Глава 21

Кусочек шелка

Сизая голубка прилетела уже в сумерках. Все это время Тирд сидел мрачный, съежившись в дупле. Он втянул голову и не чувствовал ни тепла, ни холода. Тирд знал, что в любую минуту может появиться охотник со своей проклятой собакой. Услужливое воображение рисовало одну и ту же страшную и вполне вероятную картину. Человек быстро и сноровисто срубает сосну огромным топором, вынимает беспомощного Тирда из разгромленного дупла и кладет на сосновый пенек. Затем вынимает острый нож и норовит отрезать Тирду лапку. Вместе с берестяной торбочкой и письмом внутри. А рядом стоит собака, с кровавой жадной пастью, в вожделенном ожидании, когда ей бросят изуродованного голубя в награду за труды.

Тирд бесконечно рисовал себе эту картину, всякий раз избирая все более мрачные краски. Наконец голубка скользнула в дупло и уселась рядом, внимательно оглядывая Тирда чудесными лучистыми глазками.

— Чем ты опечален, милый друг? Силы твои прибавляются, крылья крепнут. В чем же дело?

— Человек, который охотится на меня, оставил внизу примету. Он вернется и отыщет меня.

— Ты надежно спрятан, — возразила Госпожа Леса. — Он уже побывал здесь и не сумел тебя отыскать. Мой верный ворон уводит их отсюда в лесную чащу. Ты в безопасности, королевский посланец.

— Только пока, — упрямо прошептал Тирд. — Человек знает, что я упал где-то рядом. У него мое перо. И он вернется — для того и оставил пометку.

— А мы не можем ее убрать? — с надеждой спросила голубка. — У меня есть слуги, которым это под силу. Человек вернется и не найдет своей приметы. Тогда он, быть может, уйдет.

— Вряд ли, — ответил Тирд. — Он, конечно, запомнил окрестности. Это умный и опытный охотник. К тому, же ему служит собака. Даже если твои слуги и уберут примету, это только породит у него новые подозрения.

— Что же делать? — озадаченно проворковала птица с сизым опереньем.

— Выход только один. Мне нужно улетать. Сегодня ночью, если человек не вернется, я обязательно попытаюсь это сделать.

— Ты еще слишком слаб, — мягко возразила голубка. — Крылья могут не удержать тебя, и ты сломаешь маховые перья. А то и кости. И тогда уже никогда не доберешься до своей цели.

— Меня ждут, — упрямо пробормотал Тирд. — Я должен попробовать.

— Ты все время думаешь о письме, что должен доставить? — задумчиво спросила голубка.

— Да, — кивнул почтовый голубь. — Это — мой долг. Моя служба.

— Служба? — качнула изящным клювиком Госпожа Леса. — Мне трудно понять. В этом лесу птицы служат только мне. Да и то потому, что я в свое время помогала многим из них, еще когда они были несмышлеными подростками-слетками.

— Сколько же тебе лет? — удивился Тирд, еще раз с удовольствием окидывая птицу осторожным, бережным взглядом.

— Я — вечно юная, — улыбнулась голубка, изящно поведя клювом и сделав быстрое, неуловимое движение прелестной головкой, точно отряхиваясь от капелек теплого майского дождя. Тирд смотрел на нее зачарованно: он был не в силах понять, шутит ли с ним эта загадочная птица или говорит серьезно.

— Ну, наверное, — неуверенно проквохтал он. — Но я ведь — королевский гонец. Мой долг сильнее меня. Он неуклонно зовет, требует, чтобы я поскорее летел. Неизвестно, что может случиться, если письмо не будет доставлено вовремя. Знаешь…

Тирд помолчал, угрюмо покачивая клювом.

— У меня отчего-то очень тревожное предчувствие. Мне кто-то неуклонно нашептывает, что я и так уже опоздал. И каждый час промедления делает случившееся все более непоправимым и ужасным.

— А что должно случиться? — воскликнула сизая голубка.

— Я не знаю, — тихо сказал Тирд. — Но, наверное, об этом знает письмо.

— Письмо… — задумчиво прошептала Госпожа Леса. — И ты, конечно, не знаешь, о чем оно?

— Я всего лишь почтовый голубь, — простодушно ответил Тирд. — Хоть я и ношу секреты королевского двора, откуда мне знать их?

— Разумеется, — согласилась голубка. Она замолчала и некоторое время, казалось, размышляла, искоса поглядывая на Тирда. Голубь же мрачно ждал темноты. Или охотника.

Наконец Госпожа Леса внимательно посмотрела на него.

— Скажи мне, Тирд: что связывает тебя с твоей службой? Зачем ты носишь чужие письма?

Тирд посмотрел на голубку в великом изумлении.

