сидел на мешках, окруженный старыми матросами, внимательно прислушивавшимися к его словам. Обычно для них его мнение было законом, и потому, естественно, теперь всем казалось интересным объяснение, которое он давал появлению корабля и поведению начальства.

— Да, — сказал он, понижая голос с значительным видом. — Я остаюсь при своем: не все обстоит так, как должно быть! Не раз говорили мне старые люди — такие, каких здесь и нет между вами, что дьявол иногда посылает одного из своих помощников на борт честного корабля, для того чтобы бросить его на мель или на скалы. Тогда люди умирают без причастия и не успев даже покаяться в грехах, и много грешных душ попадают в его лапы.

Все присутствующие одинаково твердо верили в такого рода вещи, и об этом можно было судить по воцарившемуся молчанию. Никто не возразил ни слова на речь лейтенанта, в которой был явный намек на капитана, хотя никто не решился вслух выразить свое одобрение. Тем не менее в голове у каждого шевелилась та же мысль.

Вдруг общее молчание было нарушено восклицанием матроса, все время наблюдавшего за чужим парусом.

— Вот чудеса-то, поглядите, — вскричал он. — Весь корабль точно закутался в одно большое облако. Как вам это нравится?

— Как нравится? — иронично повторил Нейтид. — Кого тут можно еще удивить? Я нашел бы совершенно

естественным, если бы весь корабль поднялся прямо к облакам и поплыл по ним как по волнам.

— Капитан, вероятно, тоже заметил это явление.

— Да, может быть, это и есть какой-нибудь условный дьявольский сигнал, — пробормотал Нейтид.

Все глаза невольно поднялись наверх, где на самой вышке выделялась стройная фигура капитана, спокойно смотревшего в подзорную трубу. Его фигура благодаря сумеркам казалась выше и сильнее и поражала мужественной осанкой. Этот бравый вид невольно внушал уважение и, по-видимому, завоевывал симпатию многих моряков. Может быть потому один седой матрос сказал:

— Надо, однако, правду сказать — он знает свое дело, и, несмотря на все маневры, до сих пор у нас нет ни одного повреждения ни в парусах, ни в снастях.

— Да, при других обстоятельствах, конечно, это дало бы основание похвалить капитана, — сказал Нейтид. — Но, видите ли, если кто не состоит из мяса и крови, как всякий из нас, то может, конечно, в самую отчаянную бурю держать корабль среди моря совершенно спокойно, все равно как если бы он стоял на якоре в Темзе. Вы, однако, друзья, сами кое-что понимаете в морском деле. Так вот, взгляните на такелаж и скажите, пожалуйста, думал ли кто-нибудь из вас, что наши мачты могут вынести сразу столько парусов, сколько вы видите сейчас?

Несколько голов наклонились, подтверждая правоту этого замечания.

— Правда, как тут кто-то заметил, до сих пор у нас нет никаких повреждений. Но почему — пусть скажет кто-нибудь. Может ли быть это естественным и объяснимым?

На минуту он замолчал, потом знаками предложил товарищам сойтись теснее и, когда тс окружили его, продолжал:

— Нет, друзья, надо нам хорошенько все это обсудить. Уже одно то, что этот человек неизвестно откуда попал к нам, кажется мне подозрительным, а к тому же еще он и держит себя и управляет судном на особый лад.

— Но, господин Нейтид, — заметил старый матрос, вступившийся уже однажды за капитана и сохранивший, по-видимому, больше благоразумия, чем многие из его товарищей. — Право, этот человек совсем не похож на одного из дьявольских слуг. У него вид честного человека, и он выглядит настоящим моряком.

— Тем опаснее всякое дьявольское наваждение… Но чего же вы хотите, Том? Вы сами понимаете, что дьявол не явится перед нами в своем настоящем виде, с красным петушиным пером и… и…

— Эй вы, там… — прозвучал, несмотря на шум ветра, в этот момент громкий призыв Вильдера, обращенный сверху вниз к группе столпившихся матросов.

Вероятно, они бы не так всполошились и растерялись, если бы вдруг среди них упало пушечное ядро, как при звуке этого голоса. Всем показалось странным, зачем он зовет их, точно он слышал через весь корабль ту беседу, которую они вели между собой.

Вильдер вынужден был повторить свой зов, прежде чем Нейтид пришел в себя и соскочил с кучи канатов, на которой он сидел.

Вильдер между тем, убедившись, что его слышат, снова закричал, но на этот раз уже отдавая приказание.

— Поднять верхний брамсель!

— Верхний брамсель? — пробормотал старший боцман, почти оцепенев от ужаса. — Но ведь так у нас все мачты сломаются.

Но повиновение вкоренилось в этих людях настолько, что перешло в привычку, и никто не посмел бы оставить приказание неисполненным, даже если бы оно казалось безумным.

Первым бросился к вантам старый матрос, защищавший Вильдера, а за ним последовали и другие.

Между тем Нейтид отошел к старшему офицеру.

Каринг обрадовался случаю, так как ему давно хотелось с кем-нибудь поделиться своим мнением о поведении капитана и посоветоваться о том, как встретить угрожавшую им опасность. После того как они обменялись взглядами, Каринг пришел к заключению, что он должен попытаться предостеречь капитана от предстоящих трудностей. По его мнению, Вильдер рискует погубить корабль вместе с экипажем, если вовремя не остановится и не переменит свои действия.

В таком настроении Каринг, не медля более, отправился к Вильдеру. Но, стоя перед капитаном и ощущая его энергию, он сразу потерял всю свою решимость. Итак, ему оставалось только отойти в сторону и отложить свое намерение до более удобного случая.

Правду говоря, он, старый моряк, сознавал, что не совсем удобно требовать таким образом от своего начальства в некотором роде отчета о действиях. Его смущала мысль, не будет ли это походить отчасти на бунт.

А пока что паруса были развернуты, как приказал Вильдер, и все напряженно следили за тем, каковы будут последствия. Но опасения тех, кто считал это распоряжение рискованным, оказались напрасными.

Прошло несколько минут, и уже многие вздохнули с облегчением. Паруса и реи прекрасно выдерживали бурю, и "Каролина" смело продолжала свой путь, не сдаваясь под напором волн, хотя и вздрагивая иногда всем корпусом, от руля до верхушек мачт.

