ГЛАВА 14

Арчи возвращался к жизни, как здоровеют попавшие в полынью и простывшие крепкие мужики. Но его выздоровление не возвращало ему прежнего облика. От добермана в Арчи остались только четыре лапы и способность на них стоять. Пока – стоять. Но Гоша понимал, что скоро он начнет уверенно на них перемещаться. Для того чтобы процесс мутации Арчи происходил на глазах пленников, те люди и не выключили свет.

– Гоша, – шептал Гудзон, боясь разговаривать громко. Каждый резкий звук тревожил Арчи, заставлял его нервничать. – Гоша, если все так, если дьявол властвует ныне над миром, то ты, должно быть, понимаешь в этом больше меня. Что происходит с собакой?

Арчи утратил прежнюю привлекательность добермана. Его стройная фигура исчезла. Он налился мощью, сквозь тонкую кожу было хорошо видно, как вспухли мышцы собаки на спине и шее. Лапы обросли плотью и чуть изогнулись, туловище округлилось. Его голова трансформировалась в асимметричную шишку, в которую кто-то, словно по ошибке, вставил глаза. Арчи уже без труда открывал пасть, и когда он это делал, Гоша видел несколько рядов кривых, белоснежных в своей новизне, острых зубов. Каждый раз, когда он их обнажал, от них тянулись мутные, словно резиновые пленки, слюни. Через три часа после появления Арчи стал проявлять интерес к людям. Уже совсем освободившись от шерсти, которая теперь валялась на полу, как в парикмахерской, он делал шаг вперед, водил мордой, ловя фокус зрения своей новой головы, а потом отступал. Всякий раз, когда он вставал, становилось очевидным, что делал он это все увереннее и увереннее.

– Его не кормят, вы заметили? – многозначительно прошептал Гудзон.

И Арчи тут же поднял голову. Повертев ей, он нащупал взглядом источник звука.

– Пресвятая Богородица, – вырвалось у Гудзона.

По мере того как состояние Арчи улучшалось, если это можно назвать улучшением, изменялось и его отношение к свету. Свет беспокоил Арчи. Заставлял постоянно менять позицию. Переворачиваться с одного бока на другой. И чем сильней свет доставлял ему беспокойство, тем быстрее он осваивал новые для себя способности ходить, поворачиваться, видеть.

– Зачем его кормить? – усмехнулся Гоша. – Скоро он сам поест.

– Вы говорите ужасные вещи.

– Я констатирую факт. Гудзон, там, наверху, остались мои друзья. До того момента, как мы нашли на Острове авианосец…

– Что нашли?

– Корабль. Огромный железный корабль.

– Железный корабль, – повторил Гудзон. – Продолжайте.

– Так вот, пока мы не превратили этот корабль в крепость, каждую ночь приходили твари. Они пожирали наших друзей. Это не собаки. Это существа о двух ногах, двух руках, перемещающиеся с удивительной ловкостью как по горизонтальной поверхности, так и по вертикальной. То, во что сейчас превращается собака, очень похоже на мутацию ураганного типа. Скоро Арчи окрепнет, и первый, на ком он опробует свои новые зубы, буду я. Просто я ближе. Потом он сожрет вас.

– Я не хочу это слушать.

– Тогда нам нужно придумать, как выбраться из наручников и прикончить это существо во второй раз.

– У вас есть какой-то план? – почти потребовал Гудзон.

– План есть. Но как только я претворю его в жизнь, у нас останется одна пара рук.

– И… чья это будет пара?

– Общая, – тяжело дыша, ответил Гоша. – Убивать собаку придется вам.

– Убить это существо голыми руками?..

– Это наш единственный шанс выбраться отсюда.

– Что вы собираетесь делать? – встревожился Гудзон. – Это нужно обсудить!

– У нас нет времени. Еще немного, и Арчи встанет, чтобы уже никогда не завалиться на бок. И тогда нам конец.

– Тогда я согласен…

Гоша боялся этого ответа, но еще сильнее был страх увидеть своими глазами, как отвратительная, не похожая на живое существо его мира тварь вонзит зубы в его плоть…

Он сел поудобнее и, сжав зубы, стал изо всех сил тянуть правую руку из наручника. Боль пронзила руку от запястья до самой шеи. Пальцы перестали слушаться. Но Гоша, предвидя это, продолжал истово тянуть руку из браслета.

