ГЛАВА 18
Сознание уходило как песок сквозь пальцы, мысли путались, в голове появился привычный шум, но Гоша все-таки вытерпел. Все происходящее после того, как ему отрубили палец, он наблюдал словно зритель, со стороны.
Он видел, как настежь распахивается дверь и как в комнату, где сидели на корточках над его телом, наслаждаясь муками его боли, трое латиносов, вбегает Гудзон. В руке его был меч. Или не меч, сабля. Или не сабля – шпага времен Кортеса. Или не шпага, а палаш…
Голова Родриго стукнулась об пол лбом и покатилась в угол комнаты. Гоша подумал, что вот так удариться лобной костью, наверное, больно…
И тут же увидел упавшую прямо перед его лицом руку, меж указательным и средним пальцами которой был зажат дымящийся окурок. Гоша прочел: «Мальборо»…
Кровь шипела, вытекая из ран латиноамериканцев. Словно вырываясь из брошенного под большим напором шланга, который метался из стороны в сторону, кровь ударяла в стены, рисовала на потолке причудливые линии, несколько раз прошлась по Гоше и залила все лицо.
Он не мог дотянуться до глаз, чтобы протереть. Правый не видел ничего, левый – смутно, но и этого оказалось достаточно, чтобы видеть, как хрипит насаженный на длинный клинок Алекс.
Гудзон, удовлетворившись результатом последнего удара, уперся ногой в грудь Алекса и оттолкнул, вынимая шпагу.
Послышался металлический звон. Это стучало гардой о бетон брошенное на пол оружие.
– Что они с вами сделали? – кричал Гудзон. – На полу ваш палец… Это не моих рук дело?!
Гоша покачал головой. Комната плавала перед ним, и он вместе с нею.
– Что с лицом?!
– Змея…
– Они заставили змею укусить вас?!
– Прекратите орать, сэр Генри… У меня голова разламывается от боли… Это был восточный щитомордник… Это пресмыкающееся распространено на Дальнем Востоке, в устье Амура… Придурки привели гадину в ярость, и она цапнула меня. Но не стоит драматизировать… – Гоша, цепляясь за шею Гудзона, вставал на ноги. – Щитомордник ядовит, но укусы не смертельны… Общее отравление организма… помогите мне устоять…
Сдернув с обрубка шеи Родриго косынку, Гудзон сильно перемотал кисть вяло моргающему Гоше.
Комната была уже не та. Сейчас она выглядела как лаборатория фотографа в инфракрасном свете. А еще недавно стены ее сияли белизной…
Гоша посмотрел на мизинец… Точнее сказать, на пенек, который вместо него торчал из ладони. Его тошнило от боли, и он чувствовал, как кровь отходит от головы.
– Сейчас я вам плохой попутчик, – прошептал он, хватаясь за воротник поварской куртки Гудзона. – Где вы нашли эту шпагу?
– Если спуститься по лестнице, то выйдешь в большую комнату, – стрекотал Гудзон, перекидывая руку Гоши через плечо и ведя его к двери. – Там все стены увешаны оружием. Я выбрал, что привычнее.
– Ржавую шпагу… Не торопитесь уходить. Отпустите меня, не переживайте, я еще в состоянии стоять… Это все проклятый щитомордник… Обыщите их…
Опираясь на стену, Гоша смотрел, как Гудзон выворачивает карманы убитых им людей. Никакого оружия. Лишь на поясе Родриго Гудзон нашел похожий на ученический пенал предмет.
– Это что такое?
– Хороший вопрос…
Гудзон повертел пенал в руке.
– Генри, дайте это мне.
Едва он успел это произнести, как из пенала вырвался зигзаг ослепительно-голубого цвета. Точно такой же цвет был у неба, когда в Коломенском били в колокола. Угодив Гоше в живот, разряд отбросил его словно куклу назад. Ударившись о стену, Гоша замолчал.