На лице Вильдера показалась улыбка удовлетворения, и в голосе его слышалась радость, когда он обратился к старшему офицеру со словами:

— Ну, Каринг, что вы скажете теперь? Не прав ли я был, когда утверждал, что все вы, находящиеся на этом судне, не знаете всех его прекрасных качеств?

— Да, конечно, сударь, — ответил Каринг и, собрав все свое мужество, решил воспользоваться этой минутой и сказать то, что давно считал нужным.

Итак, он продолжал:

— Если позволите, однако, я просил бы вас обратить внимание на то, что, несмотря на все наши старания, расстояние между нами и чужим кораблем нисколько не уменьшается.

Вильдер бросил взгляд в ту сторону, как бы пытаясь определить таким образом это расстояние. Затем он нахмурился и посмотрел в ту сторону, откуда дул ветер, как бы находя его еще недостаточно сильным. Но он ничего не сказал.

— Наш корабль начинает уже черпать воду, — продолжал Каринг после некоторого молчания, — а вы знаете, сударь, как неохотно матросы работают при насосах и как трудно их к этому принудить.

Вильдер ответил на эти слова твердо и спокойно.

— Матросы на этом корабле исполнят любое приказание, какое я сочту нужным отдать, мистер Каринг, — сказал он отчетливо.

Каринг хорошо понял смысл этих слов и даже отступил на шаг.

— Да, сударь… — произнес он.

Это было все, что он мог ответить на авторитетные слова Вильдера.

Но Вильдер никоим образом не хотел обидеть моряка, который был гораздо старше, а потому прибавил дружеским тоном:

— Послушайте, Каринг, не станем опускать голову и будем надеяться на хороший исход.

— Вот в этом-то я и не уверен, — сказал Каринг со вздохом, — не знаю, можно ли быть уверенным при тех средствах, которыми мы располагаем. Скажите откровенно, капитан Вильдер, думаете ли вы, что мы в самом деле в состоянии скрыться совершенно из виду…

— Если хотите, откровенно говоря — нет. Мы не можем уйти вперед настолько, чтобы он нас потерял вовсе из виду, но пусть, по крайней мерс, он нас не догонит — это все, чего мы можем желать.

— А мне кажется, при всем моем уважении к вашему искусству и энергии, — возразил Каринг, — мы не можем даже и на это рассчитывать. Мне случилось уже однажды принять участие в таком соревновании, и я убедился, что чрезмерное напряжение парусов ведет только к несчастью, когда имеешь дело с более сильным противником.

Вильдер некоторое время задумчиво глядел вдаль.

— Это, однако, странно, — сказал он, — возьмите подзорную трубу и посмотрите внимательно, под какими парусами корабль движется.

Каринг молча исполнил поручение и взял трубу. Долгое время он внимательно смотрел в сторону корабля, потом опустил руку и сказал:

— Если я не ошибаюсь, он идет под марсовым кливером и нижним парусом.

— И я успел рассмотреть только то же, что и вы, мистер Каринг. Надо думать, мы не можем оба ошибиться! А мы пользуемся почти всеми нашими парусами, и, однако, расстояние между нами до сих пор не увеличилось даже и на один фут.

— Помилуй Бог! — возразил офицер таким тоном, что легко было судить, насколько это обстоятельство его не удивляет. — Помилуй Бог, если бы у нас было еще столько же парусов и мачты в состоянии были бы все это вынести, то и тогда ничто бы ни на йоту не изменилось… Я хочу сказать — до восхода солнца… Ну а потом кто-нибудь мог бы увидать — у кого очень острое зрение, — как этот корабль поднимется вверх и будет плыть по облакам.

— А как вам кажется, какое расстояние разделяет нас? — спросил Вильдер, очевидно пропустив мимо ушей странное рассуждение.

— Какое расстояние? Ну, это трудно сказать, когда имеешь дело с таким необыкновенным кораблем. Как тут разберешь, что в самом деле есть, а что только кажется. Может быть, мы находимся так близко к нему, что могли бы попасть сухарем в его парус, а кажется, будто он уткнулся носом в горизонт.

— Но если он в самом деле там, где он нам кажется, тогда как вы определите это расстояние? — спросил Вильдер, нисколько не смущаясь странностям старого моряка.

— В таком случае я бы сказал, что это судно приблизительно, в шестьсот тонн и находится на расстоянии шести миль1.

— И по моему расчету выходит совершенно то же самое. Но, любезный Каринг, согласитесь, что при таком ветре это довольно значительное расстояние, и нашему сопернику нелегко будет во всяком случае нас нагнать, если у него есть такое намерение. Впрочем, у меня есть основания думать, что он действительно будет нас преследовать, но мы не должны позволить ему приблизиться к нам, не должны, Каринг, слышите?

— Но если бы даже "Каролина" имела крылья морской чайки — все равно это не могло бы нам помочь. Послушайтесь, капитан Вильдер, совета старого опытного моряка: прикажите снять паруса, а не то нам грозит несчастье.

— Нет, Каринг, нет, я не могу этого сделать! Вы видите все в слишком черных красках… Наш корабль прекрасно идет под парусами, и я не вижу никаких оснований опасаться дурных последствий.

— Но, сударь…

Ему не пришлось окончить фразу. Громадная волна бежала навстречу судну. Точно черная гора, она катилась неудержимо и с огромной скоростью вперед.

На палубе "Каролины" пронесся предостерегающий крик… Все глаза устремились на это черное чудовище, и у многих остановилось дыхание.

Но вот оно, это чудовище, поднялось гигантской стеной перед самым носом корабля до половины высоты мачты и затем обрушилось на палубу, шипя, крутясь и угрожая все смести в море.

На одну минуту все казалось потерянным, но затем из бушующих потоков пены показался сперва кливер, потом бак и верхняя палуба, потом вода побежала ручьями через шпигаты и шлюзы, стекая с палубы вниз. Вскоре обнаружилось, что "Каролина" превосходно выдержала натиск и могла смело продолжать путь. Когда Вильдер перевел дух и, видя, что опасность миновала, оглянулся вокруг, он встретил серьезный взгляд Каринга и прочел в его глазах упрек. Впрочем, офицер ничего не сказал.

То, что произошло только что на корабле, было, конечно, красноречивее слов, и Каринг прекрасно понимал, что все его предостережения не могут иметь даже и половины той силы убеждения, какая заключалась в набежавшей волне.

Было достаточно ясно, что сама возмущенная стихия посылает первое предостережение отважному путнику. Но Вильдер не хотел знать никаких предостережений.