Послышался хруст, и Гудзон, не уводя между тем глаз, побледнел. Если его твердость поможет Гоше выпростать руку, то он будет тверд. Гудзон смотрел и думал о том, как же, наверное, больно сейчас этому человеку. Но вид струящейся по локтю Гоши крови тревожил не только Гудзона…

В браслете застряла кисть. Большой палец не позволял ей выйти из стального обруча. И тогда Гоша прижал сустав большого пальца к стене, стиснул зубы, секунду помедлил и резко надавил.

Хруст заставил Гудзона закрыть глаза. Но он тут же открыл их, потому что верил, что человеку от этого бывает легче… Этим же взглядом он смотрел снизу на Роберта, когда тот приказывал оттолкнуть шлюпку от «Дискавери». Пусть Роберту будет легче. Если смерть Гудзона спасет других, он не против…

Выдавленный из костного ложа палец хрустнул, и Гоша увидел, как он перестал ему принадлежать. Это был чужой палец. Боль довела до тошноты. Гоша вытянул руку из браслета и влажными от боли и красными от напряжения глазами посмотрел на Гудзона.

– Держитесь, мистер, я молюсь за вас… – прошептал тот. – Господи, что для тебя четыреста лет?.. Приди сюда и дай ему сил…

Гоша никак не мог справиться со своей правой рукой. Ее трясло как в агонии. От запястья до суставов на кисти она была разодрана в кровь. И большой палец торчал из пятерни как лишний…

Он вспомнил, как в детстве постоянно мучился огорчением оттого, что у человека две ноги. Каждый вечер отец заставлял его мыть ноги холодной водой. Эта процедура в те годы бессмысленного очарования жизнью была для Гоши настоящей пыткой. Ему казалось, что отец над ним издевается. И вот уже одна нога помыта и вытерта насухо, и теперь горит жарким огнем. Но есть вторая, которая еще не покрылась мурашками от прикосновения холода… Эти отцовские пытки Гоша потом вспоминал часто и всегда – с благодарностью. Настойчивость отца была тому причиной или нет, но в какие бы лютые морозы по тайге и горам ни скитался Гоша с молотком и приборами, он ни разу не простудился…

И вот пытка закончена и остается, казалось бы, только перетерпеть боль как ее последствие. Правая рука свободна. Но освобождение ее ровным счетом ничего не значит. Напротив, кровь возбудила Арчи. И казалось Гоше, что запах ее придал бывшей собаке сил и уверенности.

– Я сделаю это… – искусанные в кровь губы его шевельнулись и покрылись налетом серого цвет, когда он, натужно застонав, потянул вниз руку левую…

Гудзон смотрел на него и думал о том, сумел бы он выдержать эту добровольную пытку. От очередного хруста он вздрогнул, и сердце его пропиталось уважением и любовью к этому человеку.

Выдернув окровавленную руку из браслета, Гоша, сжав зубы до скрипа, закрыл глаза и зашептал:

– Как же больно…

Теперь нельзя терять ни минуты. Он поднялся на ноги и, не сводя глаз с Арчи, шагнул к Гудзону.

– Сэр, вы видите ремень на моих брюках? Выньте его пальцами. Я буду поворачиваться, чтобы вам было удобнее…

Когда белый ремешок оказался у Гудзона, Гоша осторожно взял его за пряжку изуродованной рукой.

– Я попробую открыть наручник клинышком пряжки.

– Не болтайте глупостей, – заявил Гудзон. – Я уверен, что вы его откроете!

Через пять минут стало ясно, что использовать руки для этого невозможно. Пальцы не слушались Гошу. Он видел их, но не чувствовал. Тогда он схватил пряжку зубами и вставил стальной пруток в скважину замка браслета. Он стоял спиной к Арчи.

– Гоша, вы не могли бы поторопиться? Арчи… Он стоит у вас за спиной…

Пять секунд. Десять. Пятнадцать…

– Гоша…

Он понял – замок не открыть. Сквозь прореху в штанине ногу его грело влажное дыхание стоящего за ним существа. Арчи не просто встал. Он подошел… Трансформация окончена. Теперь Арчи знал, что ему нужно.

Гудзон вдруг боднул головой Гошины руки, измазав лицо кровью.

– Уходите. Спрячьте руки за спину и обойдите эту тварь… Он заинтересуется мной, а у вас появится шанс.

Гоша смотрел ему прямо в глаза.