– Я убил его… – обреченно прошептал Гудзон и сел на пол… – Я убил его… молнией. Как глупо. * * *
Нужно было идти за водой. На солнцепеке люди страдали от жажды. Николай собирал пустые бутылки, раздумывая, кого пригласить с собой. Борис был недвижим, Патрисия дышала тяжело – астма давила ее легкие и заставляла останавливаться каждые несколько шагов. Дженни быстро находила общий язык с детьми. Донован не отходил от Нидо. Выход был найден просто.
– Я пойду с тобой.
Оглянувшись, Николай улыбнулся. К нему, закидывая за спину сумку, шла Катя. Ему нравилась эта женщина. Не болтает лишнего, не кричит без необходимости и не задает глупых вопросов. Обычно так ведут себя жены офицеров, но Николай никак не мог представить ее в этой роли.
– У тебя сумка Левши.
– Спасибо, я знаю, – она улыбнулась.
– Ее вовсе незачем тащить в джунгли.
– Левша попросил присмотреть за ней. Это значит, что я должна всегда на нее смотреть. Как же я буду делать это, если мы уйдем к водопаду, а сумка останется здесь?
– Непогрешимая женская логика. Ладно, неси, если хочешь. Но не проси потом меня тащить ее.
– И не подумаю, – Катя рассмеялась.
Они спустились вниз – как всегда, рискуя сломать ноги. Все проходы Макаров велел завалить кусками рельсов, жестяными листами и прочим хламом, оставшимся после взрыва авианосца. Как он считал, проникновение на судно посторонних ночью неминуемо приведет к обрушению конструкций, то есть тревоге. Но последние события уверили всех в том, что можно оказаться на корабле, не издав и звука. Тем не менее это была защита если не от людей, то от тварей. И теперь каждое утро люди спускались вниз, словно шагая по стеклу.
Катя не заметила, как они спустились с холма, где стоял авианосец, в ложбину. До джунглей оставалось около трехсот метров.
– Когда мы уходили, мне показалось, что Питер что-то сказал, – и Николай протянул руку, чтобы взять с плеча женщины сумку.
– Нет-нет, я понесу сама, – ей было трудно объяснить, что ношение сумки близкого человека – это некий ритуал, исполняемый ею во имя Левши. Оставь она сумку, казалось Кате, и у Левши начнутся неприятности. – Питер на самом деле сказал пару слов. Что-то о том, что сегодня джунгли не такие, как вчера.
– Интересно, что это может значить?
– Неужели что-то значить может все, что говорит ребенок?
Они опять поднялись на холм изумрудного цвета. Теперь снова – спускаться. Еще одно такое восхождение, и они выйдут на опушку, разделяющую долину и джунгли.
– Если бы Питер был простым ребенком, я бы ответил: «Конечно, нет». А что он еще сказал?
– Больше ничего.
Катей овладела странная тревога. Она не могла ее объяснить. Что-то очень похожее на приближение адреналинового криза. Когда становится ясно, что сердце сейчас зайдется дробью, воздуха станет мало и она станет беспомощной, как дитя.
Она расстегнула сумку, вынула из нее тубус и наклонилась. Одно движение – и тубус вошел в сурчиную нору.
«Я – дура?» – подумала Катя, вслед за Николаем поднимаясь на последний перед лесом холм.
«Да, я – дура», – слушая, как трепещет в груди ее сердце, решила она, закрывая глаза и пытаясь успокоиться. Как только она поднималась на пригорок, ветер тотчас облизывал ей лицо. Сейчас, когда она взошла, этого не случилось. Словно она шла по комнате.
И вдруг она, сделав очередной шаг, уткнулась грудью и лицом во что-то мягкое, пахнущее потом. От неожиданности Катя открыла глаза и увидела спину Николая.
– Что случилось? – В голосе ее послышались нотки раздражения. При любых обстоятельствах ткнуться лицом в чью-то спину, если это не путешествие по темному лабиринту, – признак глупости.
Но Николай, держа связки бутылок в опущенных руках, не делал попыток ни заговорить, ни двинуться вперед.
Недоумевая, Катя вышла из-за него и остановилась, словно наткнувшись на чью-то спину во второй раз.