Между тем экипаж понемногу также начинал проявлять неудовольствие. Никто, конечно, не осмеливался выступить прямо против капитана, но в то же время признаки возмущения становились настолько ясны, что не могли укрыться от его глаз.

Тем не менее Вильдер оставался непреклонен. Какая бы опасность ему ни угрожала, он не отступил бы ни на шаг, имея в виду одну задачу, одну цель, к которой он должен был стремиться.

Нейтид подошел к нему и доложил, что мистрис Эллис желала бы с ним переговорить.

— Передайте почтенной даме, что в настоящую минуту я не могу никак оставить мой пост… Впрочем, погодите… пожалуй, лучше будет, если я увижусь с ней. Примите команду, мистер Каринг, и займите мое место, пока я не вернусь.

— Слушаю, сударь, — сказал Каринг, прикладывая руку к козырьку.

Вильдер поспешил вниз в каюту. Он нашел мистрис Эллис и мисс Гертруду Грэйзон вполне одетыми; последняя была бледна и встревожена, тогда как ее пожилая спутница оставалась спокойной и, по-видимому, прекрасно владела собой.

— Простите, пожалуйста, мистер Вильдер, — проговорила мистрис Эллис, едва только он вошел в каюту и запер за собой дверь, — простите, что мы вас побеспокоили. Я понимаю как дорого для вас время, но вы, конечно, будете снисходительны к нашей женской слабости. Я хотела вас спросить, что означает страшное сотрясение, только что перенесенное нами.

— Ничего особенного, сударыня. Я просил бы вас не беспокоиться. Это был просто более сильный толчок набежавшей волны, но такого рода столкновения не опасны.

— Когда я поднялась на палубу и хотела просить кого-нибудь проводить меня к вам, я видела, между прочим, по крайней мере мне так показалось, что у нас развернуты почти все паруса… Я вас прошу, не сердитесь на меня, если я позволю себе задать вам вопрос как вдова старого моряка, не раз бывавшая в море. Итак, я хотела спросить, мистер Вильдер: не слишком ли это большая смелость?

Вильдер прикусил губу.

— Мы недалеко уйдем вперед, если будем держать паруса сложенными, — ответил он с некоторым нетерпением.

— Конечно, сударь! Понятно, что у вас есть свои причины поступать именно так, а не иначе, и я не смею больше допытываться. Но я позволю себе спросить вас еще, так как я часто бывала в этих водах при всякой погоде: думаете ли вы, что ветер нам благоприятствует и что мы безопасно пройдем Гаттерас?

— Без сомнения, ветер сейчас наименее благоприятный для нас, но я надеюсь…

— Другими словами, однако, вы не уверены?

— Не уверен! Но какой же моряк может на что-нибудь рассчитывать с уверенностью.

— Да, но эти воды представляют огромную опасность, мистер Вильдер, и потому в интересах владельца этого судна не лучше ли было бы нам вернуться назад?

Эти слова заставили Вильдера задуматься.

— Вернуться!

При настоящем положении вещей это было бы, может быть, всего надежнее… быть может, даже единственное средство спастись.

До сих пор эта мысль не приходила ему в голову, так как практически не было никаких оснований для такого бегства. Правда, Гаттерас представлял опасность, но для того чтобы избежать ее, достаточно было держаться дальше от берега, в открытом морс. Не значило ли, однако, последнее отдаться прямо в руки пирату?

Но в то же время противный ветер не мог служить предлогом поспешного возвращения в Ньюпорт, так как, в сущности, достаточно было только сложить паруса и уменьшить ход.

Этими мерами опасность уменьшалась наполовину.

К сожалению, решившись на этот маневр, он шел навстречу Морскому Разбойнику, а это было именно то, чего он стремился избежать во что бы то ни стало и какою бы то ни было ценою.

Предложение мистрис Эллис привело Вильдера к следующей мысли. Если обе женщины настойчиво станут требовать возвращения, они дадут ему возможность оправдаться перед владельцем судна, так как ответственность за безопасность его пассажиров не только лежала на его совести, но и могла служить вообще достаточным мотивом для возвращения в Ньюпорт. В то же время он был убежден, что Морской Разбойник ни в коем случае не настигнет их, если "Каролина" пойдет по ветру.

Приняв этот план, он повел беседу таким образом, что обе дамы в конце концов стали убедительно его просить вернуться в Ньюпорт. Затем Вильдер поспешил наверх, приняв окончательное решение.

Взойдя на палубу, он увидел Каринга с подзорной трубой в руках и, очевидно, внимательно следившего все за тем же противником.

Прежде чем привести в исполнение свое новое решение, Вильдер сам хотел еще раз осмотреть горизонт и взял в руки трубу.

Но едва только Вильдер направил ее в ту же точку, как почти тотчас опустил руку и воскликнул с изумлением:

— Не правда ли, корабль совсем как будто без парусов.

— Да, на нем нет ни одного, — ответил Каринг. — Но что до того? Для такого господина разве это что-нибудь значит?

— Какой же он держит курс? — воскликнул Вильдер, снова приближая подзорную трубу к глазам.

— Параллельный с нашим, сударь! Вильдер порывисто отступил шаг назад.

— Мистер Каринг, — проговорил он, — прикажите повернуть паруса по ветру и положить руль направо.

Тот посмотрел на него с удивлением. Этот маневр, очевидно, означал намерение капитана повернуть корабль и пойти по ветру, т. е. назад.

Придя в себя наконец, он обратился к Вильдеру со словами:

— Если вы разрешите старому моряку сделать замечание… Мне кажется, вы, капитан, опасаетесь войти в Гаттерас, и вы, конечно, правы, предвидя большую опасность. Но нам стоит только наполовину уменьшить ход, и тогда мы будем на таком расстоянии от рифов, что, несмотря на бурю, можем смело идти вперед. Я прекрасно знаю эту местность и могу вас уверить, что наше судно…

— Пойдет так, как я хочу и приказываю, — решительно проговорил Вильдер и прибавил:

— Мистер Каринг, передайте людям мое приказание. Каринг молча отправился исполнять поручение. Вскоре "Каролина" под всеми парусами шла по ветру,

и, так как быстро бегущие волны уже не служили ей препятствием, ничто не мешало ей идти вперед с такой быстротой, какой только можно было желать.

Матросы с боцманом во главе послушно исполняли все приказания, но неудовольствие среди них продолжало возрастать, так как никто не знал причины внезапной перемены курса и бегства назад.