– Как это пошло, сэр.

И выплюнул пряжку. Выпрямился. И повернулся…

Левша сунул в зубы стебелек и принялся старательно жевать.

– Одно из двух. Либо нас накрыл огнем меткий стрелок, пытаясь уберечь от беды, либо стреляет косоглазый. Есть только один способ проверить.

Не сговариваясь, они с Макаровым стали ползти вдоль проволоки на юг. Гламуру не оставалось ничего другого, как последовать за ними. Проползая мимо пальмы, к стволу которой была прикреплена взрывчатка, Левша с содроганием подумал о том, что было бы, если бы его нога или нога кого-то другого ударила по проволоке. Удалившись от опасной пальмы на несколько метров, они остановились.

– И что теперь? – торопливо спросил Гламур.

– Теперь ты должен снова встать. Если нас спасали, выстрелов больше не будет.

– Что? – Гламур даже потерял дар речи от возмущения. – А если… А если нас!..

– Хотели убить? – договорил Левша. – Тогда, конечно, выстрелят снова. Но тебе какая разница? Ты все равно заражен сифилисом.

– Нет у меня никакого сифилиса!

Передав «беретту» Макарову, Левша поднялся во весь рост. Он стоял так не меньше минуты. Ветра не было. Деревья стояли, словно нарисованные. Не шевельнулась ни одна ветка там, куда Левша направлял свой взгляд.

И вдруг на вершине холма – Левша смерил расстояние взглядом: пятьсот метров, не меньше – блеснул похожий на огонек газовой горелки крохотный блик. Точно такой стеклянный блеск он впервые увидел, когда они с Дженни любовались со скалы красотой водопада. Было это две недели назад…

Макаров уже полминуты стоял рядом с ним. Левша толкнул его плечом и кивнул.

– Видел?

– Что?

– Вон за тем холмом. Снайпер бил оттуда. Я рассмотрел блеск оптики. – Левша повернулся к продолжающему лежать на траве Гламуру: – Ладно, будем считать, что ты со своей задачей справляешься. Нашел окурок…

– Никакого сифилиса!

– Не знаю, не знаю… Потом сыграл роль лакмусовой бумажки. В общем, ты пригодился. А сейчас иди и отмотай от дерева пластит.

– Что?!

– Тебе можно хоть что-нибудь доверить? – сунув пистолет за пояс, Левша направился к пальме. На губах его играла усмешка.

Через несколько минут он вернулся с мягким кубиком в руках.

– Проволоку я брать не стал, а вот взрыватель – вещь нужная. Они вставили в пластит взрыватель от гранаты. Проволока должна была выдернуть кольцо. В общем, главное теперь – не оказаться в зоне детонации чего-нибудь.

Пройдя километр пути, они решили осмотреться. Тем более что подвернулась вода. Тонкий, размером со струю из водопроводного крана ручеек шуршал в траве по тощему руслу. Макаров велел Гламуру остаться – тот был очень рад этому решению – и попросил Гошу пойти с ним. Как только они зашли в джунгли настолько, что Гламур потерялся из виду, Макаров резко остановил Левшу рукой:

– Расскажи мне.

– О чем? – не понял Левша, в подозрении сводя брови.

– Не пытайся меня провести. Я видел твой взгляд, когда ты расспрашивал Гламура о кодах на его сейфе. Ты никогда не заговоришь о том, что тебе неинтересно.

Левша покусал губы и усмехнулся, как усмехается разоблаченный циник.

– Долго рассказывать.

– А ты сократи рассказ. И поторопись, девочка не может долго ждать.

Левша заговорил сразу, и Макарову это понравилось.

– Я оказался на Кубе не случайно. В Париже я сошелся с женщиной, которая была женой крупного криминального авторитета. Он нас взял прямо в кровати… А потом велел мне обокрасть в Москве одну квартиру. Это было условие, выполнив которое, я сохранил бы женщине жизнь. Я его выполнил, а он убил свою жену… Потом я… В общем, неважно. Сохраняя сюжет, скажу лишь, что после смерти этого подонка мне пришлось уносить из Франции ноги. И из Москвы тоже. В том мире осталась моя прошлая жизнь. Я улетел на Кубу, где, по договоренности, мы должны были встретиться с Мари… Но она не прилетела в Гавану, и теперь ты знаешь почему. Так вот, квартира, которую меня просил обнести ее муж, находилась в «Доме Мазинга».