Перед ними стояли четверо. Трое высоких, крепких молодых людей с полным безразличием в глазах. И чуть впереди – мужчина в светлых брюках и белой рубашке. На фоне пятнистых униформ своих подчиненных он выглядел странно и даже нелепо. Но разве не странно появление этих людей в долине, в ста метрах от джунглей, когда еще полминуты назад их там не было?
Катя рассмотрела троих в форме. Обутые в высокие ботинки, в руках они держали автоматы с короткими стволами. Такие автоматы, похожие на огромные пистолеты, она не раз видела в фильмах. Песочного цвета куртки и брюки с пятнами неразборчивого оттенка, скуластые загорелые лица…
Уже полминуты прошло, а она, огромными от изумления глазами рассматривая людей, не могла выдавить из себя ни слова. В том же состоянии находился и Николай. Насытившись паузой, мужчина то ли усмехнулся, то ли поморщился и сделал шаг вперед. Взгляд его, опущенный под ноги, был напряжен.
Подняв руку, мужчина почесал висок. Катя не могла не заметить, как на пальце его в солнечных лучах сверкнул в оправе из белого золота большой изумруд.
– Здравствуйте, Катя. Доброе утро, Николай, – и незнакомец, наконец, удостоил их взглядом. – Сегодня замечательный день. В такие дни Блок любил писать лирику.
– Кто вы?
Посмотрев на Николая, мужчина рассмеялся:
– Нет, не это, ох, не это вы хотели спросить! Вопрос, первым просящийся из вас наружу, звучит так: «Как они здесь появились?»
– Ну, пускай так, если отвечать вам удобнее на свои вопросы, а не мои.
Мужчина посерьезнел. Протянув руку, он посмотрел в сторону, как делают люди, не терпящие возражений, и приказал:
– Отдайте мне эту сумку.
Она уже давно рассматривала его, пытаясь заставить себя вспомнить, если только этот человек хоть раз появлялся в ее жизни. Но все ее попытки не имели успеха. Эти черные, вьющиеся, небрежно зачесанные назад волосы, давящие пространство перед собой упорством взгляда глаза, квадратную, похожую формой на пачку сигарет челюсть она видела впервые.
– А если не отдам?
– Тогда я велю ее у вас отнять. Но в этом случае вы испытаете боль.
Сняв с плеча ремень сумки, она швырнула ее перед собой. Один из парней в форме тут же выделился из строя, вышел вперед и, резко наклонившись, схватил.
Приняв сумку, мужчина в белой рубашке расстегнул замок. Он смотрел на Катю, не отрывая взгляда. Так же отстраненно от главной своей цели он взялся за отвороты и перевернул сумку вверх дном.
Встряхнул, убеждаясь, что она пуста. Потом все-таки проверил внутренние карманы. Вспорол дно вынутым из кармана ножом. От его щелчка Катя вздрогнула, но на мужчину это не произвело никакого впечатления. Он словно резал хлеб перед обедом – деловито и не торопясь. Теперь он решил заняться высыпавшимся содержимым. Сумка улетела в сторону, мужчина опустился на колено.
Он брал в руку каждый предмет и, не найдя в нем знакомых черт, бросал в сторону. Лосьон, станок для бритья, блок запасных лезвий, пропитанная потом, да так и высохшая майка. Катя видела, как он взялся за нее руками, подержал и бросил. А потом пальцами той же руки вытер уголки губ. Мужчина был, вероятно, не из брезгливых.
Некоторое время он стоял на колене неподвижно, словно спринтер, готовый вот-вот сорваться со старта. Потом все-таки расслабился и поднялся на ноги.
Эти паузы стали раздражать Катю. Если бы не ледяное спокойствие Николая, во взгляде которого она не видела страха, а лишь покой, она давно бы уже закатилась в истерике. Собственно, ничего, что могло бы стать причиной ее, не было. Все происходило в совершенно доброжелательной обстановке. В какой-то момент этот черноволосый человек показался ей папой, проверившим ранец своего сына перед занятиями. Обычный поступок заботливого родителя, знающего своего пострела и опасающегося, как бы он не принес на урок дохлую крысу.
