О героизме

Однажды (как-нибудь в другой раз) я расскажу вам историю о таинственном ниндзя, который не так давно завёлся в районе известного вам компактного проживания самурая Цюрюпы Исидора. История эта сама по себе занимательна, но довольно длинна, а сегодня мне хочется поведать вам о чём-то более простом.

Итак, однажды субботним вечером самурай Цюрюпа Исидор, его добрый сосед снизу Такэто Нутипа и мудрый наставник Кодзё сидели на одноместной кухне самурая и беседовали. То есть, беседовали в основном самурай и его наставник, а добрый сосед Такэто Нутипа больше слушал, лишь изредка задавая вопросы. Реплики его обычно подходили к теме разговора, так сказать, по касательной; например, если наставник начинал длинно рассуждать о математических аспектах проблемы рассечения сложных тел, Такэто Нутипа через пару минут интересовался, ну, типа, не застряли ли случайно в холодильнике две или три бутылочки тёмненького. И так далее. Тем самым он чрезвычайно способствовал правильному структурированию общения.

Через сообразное время разговор сам собою зашёл о проделках вышеупомянутого ниндзя. Наставник Кодзё, в целом не подвергая сомнению выдающееся мастерство таинственного персонажа, заметил, что всё-таки не уверен в полной правдивости распускаемых о нём слухов. Скажем, история о том, как местный гокудо оябун Миха Центральный, въехав на своём навороченном «лексусе» в подворотню, выехал из неё на резине от «самары» и заметил это только на перекрёстке, подвергнутый осмеянию каким-то лохом на «мерседесе» — предельно пошлом, зато с родными покрышками. История эта представлялась наставнику Кодзё значительно преувеличенной, хотя он не стал отрицать, что недавно предпринятые в микрорайоне пятью конкурирующими службами порядкоохраны повальные обыски (вполне безуспешные) имели целью как раз обнаружение похищенной резины оябуна вкупе с его обидчиком. Другие истории наставник Кодзё считал куда менее преувеличенными — например, про многозначительное обматывание стоящей на перекрёстке гибэдидешной сторожевой будки розовой туалетной бумагой с неприличными цветочками, каковое обматывание к общей радости участников дорожного движения оставалось незамеченным постовыми в течение полных четырёх рабочих дней, вплоть до появления сюжета в теленовостях.

Тут наставник Кодзё принялся к слову приводить исторические примеры подвигов, совершенных другими ниндзя. Некоторые из этих исторических примеров были крайне малоаппетитны, что, впрочем, как раз и повышало достоверность излагаемого. Скажем, знаменитая история о внезапном убийстве одного вредного даймё копьём снизу. Рассказ этот произвёл столь глубокое впечатление на доброго соседа Такэто Нутипа, что тот даже на некоторое время отставил кружку с тёмненьким.

Хороша была также история о знаменитом некогда мастере ниндзюцу, который через посредников получил от двух враждующих даймё задание убить самого себя (каждый из даймё боялся, что противник захочет использовать искусство этого ниндзя против него) и весьма эффектно и с большой пользой для умиротворения воюющих провинций этот заказ исполнил.

— Как это только люди не развлекаются, — удивился добрый сосед Такэто Нутипа, прихлебывая из кружки.

— Не думаю, что изложенные мудрым наставником Кодзё истории можно понимать как примеры развлечений, — заметил в ответ ему самурай. — Ибо деяния эти вызывают прежде всего уважение к мастерству и другим выдающимся качествам тех, кто их совершил.

— Так это, оно, ну, типа, так и есть, — покладисто сказал сосед. — Только они же все, типа, кайф от этого ловили. От своего мастерства. Стали бы они, ну, типа, выпендриваться, если бы это их не заводило никак.

— Добрый Такэто совершенно прав! — заметил мудрый наставник Кодзё. — Истинное мастерство, несомненно, приносит радость тому, кто владеет им в совершенстве. Ну и тем, кто способен его оценить...

— Приведённые в нашей беседе исторические примеры, однако, не были чрезмерно забавны...

— Это потому, что у тебя, Цюрюпа, пока не получается отвлечься от формы, которую принимает подвиг, — горячо сказал наставник Кодзё. — Героическое деяние, однако, редко может обойтись без формы вообще, но если уж оно форму принимает, то форма эта по определению материальна, причём часто весьма неприятна на ощупь, а иногда даже вонюча до чрезвычайности. Но ведь это не лишает подвиг духовного смысла, который и содержит истинный повод для радости!

— Ну, типа, вот кружка, — внезапно поддержал его Такэто Нутипа. — Мытая она, или немытая, так это фигня, — главное, типа, что туда нолито!

Поддержка, казалось, несколько сбила наставника Кодзё с мысли. Кажется, он собирался что-то доброму соседу возразить, но, вроде бы, придраться было не к чему — найденная Такэто Нутипа аналогия была безупречной, и чем больше наставник Кодзё и самурай Цюрюпа Исидор размышляли над ней, тем более очевидным это становилось.

— Да, — сказал наконец наставник после паузы. — Примерно в этом ключе. Но кружку мыть всё равно надо.

— Так, это, — сказал добрый сосед. — Кто ж ить спорит-то?

Он снова отхлебнул тёмненького и задумался.

— А это... — вдруг сказал он со странной для него задумчивостью. — Ниндзи, которые, ну, типа, герои — они при жизни часто пить бросали? Чтобы окончательно?