— Как это — что? Мой долг. Я тебе это уже говорил.

— Я помню, — кивнула голубка. — Но кому ты отдаешь его, этот долг? Ты разве кому-то должен?

Тирд смешался, в первую минуту не зная, что ответить. И как сделать так, чтобы эта чудесная птица, живя здесь, в глухом лесу, поняла его, городского, почти что столичную штучку. К тому же причастного к великим тайнам королевского двора, пусть даже и косвенно.

— Знаешь, Госпожа, это трудно объяснить. Вот так, просто, с одного прыжка — и сразу в небо… Могу только сказать, что, наверное, я так устроен. Такое мне дали воспитание в почтовой Службе, там я узнал жизнь и познал себя. Я обязан своей службе всем. Вот и все, наверное.

— Как просто, — задумчиво проговорила голубка. — Но ведь ты не родился почтовым голубем, королевским гонцом, правда?

— Почему? — удивился Тирд. — Я вылупился из яйца как раз в гнезде, принадлежавшем почтовой Службе. Мои родители были почтовыми голубями. Правда, отца я не знал, но мать запомнил хорошо. Я помню ее и сейчас.

— Разве у почтовых голубей нет отцов? — тихо спросила голубка.

— Ну, сначала-то они, конечно, есть, — возразил Тирд. — Но когда вылупляются птенцы, с ними остаются одни матери. Говорят, хороших отцов мало. Даже на королевской службе.

Сизая голубка улыбнулась, но взор ее был исполнен грусти.

— Скажи мне, Тирд, разве тебе никогда не хотелось пожить вольной жизнью? Как живем здесь мы, в этом лесу?

— Не знаю, — честно ответил Тирд. — Признаться, я прежде никогда не думал об этом всерьез. Служба королю поглощает меня полностью.

— А ты думаешь, король знает о тебе? О том, что ему уже который год верой и правдой служит храбрый и самоотверженный голубь по имени Тирд? — с горечью спросила Госпожа Леса. — И знает ли он вообще хоть что-то о голубях?

— Думаю, знает… — не совсем уверенно сказал храбрый и самоотверженный голубь Тирд. — Должен же он знать, кто носит его секретную почту…

— А как ты думаешь, — медленно сказала голубка, точно с трудом подбирая нужные слова. — Если бы ты остался здесь. Со мною, в этом лесу. Король бы сильно огорчился?

— …Не знаю, — смешался Тирд. — Наверное, не так чтобы уж очень, — предположил он.

— И я так считаю, — радостно поддержала его голубка и даже захлопала крыльями от восторга. — Так, может быть, останешься?

— А зачем? — слегка обалдел Тирд. — Что я здесь буду делать?

— Просто жить, — ответила Госпожа Леса. — Ты разве никогда не задумывался о том, что в этом мире можно просто жить? Не служа, не работая на кого-то, не испытывая чувства долга и ответственности ни перед кем, кроме своих близких?

— А почему ты спрашиваешь об этом, Госпожа? — изумился Тирд. — Тебе-то зачем этого хочется?

— Видишь ли, Тирд, — сказала сизая голубка. — Я бы очень хотела, чтобы у моих птенцов был отец. Чтобы им повезло больше, чем тебе в детстве. И чтобы ты понял, как хорошо служить прежде всего своим детям, подруге, родителям, семье…

Тирд, не в силах вымолвить ни слова, ошеломленно уставился на голубку. А она улыбалась ему. И в лучах этой улыбки из уставшего голубиного сердца сильными, нервными и ликующими толчками уходил весь страх минувшего дня и тревога перед днем грядущим.

Спустя час или более того над дуплом раздалось вежливое хриплое покашливание. Это вернулся ворон, тот, что был с седыми полосками на крыльях.

— Искусник вернулся, — прошептала голубка и ласково улыбнулась Тирду. Тот смущенно отодвинулся от нее, а она одарила его лукавым взором. Выглянув из дупла, голубка приветствовала своего слугу, после чего обернулась.

— Тирд, — сказала она. — Я хочу предложить тебе нечто очень важное.

— Да? А что именно? — с любопытством спросил голубь, поглядывая в ночную тьму. Честно говоря, теперь ему уже не слишком хотелось вылетать из этого дупла. Оно так неожиданно быстро стало ему уютным, теплым и родным. Хотя голуби и не живут в дуплах.

— Я понимаю, чувство долга теперь сильнее тебя, — молвила голубка. — Оно неудержимо тянет тебя в путь. Опасные предчувствия овладели тобой, дурные мысли и тревожное беспокойство. Причиной тому — письмо, которое ты должен отнести. Но скажи, Тирд, если ты будешь знать содержание письма, и оно окажется… Нет, разумеется, не пустячным… Но — не слишком уж… роковым для твоей нынешней жизни. И не определяющим твою жизнь дальше… Тогда ты останешься со мной? С нами?