Вильдер, однако, как будто не хотел ничего этого знать. Кроме того, он приказал еще прибавить паруса и лично отдавал распоряжения, причем его громкий голос звучал так повелительно, что никто не осмелился бы на секунду задуматься и отказать ему в повиновении.

Когда его приказания были исполнены и Вильдер самолично убедился, что все в полном порядке, он вернулся к своему наблюдательному пункту и взглянул в подзорную трубу.

Таинственный корабль находился уже на другом месте, и на этот раз даже он, Вильдер, содрогнулся… Корабль, распустив паруса, шел в одном направлении с "Каролиной".

Вильдер не решался взглянуть в лицо Карингу, но последний тем не менее глухим сдавленным голосом подтвердил то, чему Вильдер не хотел верить, хотя видел своими глазами.

Итак, он молча смотрел теперь на этот корабль, двигавшийся, точно тень "Каролины", и повторявший все ее движения так, как будто он их угадывал раньше, чем Вильдер успевал отдать приказание.

Можно было предположить, что судном управлял необыкновенный человек, воля которого передавалась даже неодушевленным предметам и делала корабль будто бы разумным существом, угадывавшим малейшее его намерение.

Вильдер хорошо знал себе цену и сознавал, что немногие моряки понимают так свое дело, как он, но тем не менее он не сомневался, что его противник на том корабле значительно превосходит его во всех отношениях.

Между тем на небе и в атмосфере можно было наблюдать значительную перемену. На небе не было теперь ни одного просвета. Тяжелый туман наполнил воздух, черная туча на горизонте выросла до гигантских размеров, а порывы ветра становились как будто слабее.

Вильдер хорошо знал все эти приметы, и в тот самый момент, когда туманная завеса скрыла от него разбойничий корабль, его голос громко прозвучал:

— Долой паруса! Все наверх к мачтам!

На этот раз экипаж охотно бросился исполнять приказание, так как уже с четверть часа до того глаза всех были обращены с беспокойством на паруса и снасти, грозившие не выдержать сильного напора ветра.

Всем было ясно, что надвигается ураган, и многие матросы, подняв головы и глядя на спокойную, уверенную фигуру капитана, вполголоса бормотали проклятия. Теперь они бросились, проворные, как кошки, по своим местам и усердно принялись за дело, оказывая друг другу возможную помощь.

Вскоре на всех реях развевались свободные паруса, хлопая по воздуху. Два — три десятка цепких рук ловили эти тяжелые холсты, и не прошло десяти минут, как на "Каролине" оставались поднятыми только два нижних паруса.

Между тем поверхность моря вокруг корабля становилась все спокойнее. Шум волн мало-помалу слабел, белые гребни становились все меньше и меньше, и завывание бури в снастях настолько утихло, что можно было яснее слышать удары темной массы воды о стены корабля.

Вдруг ветер совершенно затих. Паруса бессильно повисли, и в мрачной темноте, казалось, замерло всякое дыхание. Вокруг воцарилась глубокая зловещая тишина, и, казалось, ни один предмет не шевелился.

Кто мало знаком с морем, тот мог бы с удовлетворением думать, что миновала всякая опасность и что непогода уступила место тишине. Но здесь, на борту, всякий знал, что это значит.

Перед тем как начать свой разрушительный поход, буря нуждалась как будто в передышке, затем расходившаяся стихия должна взять свое, и вот-вот она закружится в бешеном танце.

В самом деле, минуту спустя блеснула яркая полоса, и на мгновение горизонт был освещен, словно днем. Туман окрасился заревом, и вся морская поверхность представила собою один бушующий пожар.

Затем густой мрак снова окутал все вокруг. Глухие раскаты грома, доносясь издали, потрясали воздух. На "Каролине" все притаили дыхание, невольно испытывая внутренний страх.

Мощный язык природы заглушал человеческую речь, и вместе с тем, казалось, замерли у всех даже сами помыслы о земных делах. В такие минуты и самые грубые люди погружаются в молитву или уходят в самих себя.

Едва стали утихать раскаты грома, как прозвучало приказание Вильдера. Все паруса должны были быть окончательно убраны, так чтобы не оставалось ни одного холста от палубы до верхушек мачт. Двенадцать пар рук протянулись к вантам, и в три минуты приказание было приведено в исполнение.

Корабль тяжело колыхался между волнами, окружающими его теперь со всех сторон. Наступила та короткая тихая пауза, когда каждый напряженно ждет, чем разразится стихия, и когда промежутки между молнией и громом становятся все короче, указывая на приближение грозы.

Каринг и Нейтид подошли к капитану.

— Какая ужасная ночь, — проговорил первый.

— Нам всем, я думаю, случалось переживать еще и похуже, — ответил Вильдер. — Не всегда перемена погоды сопровождается такими говорящими приметами. Как вы знаете, буря могла бы разразиться и без всяких предупреждений.

— Да, конечно, — сказал Каринг. — Мы имели достаточно времени, для того чтобы убрать паруса. А все-таки, в этой перемене есть многое такое, что заставит любого моряка призадуматься.

— Да, — проговорил в свою очередь Нейтид суровым тоном, — в подобную ночь однажды я видел, как корабль "Везувий" погрузился в такую пучину, что ядра из его пушек не долетели бы до поверхности моря, если бы стали оттуда стрелять.

— Ив такую же точно ночь, — продолжал опять Каринг, — десять лет тому назад наскочил на скалы, вблизи Аркад.

— Но, господа, — спросил Вильдер, не скрывая иронии в голосе, — зачем вы все это мне рассказываете? Не понимаю, что вы хотите этим сказать, тем более, что буря еще не началась и мы вполне приготовились ее встретить.

Оба замолчали, по-видимому, не зная, что еще сказать. Они находились под влиянием суеверного страха, но в то же время гордость и самолюбие вынуждали их быть осторожнее и скрывать свою слабость.

— Конечно, "Каролина" хорошо держится сейчас, — начал снова Каринг. — Но, сударь, недавно еще вы могли сами убедиться, что значит иметь дело с противником, у которого непонятным образом исчезают и появляются паруса, неизвестно кто управляет рулем и которому совсем не нужен компас.

— По крайней мере, что касается меня, — прибавил Нейтид, — я бы пожертвовал Бог знает чем, чтобы избавиться от такого соседа, как этот.