Но Катя раздражалась все сильней. Понятно, что перед ней – один из виновников всех бедствий. Тут уже и спрашивать не нужно…
И Катя вдруг догадалась. Почему нервничает по нарастающей, как крепнет в своем движении тот самый адреналиновый криз. Все дело в том, что это была не спокойная обстановка. Эта была самая кошмарная обстановка из всех, в которых ей пришлось побывать. И даже тот пожар в офисе, и их стояние с Левшой под водопадом перед тварями – это всего лишь разжижающие кровь эпизоды жизни. Самое страшное было сейчас. Она стояла напротив человека, который, без сомнений, был повинен и в смерти Антонио, и в смерти других. И вот сейчас Левши нет, неизвестно, что с ним, а человек этот спокойно рассматривает содержимое сумки. И в голове его нет мысли спросить: «Хотите чаю?»
– Ублюдок… – неожиданно для себя выдавила она.
И – снова эта омерзительная пауза. Не поднимая глаз, равнодушно он проронил:
– Хотите есть?
У Кати перехватило дыхание. От неожиданности она закашлялась и схватилась рукой за горло. Николай, тоже, очевидно, впечатленный, выдавил:
– Как такая глупость могла вам в голову прийти?
– Так хотите или нет?
– Хотим! – решив закончить этот бестолковый разговор, крикнула Катя. – Мы, и еще двенадцать человек… там. – Глаза девушки заблестели, на щеках появился лихорадочный румянец от ирреальности происходящего. – Что все это значит? Кто вы? Что происходит?!
Одну руку мужчина вытянул в сторону джунглей, вторую сунул в карман.
– Вон там, метрах в пятистах от этого места, я видел антилопу ньяла. Крупный самец, около полутора метров в холке. Если вам посчастливится, будете снабжены мясом на пару дней. Вы и еще двенадцать человек. Там.
– Я так и думал, – усмехнулся Николай. – Что еще ждать от сноба, наслаждающегося своим неуязвимым положением.
Мужчина, подумав, и вторую руку сунул в карман. Посмотрел не на одного из своих людей, а только в сторону его. Пока крепыш уверенно шагал к Николаю, Катя вдруг поняла, почему мужчина ведет себя так странно. Он думает. Его мозг в лихорадочной работе.
Парень подошел и, коротко взмахнув, ударил Николая автоматом в живот. Николай потерял равновесие, но не упал. Это не устроило «пятнистого». Шагнув вперед еще, он коротко, но точно пробил ему в голову.
Николай рухнул на спину, но тут же поднялся.
– Почему бы тебе не положить автомат? – сплюнув кровь, он улыбнулся. – И не попробовать повторить это? Если нам никто не будет мешать, то в следующий раз ты будешь похож на педика.
– Прекратите это! – закричала Катя, обращаясь не к нему, к мужчине в белой рубашке.
– Да, пожалуй, – согласился тот. – Пусть ваш спутник подождет, а мы с вами тем временем совершим прогулку.
– Я никуда не пойду!
– А мы никуда и не пойдем. Мы просто удалимся на десяток шагов. Есть кое-что, что Николаю слышать вовсе не нужно.
Он подошел к Кате и взял ее за непослушный локоть.
– Прекратите вырываться, вы выглядите глупо. Я же могу вас заставить. Просто идите рядом. – Он помолчал. – У вас красивые глаза. У моей жены были такие же.
Она посмотрела на мужчину:
– Пошло.
– Я не пытаюсь вас задобрить. Зачем мне вешать лапшу на уши женщине, если я могу взять ее силой? Просто констатирую факт, понимаете?
– После такого довода трудно не качать головой.
– И не качайте, – встав спиной к своим людям, мужчина сцепил пальцы и наклонил голову. – Я знаю, вам трудно сейчас сосредоточиться на теме предстоящего разговора. В голове у вас суетятся, мешая одна другой, мысли: кто он? что происходит? когда все это закончится? что это за место?.. Я могу продолжать до утра, потому что вопросов у вас множество, а ответов ни одного. Но все-таки я прошу вас быть внимательной к каждому моему слову…
Он прервался и вздохнул:
– Вы только посмотрите! Снова начинается ночь. Я никак не могу к этому привыкнуть. Как нелепо на этом Острове звучит выражение «распорядок дня», правда?