Тирд долго молчал. За это время он вспомнил о многом. Но в итоге почему-то сказал вовсе не то, что вертелось на языке.

— Кто же может знать, что написано в королевском письме?

— Я, — ответила голубка. — А Искусник нам в этом поможет.

В тот же миг подлетел второй ворон, тот, что был весь черный. Его Госпожа почему-то звала Затейником, но Тирд далеко не был уверен, что и ему позволительно так называть мрачных корвусов, служивших ей верой и правдой.

— Королевскую почту запрещено вскрывать всякому, кому она не предназначена, — запоздало спохватился Тирд, когда они выбрались из дупла на свет и устроились на толстенном суку.

— Не волнуйся об этом. Искусник попробует ее достать, не повредив королевских печатей, — успокоила его голубка.

Тем временем понемногу смеркалось. Но вороны неплохо видят и в темноте, хотя до ночных пернатых охотников им, конечно, далеко. Затейник уселся повыше, чтобы бдительным оком обозревать окрестные чащи на случай, если появятся человек с собакой. Искусник же первым делом тщательно осмотрел берестяной туесок и осторожно простукал его клювом, мягко нажимая в каких-то, одному ему понятных местах. Все это время Тирд чувствовал себя крайне неуютно, отчаянно ерзал и часто вздыхал. Он был совершенно уверен, что совершает государственное преступление и его в самом скором времени ждет суровое наказание за измену.

Тирд настолько разволновался, что корвус замер на мгновение. А затем поднял голову и внимательно посмотрел на голубя блестящими пронзительными глазами.

— Ну-ка ты, свистун, можешь посидеть спокойно хотя бы минутку?

Перепуганный Тирд послушно замер, а корвус вновь опустил клюв и продолжил свои хитрые манипуляции. Наконец ему удалось раздвинуть полоски туго стянутой бересты и просунуть кончик клюва внутрь туеска.

— Там что-то есть, — глухо прошамкал ворон, не вынимая клюва.

— Можешь вытащить? — спросила голубка.

— Вытащить — смогу, — пробурчал ворон сквозь закрытый клюв.

— А потом засунуть обратно? — вновь спросила голубка, и Тирд явственно услышал в ее голосе нотку волнения.

— Постараюсь, — пообещал ворон. — Скорее всего, получится.

— Тогда тяни, — велела Госпожа Леса.

Корвус молча кивнул, так что при этом весь туесок, привязанный к голубиной лапке, опасно сотрясся. Не хватало еще, чтобы теперь появился этот кошмарный охотник, некстати подумал Тирд. И в тот же миг ворон зацепил, потащил и резко вытянул из туеска маленький кусочек белой ткани. Он повернулся и с поклоном положил его перед своей Госпожой, придерживая, однако, сильной кожистой лапой.

— Что это? — спросила голубка.

Перед ней лежал квадратик тонкой и крепкой материи, более всего похожей на шелк. На шелку посреди белоснежного поля было написано длинное слово. Ниже стоял королевский знак — миниатюрное изображение двуглавого льва с зажатым в лапах коротким копьем.

— Невероятно! Так мало? — в изумлении спросил Тирд, который никогда прежде не видел содержимого королевской почты. Его взору всегда представали только туески, конверты, клееные ленты и колечки. Что на них было изображено и что покоилось внутри, Тирд раньше не видывал. Тем более его удивила такая мелочь в туеске, ради которой он столько раз рисковал самой жизнью.

— Дело не в количестве, — назидательно ответила голубка. — Это же почта.

— Королевский символ я видел много раз, — сообщил голубь. — А что это за странные закорючки над ним?

Ворон иронически глянул на голубя, а голубка тут же принялась терпеливо объяснять.

— Эти значки называются «буквы».

— Не-е-ет! Буквы не такие, — упрямо замотал головой Тирд. — Я прежде видел буквы, и очень много раз — на знаменах, стенах домов, вывесках. Даже на каменных изображениях людей и лошадей.

— Я поняла, — терпеливо сказала голубка. — Но те буквы, что видел ты, называются «печатные». Печатные буквы у людей — для праздников и торжественных случаев. Как вот эта печать — навсегда. Понимаешь?

Тирд кивнул.

— А те, что перед тобой — это буквы для письма. Ими люди пишут только для себя. Ну, или еще — для близких себе людей, которые поймут. Потому что у людей все рисуют эти буквы по-разному. Так мне рассказывала моя мать.

Тирд кивнул вторично.

— Так вот перед тобою — эти самые буквы. А из них составлено какое-то слово.