Но Вильдер уже не слушал его. Все его внимание было устремлено на юг, где на поверхности воды внезапно образовалась темная воронка.

Корпус "Каролины" качался на волнах, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, но в этот момент можно было заметить, что судно сильно накренилось на левую сторону и в этом положении незаметно двигалось по направлению к темной воронке.

— Налево руль!.. Сильнее… сильнее… — крикнул он матросу, находившемуся на руле.

Его опытный глаз сразу увидел грозившую "Каролине" опасность. Не было сомнения, что судно не выдержит первого толчка, если волна ударит в бакборт.

— Еще кто-нибудь к рулю! — снова вскричал он, и, отдавая это приказание, Вильдер в то же время не отрывал глаз от белой полоски пены, которая указывала место, откуда надвигался ураган.

Приказание Вильдера было исполнено в точности. Двое матросов налегли на руль, изо всех сил поворачивая его в надветренную сторону… Но все было напрасно! "Каролина" оставалась в том же положении.

Между тем все ближе и ближе надвигалась крутящаяся пена, и оглушительный шум и рев ветра напоминали отдаленный вой хищных зверей. На палубе, напротив, царила мертвая тишина. Только реи и снасти издавали слабый стон, и слышен был плеск воды возле киля.

Вильдер наклонился и спросил рулевых, как у них дела.

— Весь руль взят налево, — ответили оба матроса в один голос

Вильдер с беспокойством устремил взгляд на носовую часть, надеясь увидеть, наконец, поворот, на который он рассчитывал как на единственную защиту. Только в таком случае "Каролина" могла бы стойко встретить ураган.

Но все было напрасно, массивный остов корабля нисколько не поддался… Не было сомнения, что корабль, лишенный парусов, не имея возможности воспользоваться ветром, в то же время не повинуется вовсе рулю.

— Да помилует нас Бог! — прошептал Вильдер. И вот началось.

Все море, казалось, обратилось в один кипящий котел. И в то же время и вверху, и внизу, и в атмосфере, и в морской глубине носились какие-то дикие звуки, точно вой собак и волков.

И вот на "Каролину" обрушился первый удар. Весь остов корабля глухо задрожал. Все снасти скрипели. Паруса хлопали, и мачты качались, точно пьяные великаны. Корабль так сильно накренился, что палуба приняла почти вертикальное положение, и реи касались воды.

Даже у самых храбрых матросов сердце переставало биться, так как каждую секунду можно было ожидать, что корабль перевернется.

— Внимание! — воскликнул Вильдер, обращаясь к старшему офицеру, который стоял близ него на вантах. — Топор, Каринг, скорее топор! Надо удалить бизань и грот-мачту! Мы не продержимся ни минуты больше, если не освободимся от этих двух мачт.

Но, по-видимому, мало надежды оставалось вообще.

Бросив взгляд на двух матросов, налегавших на руль, и видя отчаяние, написанное на их лицах, Вильдер понял, что все их усилия тщетны и что поворот руля не оказывает никакого влияния на судно.

Между тем Каринг с топором в руках стоял уже возле бизань-мачты, приготовившись рубить протянутые к ней канаты.

— Начинать? — спросил он, взяв топор в обе руки. Вильдер еще раз окинул взглядом весь корпус корабля,

от носовой его части до кормы, но при этом он мог только убедиться, что никакой другой надежды нет. Тогда он подал знак Карингу.

Достаточно было двух сильных ударов, чтобы перерубить туго натянутый канат, а затем новые удары топора… осколки дерева… и бизань-мачта с треском покатилась через борт в море. Но и это мало подействовало и почти не оправдало ожиданий.

— Действует ли руль сколько-нибудь? — спросил Вильдер.

Но оба матроса опять ответили в один голос:

— Нет, нисколько.

Каринг между тем стоял уже возле главной мачты с поднятым, как и прежде, топором.

Когда последовал ответ рулевых, он снова спросил, обращаясь к Вильдеру:

— Начинать?

— Рубите!

Главная мачта последовала, таким образом, за бизанью.

Высокие штанги, реи, канаты с глухим шумом попадали в море, точно в заколдованный котел с кипящей жидкостью. Но зацепившиеся при падении канаты продолжали держать судно на привязи, так что оно никак не могло выпрямиться.

— Живее рубить! — воскликнул Вильдер. — Дело идет о жизни и смерти! Пусть всякий, кто может, возьмет топор.

Это приказание как будто вывело из оцепенения растерявшийся экипаж. Все находившиеся на палубе матросы поспешили вооружиться топорами, ножами, всем, что только можно было найти из острых орудий, и с таким усердием принялись за работу, что несколько минут спустя "Каролина" освободилась от всяких пут.

Теперь килевая часть стала подыматься выше и выше. Вильдер не переставал поощрять матросов, управлявших рулем. Весь охваченный одной заботой, он не отрывал глаз от бушприта, пока, наконец, не вздохнул с облегчением.

Корабль начинал повиноваться рулю… Еще минута, и судно пошло по ветру, рассекая кипящую пену. Но конец бедствиям еще не наступил. Одна из упавших рей запуталась в такелаже между брамсовой и фок-мачтой. Вследствие этого брамсовый парус оторвался от укреплений, и огромное полотно развернулось навстречу ветру.

Едва Вильдер заметил случившееся, как тотчас понял, что необходимо как можно скорее привести в порядок снасти и удалить этот парус прочь.

Он подозвал к себе Каринга. Последний в свою очередь уже успел заметить случившееся и понять грозящую опасность.

— Надо снять этот парус, — сказал Вильдер, — и притом как можно скорее, иначе мы можем потерять последнюю мачту.

Каринг сделал движение плечами, как будто выражая какое-то сомнение.

— Вы другого мнения? — спросил Вильдер с нетерпением.

— О нет, сударь, совсем нет! Но я не уверен, найдется ли хоть один матрос, который бы захотел исполнить это поручение. Посмотрите, как там гнутся реи, и вы сами увидите, насколько это рискованно.

Вильдер бросил на него презрительный взгляд.

— Так обстоят у нас дела? Вы позволяете себе сомневаться в том, что экипаж исполнит какое-нибудь из моих приказаний? Прекрасно, мистер Каринг, в таком случае не будем рисковать драгоценной жизнью одного из наших матросов.

При этих словах он бросил шляпу на палубу и приготовился снять с себя сюртук.

— Что вы хотите делать, капитан? — спросил Каринг, хватая его за руку.