Катя видела, как солнце сваливается за горизонт. Если бы это не происходило по несколько раз уже много дней подряд, она бы решила, что окончательно свихнулась. И вдруг ее ужалила тревога. Причиной тому стал треск веток на опушке джунглей. И сразу вслед за этим раздался леденящий ее душу стремительный клекот.
Когда из леса, освещенные луной, выбежали первые твари, ей не оставалось ничего другого, как схватиться за руку мужчины.
Лес качнулся…
Она видела, как тряслись, словно от ударов, верхушки молодых деревьев. К первым пяти добавилось еще около десятка. То двигаясь на двух ногах, то опускаясь на четвереньки и подпрыгивая, чтобы успеть раньше себе подобных, твари окружали людей.
Катя перевела на мужчину матовый от ужаса взгляд. Но тот стоял, держа руки в карманах.
– Вы же сделаете что-нибудь?.. – едва слышно спросила она.
Он повернул к ней лицо и тут же отвернулся. И ей показалось – она хотела взмолиться, чтобы ей это показалось, было темно, и, скорее всего, луна прихвастнула перед ней одним из своих оптических фокусов… или же адреналиновый криз сжал ее сердце в кулак – наверное, ей показалось, что лицо мужчины изменилось до неузнаваемости. В глазах не было зрачков. Хотя, конечно, они были… Просто Катя их не увидела в спешке.
Она отшатнулась от него, но он повернулся к ней, и на этот раз ничего необычного в лице его она не нашла.
– Сейчас самое безопасное место на этой поляне рядом со мной. Так что если вы вдруг решили воспользоваться темнотой, чтобы…
– Вы ошиблись.
– Вы тоже.
– Не поняла?
Мужчина улыбнулся и, свистнув, крикнул своим людям:
– Прикончите двоих!
От такой команды Катя пришла в ужас. Двоих? А остальных?..
Один из парней вскинул автомат и от бедра пустил длинную очередь. Короткое пламя у ствола сверкало не больше трех секунд, но этого времени хватило, чтобы магазин автомата опустел. Быстро перезарядив, парень закинул его за спину. Одна тварь, брызжа кровью, уже лежала бездыханной. Катя видела, как в свете падающих звезд разлеталась вдребезги черепная коробка существа. А две раненых стали скачками уходить обратно к джунглям. Но их догнали другие. Повалив с разбега на землю, твари впивались в тело своего сородича, отрывали куски и тут же, почти не жуя, глотали. Дикий рев вырвался из глотки умирающего страшной смертью чудовища. Но вскоре разорванное горло издало шипение, с которым летает по комнате воздушный шарик, и над поляной повис один только звук – скрежет челюстей. Треск разрываемой плоти и кашель подавившихся едоков…
Еще около десятка тварей продолжали сжимать кольцо вокруг шестерых людей. Мужчина, чтобы унять дрожь Кати, обнял ее и прижал к себе. У девушки не было сил сопротивляться. Страх обезволил ее, смял…
Все трое парней в форме вынули из карманов жилетов какие-то странные предметы. Черного цвета, они до удивления были похожи формой на футляры для очков или ученические пеналы. Мужчина выбросил вперед руку – Катя видела руку, но не понимала, что он сделал с предметом, – и из пенала вырвался длинный, метров в семь, зигзаг голубого света. Ручная молния осветила тело твари, прервала ее стрекот и повалила наземь. В ужасе зашумев разноголосьем, от которого у Кати заложило уши, твари шарахнулись в разные стороны. Но тут же, сообразив, по-видимому, что ничего им не угрожает, бросились обратно.
И вспышки голубых молний осветили поляну. Одни короткие, другие длинные – все зависело от того, насколько далеко находились твари. Они выстреливали в темноту, били трещащим ударом и исчезали. В Катиных глазах сверкало, даже когда она сжимала веки. Ослепленная, она плохо видела и только отворачивалась, молясь, чтобы ее, незрячую, не атаковала тварь…
Молнии били и били, крики звучали непрерывно, оглушая равнину уже не разноголосым, а монотонным, заставляющим сворачиваться душу, звуком.