– Что это за дом?

– Историческая достопримечательность Москвы, постепенно стирающаяся с ее лица. Так вот, код сейфа был «fackyou».

– Совпадение?

– Гламур живет в «Доме Мазинга», и код его сейфа, который, как он сказал, вскрывали, «fackyou». Можешь представить, чтобы в Москве нашелся помимо Гламура еще один человек, который бы жил в «Доме Мазинга», имел сейф и код замка на нем – «fackyou»?

– Человека, которого ты убил, звали Дебуа?

– Я помню наш разговор на пляже, – сказал Левша. – Ты сказал, что видел, как я, в костюме и пахнущий хорошим одеколоном, стреляю в голову Дебуа на этом Острове. Я помню.

– Так и было. А ты предположил, что я из Интерпола.

– Я и сейчас не сбрасываю это со счетов, – Левша поправил за поясом «беретту». – Оставим это, Макаров.

– Оставим. Но я хочу знать, как ты связан с Гламуром.

– Я с ним никак не связан.

– Правда? – Макаров растянул губы в усмешке. – А кто меня только что убеждал в отсутствии совпадений и присутствии фактов?

Левша выплюнул изжеванную травинку:

– Ничего не понимаю!

– Я тоже. Но при этом помню слова человека, который разговаривал со мной в каком-то помещении несколько дней назад! Он сказал, что один из высадившихся на Острове был лишний! Я спросил, не Антонио ли, он ответил, что нет!

– Ты веришь человеку, который нас убивает?!

– Я верю своему мозгу! – Макаров схватил Левшу за отвороты рубашки. – А еще на этом проклятом Острове мой сын! И мне плевать на все, лишь бы он вернулся домой, понял?! А поэтому ты скажешь мне сейчас, что взял из сейфа в той квартире!

– Это не твое дело.

– Ты не понял… – теперь Макаров взял Левшу за воротник. – Это мое дело, дружище… Ты слышал, что я говорил о Питере?

– Да как наше положение на Острове может быть связано с предметом, который я вынул из сейфа Гламура?!

– Так связано, что вы оба оказались в Гаване и ступили на палубу «Кассандры», прилетев один из Москвы, а второй из Парижа! И при этом второй обокрал первого! Можешь представить, чтобы в мире нашлись еще двое, встретившиеся на краю земли при таких обстоятельствах?

Обхватив голову руками, Левша стал ходить кругами. Губы его шевелились, он еще никогда таким не представал перед Макаровым.

– Нам нужно идти, – осторожно заметил он.

– Бежать, – поправил Макаров. – А ты пока думай, кого имел в виду тот, к которому меня приволокли для разговора, обстреляв транквилизаторами. Если Антонио не был лишним, тогда кто? Гламур, хранивший нечто, или ты, нечто укравший. Можешь не говорить, что это за нечто.

– Я сам не знаю, – проскрежетал Левша, раздвигая кусты руками и шагая к ручью, – что это.

Кате вовсе незачем было заглядывать туда. Но она, оставшись одна, почувствовала острую тоску по Левше. На глаза ей попалась сумка, которую она теперь носила с собой и которую сняла с плеча только сейчас, оставшись одна. Расстегнув «молнию», она стала перебирать вещи Левши без какой-либо цели. Бритвенный станок, пена для бритья, лосьон… Вот что, оказывается, захватил с собой на Остров ее парень… Ей и в голову не могло прийти, что это был весь багаж Левши.

Внутренний карман сумки оттопыривался, и было видно, что там небольшой, но тяжелый предмет. Открыть замок на сумке – это одно. Но забраться с карман уже внутри сумки – это было похоже на обыск. Но это же ее парень…

Она снова улыбнулась, и ресницы ее потяжелели от слез.

Расстегнув и эту «молнию», она сунула руку в кармашек и вынула небольшой тубус. Он был сделан из странного материала – полупрозрачного, но тяжелого, не похожего на стекло или пластик. Тубус разделял едва заметный шов. Надавив руками, она раздвинула части цилиндра в разные стороны. Крошечная клавиатура – в два раза меньше, чем на самом миниатюрном мобильном телефоне. И – табло, которое тут же загорелось красными буквами:

«Remains 2 attempts»

– «Осталось две попытки»…

Поспешив сдвинуть половинки тубуса, она уложила его на место и застегнула замок.