— Вы спрашиваете? Конечно, то, что надо делать. На

мне лежит ответственность за этот корабль, и если, как вы говорите, никто из экипажа не захочет рисковать жизнью для общей пользы, то мне остается только…

— Погодите, капитан! — удержал его Каринг. — Я говорю о матросах, но ведь на палубе находимся также и мы, офицеры. Я должен идти прежде вас. Ваше место на верхней палубе. Подождите, я сейчас сниму этот парус.

Вильдер не стал возражать. Все это дело представлялось ему очень простым. Парус нужно убрать, и в предложении Каринга не было, по его мнению, ничего особенного, так как являлось простым исполнением долга, который Вильдер сам ставил превыше всего на свете.

Каринг, вооружившись небольшим топором, поспешно направился к фок-мачте и, не пытаясь даже передать приказание команде, приготовился взобраться наверх. В эту минуту новый страшный порыв ветра поднял морскую пучину, и "Каролина" легла на бок, покрытая вся пенящейся волною.

Это обстоятельство не могло остановить Каринга, но в то же время обнаружилось, что он неправильно судил о своих людях. Все поняли, в чем дело, и не успел Каринг подняться на несколько футов от земли, как целая дюжина матросов последовала за ним.

— Назад, назад! — закричал Вильдер, увидя голубые куртки среди вант. — Мачта не может выдержать столько людей… Это дело одного только…

Но его голос был покрыт шумом бури, со страшной силой обрушившейся на несчастный корабль.

Минуту спустя Каринг уже находился на брамсовой рее, готовый начать работать топором, между тем как остальные матросы распределились таким образом, чтобы иметь возможность снять весь парус сразу, как только будет уничтожена главная связь.

Но мачта не могла выдержать одновременно тяжести стольких людей, тем более, что она была значительно ослаблена напором ветра на развернувшийся парус. Не надо забывать также, что главная мачта уже получила несколько повреждений при падении срубленных мачт со всем их такелажем.

Видя и понимая все это, Вильдер не мог оставаться спокойным, а так как голос его, очевидно, не достигал слуха этих людей, то он поспешил туда сам.

— Назад! — прокричал он во всю силу своих легких, снизу вверх. — Ради Бога, назад!.. Мачта упадет!

Но если бы даже его слова были услышаны наверху, все равно уже было поздно спасти этих людей.

В тот самый момент, когда Каринг сделал решительный взмах топором, лопнули последние канаты… Раздался сильный треск, весь корпус корабля содрогнулся, и фок-матча, наклонившись, сразу рухнула в море, и вскоре все это было поглощено разбушевавшейся стихией.

— Погибли! Погибли… — простонал Вильдер, ухватившись обеими руками за разбитый рейлинг и тупо созерцая кипящую водную массу. — Нет возможности спасти… — прошептал он.

— А ведь это парус! — проговорил в эту минуту над самым его ухом подошедший вдруг Нейтид.

В его сдавленном голосе слышался суеверный страх. Вильдер поднял голову. В самом деле, в тумане двигался точно какой-то призрак, в котором, однако, можно было различить корабельный корпус.

— Не все ли равно, кто там… Пусть хоть сам дьявол! — воскликнул Вильдер. — Нам все равно нечего терять.

Но Нейтид, по-видимому, не желал примириться с такой мыслью. Надежда на спасение победила в нем на мгновение суеверный страх.

— А если это не сам дьявол, а настоящий корабль, — проговорил он. — Почему бы нам не попытаться как-нибудь дать знать о себе? Наконец, ведь у нас пассажиры, о которых мы должны позаботиться.

— Вы говорите о пассажирах? Нет, нет, что хотите — только не это.

В самом деле, Нейтид напомнил Вильдеру о дамах, находившихся на его попечении. Все ужасы последних часов не давали ему возможности ни на минуту вспомнить о них.

Как бы там ни было, взвесив все обстоятельства, Вильдер не мог долго оставаться в нерешительности. Он поспешил тотчас отдать распоряжение, которое помогло бы "Каролине" остаться незамеченной, если это еще представлялось возможным.

Никто из экипажа не сомневался, что неожиданно появившийся парус — тот самый, который они видели прежде на горизонте во все время плавания, несмотря на все усилия разойтись с ним. Вот он опять преследует их, несмотря на перемену курса, бурю и туман.

Таинственный незнакомец быстро нагонял их, и уже можно было ясно видеть весь его корпус и такелаж. К общему удивлению, на нем почти не было парусов, и весь корабль имел такой вид, как будто он только что оставил гавань. Все штанги и реи, вплоть до самых незначительных, находились на своих местах и в поразительном порядке.

Таким образом, он продвигался вперед, свободно рассекая волны и подымая перед собою целую гору кипящей пены. Ничто не давало повода предполагать, что таинственный незнакомец видел "Каролину". Напротив, скорее можно было думать, что она до сих пор оставалась совсем незамеченной, а потому матросы, опасаясь столкновения, бросились разыскивать сигнальные фонари и приготовились звонить в колокол.

— Напрасная забота, — прошептал Вильдер. — Там нас прекрасно видят.

— Да, и притом нас видят такими глазами, какими не смотрел еще ни один смертный, — проговорил Нейтид, снова очутившийся рядом с капитаном.

Произнося эти слова, суеверный боцман тупо уставился в темноту.

Матросы жадно следили за всеми движениями призрачного корабля. Еще не миновал ужас, охвативший их души при виде гибели товарищей, утонувших в морской пучине, но этот ужас должен был уступить место прежнему суеверному страху перед привидением.

Вильдер был единственным человеком на палубе, сохранявшим полное спокойствие, несмотря на действительно критическое положение. Он тоже в свою очередь, хотя и с другим чувством, следил за враждебным кораблем.

Но как он ни напрягал свое зрение, он не мог различить никаких признаков жизни на этом корабле. Никто не подавал там никаких сигналов и никто как будто даже вовсе не управлял им. Можно было думать, что никто, в самом деле, не интересовался несчастной, искалеченной "Каролиной".

Таинственный корабль, как тень, пронесся мимо и вскоре исчез, точно растворился в морской пене.

— Нет его, слава Богу, — проговорил Вильдер с облегчением.

— Надо думать, он плывет теперь в облаках, — проворчал Нейтид.

— В небесах или в аду — это для меня безразлично, — ответил Вильдер, — только бы его не было здесь. Ах, если бы Бог был милостив к нам и ураган продолжился бы до утра!