Катя все-таки преодолела страх и открыла глаза. Мужчина стоял в черных очках и спокойно наблюдал за происходящим. Лишь однажды, когда одна из тварей, обезумев от ярости, приблизилась слишком близко, он выбросил в ее сторону руку, и молния ударила тварь с такой силой, что ноги ее подбросило над башкой…
Катя сбросила с плеча руку мужчины.
Через несколько минут скопившиеся уже числом не меньше двух сотен твари отступили. Злобно щерясь и рыча, они пятились, отходя назад, к лесу. Иногда, когда Катин взгляд встречался со взглядом одной из них, Катя ощущала под сердцем пустоту. Еще несколько минут – и твари зашли в лес.
Но Катя чувствовала их, она почти видела их сквозь темноту. С содроганием наблюдая, как из кустов появляются узловатые руки, выхватывающие с освещенной луной поляны останки недоеденных сородичей, Катя прижимала ко рту ладони.
Наконец на равнине снова наступила тишина. И только когда очередная падающая звезда мазала по небу ярким хромом, периметр опушки джунглей украшался десятками светящихся огоньков. Это блестели от ожидания добычи глаза прячущихся во мраке тварей…
– Светлячки.
– Ч-что?.. – хрипло выдавила Катя и подняла голову.
– Светлячки! – повторил мужчина. – Видите, там, на границе между джунглями и равниной? Они бросились на яркий свет, а теперь пребывают в недоумении… Так мы не закончили наш разговор.
Катя увидела, как он машинально стер с виска каплю пота.
– Я уже и не помню, о чем он. Вы что-то говорили об антилопе, мерзавец.
– Ну, зачем вы так. Я просто иду к своей цели. Вы ведь тоже идете за водой? Зачем-то она вам нужна? Так и я. Разговор о Левше.
От такого неожиданного поворота Катя растерялась.
– И что вам интересно узнать о нем?
– Я ничего не хочу узнать о нем, потому что я о нем знаю… все.
– Что же вам тогда нужно?
Мужчина подумал.
– Левша, если ему повезет, скоро вернется. И тогда вы выясните, где он прячет одну вещь. Но выясните так, чтобы он не догадался о вашем интересе. И когда эта вещь окажется у вас в руках, вы отдадите ее мне.
– Сволочь… – Лицо Кати побледнело и в бледном, падающем с неба, как из фонаря, свете стало похоже на мраморное. – Да ты еще хуже, чем я думала!..
– Нет, я еще хуже, чем вы думаете сейчас. Но вы отдадите мне эту вещь.
– Какую вещь?
– Небольшой тубус, похожий на металлический. Он принадлежит мне и не принадлежит Левше. Вы сделаете это.
– Никогда, – Катя постаралась, чтобы это прозвучало как можно увереннее.
Мужчина быстро вздохнул и положил ей руку на плечо. Она хотела сбросить ее, но ничего не получилось. Пальцы больно сдавили ей руку.
– Вы сделаете это, иначе я убью.
– Меня? Сделай это!
– Нет. – Мужчина покачал головой. – Нет, не вас. Левшу. А вас оставлю жить. Как напоминание самой себе о вине, погубившей близкого человека.
– Кто вы такой, чтобы судить о нашей близости?!
– Мне надоели эти дурацкие препирательства! – Он повысил голос. – Мне нужен тубус, и я его получу. И вы поможете мне в этом, – он разжал пальцы и сунул руку в карман. – Можно вопрос? Зачем вы таскаете с собой его сумку?
– Не ваше дело.
– Ему так дороги лезвия для бритья и вонючая майка?
– Пошел к черту!
– Так они дороги вам?
– Туда же!
Отвернувшись, мужчина направился к своим людям, но говорить не перестал.
– Ричи, пристрели этого парня!
Катя увидела, как один из людей в форме вскинул руку и вытянул ее в сторону Николая.
– Нет!.. – срывая голос, закричала она.