Тирд кивнул и в третий раз. Он был умный и сообразительный голубь, и к тому же очень дисциплинированный. Уже давно замечено, что служба королям во все времена наиболее успешно формирует именно последнее качество, кстати, далеко не последнее в ряду известных жизненных добродетелей. Правда, именно в эту минуту Тирд как раз и совершал, по его мнению, одно из самых страшных преступлений против короны!

— Очевидно, в этом слове и заключен смысл королевского послания, — предположила Госпожа Леса.

— Всего лишь в одном только слове? — недоверчиво пробормотал Тирд, разглядывая хитроумные закорючки.

— Ну, да, — молвила голубка.

— Хорошо, — ответил Тирд, — я все понял. А что мы теперь будем делать с этим словом? И какое оно — хорошее или плохое?

— Этого мы не знаем, — покачала головой голубка. — Покуда слово не прочтешь, никогда не знаешь, что оно может значить.

— А кто его может прочитать? — не унимался Тирд. — Что касается меня, то я читать не умею. Тем более — по-людски.

Ворон покосился на Тирда и саркастически крутнул головой, точно говоря: ну, еще бы, где уж тебе, свистуну!

— Это не удивительно, — вздохнула голубка. — Никто из нас не умеет читать по-человечьи. Кроме одного.

И она неожиданно низко поклонилась… корвусу! Тот в ответ сделал церемонный шаг назад и учтиво поклонился своей Госпоже, как образцовый придворный, знающий себе цену, но весьма высоко чтящий монаршую милость. Во всяком случае, на людях. Или — птицах, что, по сути, имеет в таких случаях мало различий.

— Искусник в молодости жил с людьми, — пояснила голубка Тирду. — Его показывали за деньги, а он за это проделывал разные фокусы. Или наоборот, уж не знаю. Словом, там, в цирке он и научился немного читать.

И она обернулась к ворону, который в течение ее краткого рассказа не издал ни звука. Другой же корвус тем временем не спускал глаз с ближайших зарослей, бдительно следя за каждой веточкой и прислушиваясь к писку ночных зверьков и далеким крикам птиц.

— Ты ведь сумеешь прочитать, верно, Искусник? — с надеждой и гордостью спросила Госпожа Леса.

— С вашего позволения, — глубоким и низким голосом ответил ворон, — я уже это сделал.

— Как?! — вскричала обрадованная голубка. — Ты прочел это слово?

Корвус молча склонил голову, кося ироническим глазом на Тирда.

Сверху глухо каркнули — это Затейник выразил одобрение искусству собрата по перу.

— Что же это за слово? Говори скорее, мой добрый друг! — воскликнула голубка.

— С вашего позволения, — вновь начал ворон, — это слово означает «ПОНЕДЕЛЬНИК».

— Понедельник? — удивленно воззрилась на него Госпожа Леса.

— Так точно — понедельник, — подтвердил ворон. — Именно это написано по-человечьи на белом куске материи.

Наступила долгая тишина. Первой ее нарушила встревоженная и недоумевающая голубка.

— Но что означает это слово? И чего ради посылать из-за него такого… — она приласкала Тирда теплым взглядом, — такого достойного и храброго голубя?

— Этого я уж не знаю, — сухо ответил Искусник. — Но может быть, знает этот?..

Любимое словечко «свистун» в этот раз не сорвалось с клюва корвуса, который, что ни говори, был весьма неглупым царедворцем. И потому закончил нейтрально:

— Этот… достойный… голубь…

— Да я понятия не имею! — ошеломленно воскликнул Тирд. Но тут же прибавил, — Постойте, а можно я немного подумаю?

— Думай, — хором ответили голубка и оба ворона. И Тирд принялся думать.

Чтобы легче думалось, он даже отвернулся от своих спасителей. Попрыгал на ветке, чтобы мысли поскакали быстрее. Поковырял лапкой прошлогоднюю кору. Пощипал клювом застарелую, загустевшую смолу на изломе ветки. И вдруг резко обернулся к голубке.

— Какой сегодня день? Ради всего святого, скажи, пожалуйста, какой сегодня день?

Голубка в испуге обернулась к Искуснику, словно ища у того помощи. Ворон на миг прикрыл один глаз, после чего невозмутимо каркнул:

— Воскресенье. Сегодня у людей воскресенье.

— Ты не ошибаешься? — тревожно спросила его Госпожа Леса, видя, как страшно взволновался Тирд.

— Нет, не ошибаюсь, — покачал головой ворон. — Затейник сегодня летал в деревню. Там была ярмарка, и нашлось чем поживиться.

Тирд медленно, без сил опустил клюв, как громом пораженный. А когда поднял голову, в его круглых глазах стоял ужас.

— Я… я опоздал…