Нейтид бросил на него неприязненный взгляд.

В суеверном страхе перед силами природы ему казалось в высшей степени безбожно призывать бурю на свою голову в такой момент, когда стихии и без того, по-видимому, освободились от своих оков. Если у него до сих пор еще оставались какие-нибудь сомнения в том, что капитан водится с нечистой силой, то теперь он уже знал наверное, что надо думать. И вместе со многими матросами он твердо решил, что если только они еще попадут на твердую землю, то будут требовать устранения Вильдера от управления судном.

Вильдер между тем думал, конечно, совсем о другом. Крупными шагами он измерял палубу из одного конца в другой, весь отдавшись своим мыслям и только изредка бросая взгляд на бушующую водную поверхность.

Кто бы узнал в этом жалком обломке гордую "Каролину", еще недавно красовавшуюся в океане и носившуюся по волнам, как птица на крыльях.

ГЛАВА VI

Гибель "Каролины"

Несчастье, постигшее Каринга и нескольких матросов, послужило как будто искупительной жертвой, и буря мало-помалу начала успокаиваться.

Ветер стихал. Волны теряли свой грозный характер, и морская поверхность начинала принимать более или менее обыкновенный вид.

Однако Вильдер должен был приложить всю свою опытность и энергию, чтобы при помощи двух старших матросов управлять судном. Надо заметить, что эти двое, находившиеся на руле, почти одни из всего экипажа ни на минуту не переставали работать. Прочие матросы почти все оставались бездеятельными.

Трудно сказать с уверенностью, что было этому причиной. То ли обстоятельство, что на "Каролине" при настоящих условиях почти нечего было делать, или намеренное нежелание что-нибудь делать. Если бы у Вильдера было время наблюдать за Нейтидом с момента появления вновь таинственного корабля, то его поведение, вне сомнения, показалось бы ему странным.

Матросы время от времени собирались группой, горячо обсуждая что-то между собой, и каждый раз в таких случаях можно было видеть среди них Нейтида. Но доверчивому Вильдеру даже не приходило в голову подозревать какие-нибудь дурные намерения, тем более, что неудовольствие матросов оставалось для него до сих пор совершенной тайной, и он не знал, как они толковали появление чужого корабля и насколько находились во власти суеверных представлений.

Несколько успокоившись теперь за участь корабля, Вильдер невольно подумал о том, как много должны были выстрадать дамы во время бури. Тем более его радовало, что к утру он в состоянии будет, по всей вероятности, совершенно их успокоить.

Вильдер был еле жив от усталости. Тяжелое физическое напряжение, мучительная бессонная ночь и, главным образом, душевное беспокойство, терзавшее его в течение всего этого времени, вконец истощили силы.

Чувствуя, что не в силах бороться долее с усталостью, он решил спуститься в каюту, чтобы прилечь и отдохнуть. Вот почему, подозвав к себе старшего боцмана Нейтида, он наказал ему быть возможно более бдительным и немедленно разбудить его в случае малейшей перемены погоды к худшему.

Впрочем, в настоящую минуту, по-видимому, нечего было опасаться — и Вильдер спустился в каюту, где, не раздеваясь, бросился на койку. Вскоре им овладел свинцовый сон, лишивший способности воспринимать какие бы то ни было внешние впечатления.

Проснувшись после этого тяжелого сна, Вильдер увидел, что каюта освещена косыми лучами, свидетельствующими, что солнце оканчивает свой дневной путь. Он быстро вскочил на ноги…

"Никогда я не спал так долго и крепко", — подумал он, сладко потягиваясь и возвращая таким образом своим членам их обычную эластичность. Освеженный отдыхом и почувствовав в себе новые силы, он только хотел позвать кого-нибудь и приказать принести ему поесть, как вдруг слух его был поражен необычной суматохой и беготней на палубе.

Он был почти уверен, что погода, с тех пор как он сошел в каюту, не изменилась: море было довольно спокойно; об этом можно было судить по тому, как тихо и мерно разбивались волны о боковые стены корабля. Что же могло быть причиной суматохи?

Неужели все тот же корсар?

Встревоженный этой догадкой, он со всех ног бросился наверх и через минуту уже стоял на палубе. Но тут ему предстояло надолго позабыть о голоде — такой необычной была картина, представившаяся его изумленному взору. На палубе царил полнейший беспорядок, хотя объяснить причину неожиданного явления было, по-видимому, весьма трудно, так как нигде на океане, ни вблизи, ни вдали, не заметно было признаков какой-нибудь опасности или преследования.

А между тем матросы бегали, суетились, кричали, толкали друг друга и шумели, словно толпа помешанных. Один бежал, неся в руках целый ворох одежды, другой при помощи товарища катил бочку с водой, третий изнемогал под тяжестью огромного тюка с сухарями, и все это, как заметил Вильдер, небрежно бросалось в две спущенные шлюпки, качавшиеся на воде.

Вся эта шумная, бестолковая сцена происходила на глазах озадаченного капитана, с минуту молча наблюдавшего ее. Впрочем, оцепенение Вильдера длилось недолго.

Не прошло и минуты, как его голос грозно прозвучал в ушах торопливо пробегавшего мимо Нейтида, который до сих пор, казалось, не заметил появления своего начальника.

— Что происходит на корабле, мистер?

При этой неожиданной задержке Нейтид в первую минуту невольно вздрогнул и, выронив из рук какой-то предмет, даже отпрянул на несколько шагов назад.

— Скажете ли вы мне, наконец? — повторил свой вопрос взбешенный капитан.

И, схватив оторопелого моряка за плечи, он сердито потряс его:

— Что значат эта безумная суматоха, этот гвалт и беготня? Разве вы не понимаете, мистер, о чем я вас спрашиваю?

Но Нейтид, напротив, отлично понял слова молодого капитана и успел тем временем сообразить все выгоды и невыгоды своего положения.

Лоб его сердито нахмурился: багровые пятна выступили на лице, жилы вздулись. Внезапно схватив захваченного врасплох капитана поперек стана, он с исполинской силой поверг его на землю.

— Сюда, сюда, ко мне, товарищи, — с диким торжеством закричал мошенник, упершись коленом в грудь лежавшего под ним Вильдера. — Помогите вязать злодея. Проворнее, ребята, нечего терять время даром!

На этот зов несколько матросов со всех ног кинулись пособлять Нейтиду, и скоро крепко-накрепко скрутили они несчастного Вильдера по рукам и ногам.