– Если я еще раз услышу от вас возражение, одним мужчиной на этом Острове станет меньше. Вам это ясно?
– Да, – поспешила ответить Катя.
Он вернулся к ней.
– Так вы сделаете это?.. Так вы сделаете это? – с тем же дружелюбным оттенком в голосе повторил он, не дождавшись ответа.
– Да.
– Видите, как я тактичен. Наш разговор никто не слышит. – Он поднял руку и заправил прядь золотистых волос Кати за ухо. – У вас потрясающие глаза. Такие же были у моей жены.
Выдержав это, Катя промолчала.
– Если Левша вернется, передайте ему мои слова.
– Какие?
– Скажите ему: «Я видела сегодня странный сон. Мы с Николаем пошли за водой, а по дороге мне встретился неизвестный тип неприятной наружности. Вот он-то и просил передать тебе, что у меня глаза такие же красивые, как и у его жены». Он обязательно спросит вас, словно невзначай, как этот незнакомец в вашем сне выглядел, – он улыбнулся. И вдруг лицо его превратилось в маску. – Так вы не таите. Опишите как есть.
Кате захотелось поскорее вернуться к людям. Вернуться к ним и запереться в какой-нибудь каюте, оставшись в одиночестве. Находиться в одиночестве среди людей – самый удобный способ не растерять остатки разума.
– Вы сказали – «если вернется»… Если вам так нужен тот предмет, почему бы вам не сделать так, чтобы он вернулся?
– На этом Острове, крошка, воля людей не имеет никакой силы. Надеюсь, мне нет необходимости напоминать, что наш разговор не тема для обсуждения у костра на авианосце?
Он посмотрел на верхушки деревьев.
– Смотрите, встает солнце. Вы тоже никак не можете привыкнуть к этому?
Катя брела вслед за ним к Николаю.
– Что вам сказать на прощание? До свидания, Катя. Прощайте, Николай. Настал новый день. Вон там – антилопа. Там, – он показал, – вода. Идите.
Николай не проронил ни слова до самого водопада. И лишь там, смывая с лица подсохшую кровь, поинтересовался:
– Зачем он отводил тебя в сторону?
Она помедлила с ответом.
– Можешь не отвечать. Здесь все не то, что кажется, и ничто не имеет смысла. Кроме жажды и голода.
– Я могу рассказать – ты хочешь?
– Нет, – ответил Николай, поднимаясь и закручивая пробку на последней бутылке. – Я не хочу. Если бы это должен был услышать я, то он не стал бы удаляться с тобой. А последствия твоего непослушания продемонстрировали нам обоим. Отдавая информацию мне, ты ставишь меня перед необходимостью раскрыть ее, когда к чьей-то голове поднесут оружие. Я спасу ту жизнь, но погублю твою.
– Как удивительно логичны становятся мужчины, когда в них поселяется страх, – с разочарованием произнесла Катя, стоя по грудь в озере. – Но я и не собиралась тебе ничего говорить. Несмотря на то, что ты задал мне вопрос, от которого открестился сразу, как только я согласилась на него ответить.
Николай, собирая бутылки в связку, смотрел по сторонам, стараясь, чтобы его взгляд не пересекся с Катиным.
– Две недели каждого из нас превратили в самих себя, верно?
Не ответив, он поднялся. А Катя, растратив насмешливую улыбку попусту, вышла из воды.
– Но часто, забывая об этом, мы по привычке продолжаем играть в жизнь. Этот Остров словно раздел нас донага. И расшитые стразами джинсы от Дольче и Габбана имеют ту же цену, что и брошенные в ту же кучу холщовые брюки из Урумчи. Эта куча тряпья дымит, сгорая одинаково быстро и одинаково дотла. А мы наги и совершенно не представляем, как себя нужно вести. Ведь нужно быть самим собой, а мы ни разу так не поступали.
– Нам пора идти, – сказал Николай. – Никто не знает, когда наступит ночь.
– Да, конечно, – согласилась Катя.
И они, неся тяжелые связки, стали удаляться от озера, оставляя за спиной шум водопада и ощущение свежести.
|