— А теперь, молодцы, стащите его к обломку вон той мачты и привяжите к ней, — скомандовал он. — Пусть изверг досыта налюбуется последствиями учиненного им злодейства и созерцает наш отъезд. Что касается меня, то я не пожалею, если он даже и совсем сгниет у этой мачты!

Приказание было приведено в исполнение так же быстро, как и первое. Причина возмутительного насилия мало-помалу становилась понятной Вильдеру, крепко-накрепко привязанному к обломку грот-мачты.

Матросы поспешили вернуться к прерванным занятиям, не заботясь о дальнейшей участи своего несчастного командира. Один только Нейтид не отходил от него и сурово смотрел ему в лицо.

Презрением отвечал Вильдер на этот взгляд.

— Итак, малодушный, подлый бунтарь, — твердо проговорил он. — А вы предатель!.. В качестве офицера вам следовало бы подавать хороший пример другим. Вы-то именно и являетесь зачинщиком! Но берегитесь, негодяй, это не обойдется вам даром: напротив, вы очень дорого заплатите за свое низкое предательство, как только мы войдем в гавань.

— Шипи себе, змея, шипи сколько хочешь, — засмеялся гнусный изменник. — Пока еще ты имеешь возможность делать это, но скоро перестанешь разевать свою глотку, если только не захочешь, чтобы ее залили соленой водой. Никогда, капитан Вильдер, — прибавил он со злобным скрежетом зубов, — никогда больше не ступить вашей ноге на твердую землю. Вы не покинете этот корабль и сегодня в последний раз будете любоваться заходящим солнцем. Вина ваша чересчур велика, и вы должны получить за нее приличное возмездие.

— Что значат ваши слова, негодяй? Уж не хотите ли вы убить меня? Попробуйте! Я не боюсь смерти, а справедливое наказание, я уверен, не замедлит постичь бездушных мятежников и убийц.

В эту минуту его негодующая речь была прервана неожиданным появлением мистрис Эллис. Вместе с Гертрудой она торопливо прибежала на палубу и поспешила подойти к молодому капитану.

Страшная бледность покрывала красивое лицо молодой девушки, и голос ее заметно дрожал, когда она обратилась к Нейтиду с вопросом:

— Что означает эта ужасная сцена? К чему это насилие в отношении человека, который один имеет право командовать этим кораблем. Мы и так уже пережили много страшных минут в течение этой бурной ночи, которая немало напугала нас и пошатнула наши небольшие силы. Неужели вы хотите лишить нас последнего утешения, последней опоры, которую мы черпали в советах этого честного и благородного человека! Какую, спрашиваю у вас, несправедливость мог учинить тот, кто один имеет право здесь приказывать?

— Имел право это делать, мисс, — угрюмо возразил Нейтид, — да, имел, но теперь более не имеет, так как мы решились, наконец, отнять у него возможность нам дальше вредить. Никогда более, ручаюсь вам, не будет он увлекать в несчастье и погибель честных моряков и исправные суда. Выслушайте мое объяснение, оно будет коротко, так как вдаваться в пространное нам, как вы сами должны знать, некогда. Сегодня ночью морс и небо вели себя так, как я не запомню с давних пор.

Несмотря на бурный ветер, другой корабль горделиво поднимал вверх свои стройные мачты, как будто был в безопасной гавани, между тем как на нашем корабле и реи, и снасти, и мачты, как вы сами можете видеть, — все это через минуту пошло за борт. Никогда ни одному крещеному моряку не доводилось, может быть, видеть такое странное явление. Нейтид принялся рассказывать трепещущим от ужаса женщинам страшные события прошлой ночи, украшая их, конечно, разными суеверными заключениями.

По его мнению, капитану Вильдеру в наказание за преступление, будто бы учиненное им против "Каролины" и погибших матросов, надлежит остаться на корабле и пойти вместе с ним ко дну.

— Мы вовсе, как видите, не желаем убивать его, — заключил, как бы оправдываясь, жестокий мошенник. — Нет, нет! Мы отнюдь не желаем быть убийцами и непременно отвяжем его, как только шлюпки будут готовы к отплытию. Пусть спасается, как знает, если только он сумеет изловчиться в союзе с чертями.

— Итак, к бесчеловечной жестокости вы еще присоединяете язвительное глумление, — со слезами на глазах промолвила Гертруда и, вся дрожа, прижалась к доброй мистрис Эллис. — Не вы ли сами заверили нас, что в корабле открылась течь и что он продержится над водою каких-нибудь три-четыре часа? Не хочу верить, что вы способны на такой бессердечный поступок: ведь Бог накажет вас за это. Можете ли вы обвинять этого благородного человека в какой-либо несправедливости в отношении лиц, подчиненных ему?

Вы сами знаете, что нет, а также не можете по справедливости взвалить на него какую-либо вину, кроме несчастного случая, который только суеверие ваше приписывает ему. Развяжите веревки и освободите его, безжалостный человек, и я с радостью поблагодарю вас щедрым денежным вознаграждением.

— Не трудитесь разговаривать с ним, мисс, — спокойно остановил молодую девушку Вильдер, видя немой отказ в глазах Нейтида. — Не тратьте напрасно слов, ваши просьбы не тронут этого изверга.

А вы, мистер, — строго обратился он к Нейтиду, — очевидно, позабыли свою обязанность и хотите покинуть этот корабль? Как я услышал, в нем открылась течь, но возможность спасти его не совсем еще, по всей вероятности, утрачена?

— Нет, спасти судно нельзя, — возразил Нейтид. — Корабельный трюм уже наполовину залит водой и не пройдет двух — трех часов, как "Каролина" непременно пойдет ко дну. Мы хотели было, — прибавил он с лицемерным добродушием, — даровать вам более легкую смерть, поэтому оставили вас спокойно почивать в вашей каюте. Впрочем, теперь, мне думается, что вам и самому будет приятнее встретить смерть лицом к лицу. Вы проявили немало храбрости и отваги в прошлую ночь. Теперь же, нет сомнения, к вам на помощь явятся силы, имеющие весьма мало общего с христианским миром.

— Хорошо, будет! — остановил его Вильдер. — Вот с вами я действительно не желаю иметь ничего общего. Ваша измена и без моего содействия получит заслуженное возмездие; есть же на небе карающий и милующий справедливый Бог! Выслушайте меня, жалкий злодей, и запомните слова человека, умеющего с