Картина восьмая

Буфет в Эрмитаже. На прилавке горят свечи. При их свете видно, что столики отодвинуты в сторону, чтобы освободить место двум раскладушкам и матрасам, брошенным на пол. К стойке прислонены в ряд старинные ружья и алебарды.

Мальвина раскладывает матрас на одной из раскладушек. На другой лежит Зося. Еще одна раскладушка занята, но женщина, лежащая на ней, отвернулась.

Мальвина. Скорей бы уж они начинали штурмовать! Совершенно не могу ложиться спать без ванны. Наверное, я какой-то урод.

Зося. Довольно хорошенький урод.

Мальвина. Ты так думаешь? (Садится на кровать.) А я рада, что мы все тут сражаемся. Знаешь, я третий год в буфете работаю, а вы для меня большей частью не лица, а только рты. Одни открываются, чтобы приказать, вторые жуют. А так мы все вместе. И погибнем вместе. Как люди.

Зося. Зачем погибать?

Мальвина. А иногда хочется погибнуть за что-нибудь большое. Например, в борьбе с фашистской силой черною, немецкою ордой!

Зося. Ну ты подумай, что ты несешь?! Кто здесь фашисты?

Мальвина. А ты думаешь – не отстоим?

Зося. Поспи немножко, Мальвина. А то завтра перед расстрелом будешь плохо выглядеть.

Мальвина. Ах вот ты как заговорила, комсомольский работник. Только у тебя все шансы не дожить до рассвета. Батальон смерти – он почему так назывался, их всех до смерти изнасиловали!

Зося. Какой дурак тебе это сказал?

Мальвина. Вовсе не дурак, а Сашка Симеонов, младший научный сотрудник.

Зося. Ну, после революции я с ним серьезно поговорю.

Мальвина. Стукачка ты, вот кто!

Зося. Спи! Может, за ночь поспать не удастся.

Раздаются выстрелы. Серией. Потом одиночные.

Раиса Семеновна(вскакивает). Уже? Началось? Ой, девочки!

Зося. Нет, это, видно, мародера пристрелили. А может, так, с перепугу.

Раиса Семеновна(продолжая сидеть). Я тебя не понимаю, Зося. Откуда в тебе этот ранний цинизм? Может быть, сейчас там, за стеной, пуля догнала и оборвала молодую жизнь?

Мальвина. И все-таки вы за красных или за белых?

Раиса Семеновна. Сам вопрос этот нетактичен. Но если сказать честно, то мне всегда говорили, за кого надо быть.

Мальвина. Значит, за красных.

Снова раздается отдаленный выстрел.

Зося. Вот когда будет залп «Авроры», тогда они побегут.

Мальвина. А какой он, этот залп «Авроры»? Я его только на картинках видала! У нас в детском садике этот залп висел.

Зося. Скоро узнаешь.

Раиса Семеновна. Зря Колобок распорядился свет вырубить, неуютно.

Зося. Зато нас снаружи не видно. И «Аврора», может, промахнется.

Два мужских силуэта возникают на пороге буфета.

Коган. Извините за беспокойство, мы вам не помешали?

Мальвина. Вы кто? Пролетарии всех стран?

Коган. Нет, мы партия Бунд. Я – Коган, а это мой заместитель товарищ Нетудыхата.

Мальвина. Буфет закрыт. До победы революции.

Нетудыхата. Но, может быть, есть хоть чай? Мы заплатим.

Мальвина. Ни минуты покоя. Ведь революция идет, товарищи!

Нетудыхата. Но мы – члены Временного правительства. Мы свои.

Раиса Семеновна. С каких пор Борис Моисеевич Бунд оказался во Временном правительстве? Вы что, историю ВКП(б) забыли? Мелкий провокатор.

Коган. Неужели я слышу голос Раисы Семеновны? Господи, какое удивление. Разве я когда-нибудь мог мечтать о том, что встречу свою племянницу Раю в такой обстановке. Неужели ты примкнула к партии эсеров?

Раиса Семеновна. Ты совершенно забыл о реальной расстановке сил!

Коган. Какие силы! Сплошные заседания. Меня ввели во Временное правительство, потому что в нем нет кворума. Половина членов взяли бюллетень. Зато вот министр Пешеходов, в жизни товарищ Нетудыхата, перекинут по совместительству в Бунд для национального баланса. Я уж жду не дождусь, когда нас победят. Но ты лучше расскажи, как живет Изя?

Мальвина. Вот, пейте и не мешайте спать бедным девушкам, которые трепещут, что их изнасилует восставший пролетариат!

Коган. Что она говорит! Какой цинизм… и паникерство!

Нетудыхата. Зачем ждать пролетариата? Ха-ха-ха – шутка! Сколько я должен, включая услуги?

Мальвина. Зося, это не наш человек. Может быть, даже он агент красных.

Зося. Он в райкоме работает. Я его знаю.

Нетудыхата. И горжусь этим. Этот матрас еще не занят?

Мальвина. Это женское общежитие! Идите к мужикам!

Нетудыхата. Там все занято. И очень накурили. Мне вредно. (Ложится на матрас.)

Мальвина. Все! Хватит! Теперь – спать, спать, спать.

Коган. Раиса, пошли туда – мы немного поболтаем.

Раиса Семеновна. Нет, представляете, чтобы в такой исторический момент мне на голову свалился родственник. Я этого не переживу. Пошли, Борис.

Она идет за стойку. Коган следует за ней. Они присаживаются и исчезают из глаз.

Зося. Маля, раз уж ты стоишь, потуши свет.

Мальвина задувает свечи.

…Снова по авансцене идут Ленин и Рахья. Ленин устал, Рахья с трудом поддерживает его.

Ленин. А вы уверены, что мы еще в городе моего имени?

Рахья. Похоже на то, Владимир Ильич.

Ленин. А мне кажется, что это город моего малоизвестного соратника Калинина. Подождите две минуты, я не привык проходить за ночь по пятьдесят верст. И хоть бы кто-нибудь из своих!

Рахья. Мы должны хранить инкогнито, товарищ Ленин.

Ленин. Я храню это инкогнито уже три часа и представляю, что творится в Смольном. Революция обезглавлена!

Рахья. Ну кто мог догадаться, что разведут мост, который нам был так нужен?

Ленин. Но почему мы не пошли другим мостом?

Рахья. Вы же знаете, товарищ Ленин, что в нашем маршруте не был указан другой мост. На нем могла быть засада. Улицы кишат жандармами и агентами Временного правительства.

Ленин. Хорошо, хорошо, пошли дальше.

Только они делают несколько шагов вперед, как с другой стороны сцены появляются два милиционера, одетые, правда, в форму городовых.

Городовой. Стой, кто идет?

Рахья хватает Ленина за руку, и они пытаются убежать. Но их догоняет выскочивший навстречу другой городовой.

Городовой. Попались, голубчики!

Ленин. Господин городовой. Вы – типичный пережиток царского режима. Вас не должно быть. Это ошибка!

2-й городовой. Ваши документы попрошу.

Ленин. А почему я должен носить с собой документы?

2-й городовой. Ничего ты не должен. Так что пройдем в отделение, и там мы все выясним.

Рахья. Товарищ городовой. Мы же знаем, что вы не городовой, а товарищ сотрудник милиции, советской милиции.

1-й городовой. А у тебя документы тоже дома остались?

Рахья. У нас не может быть документов. Мы инкогнито. Нам срочно нужно в Смольный.

2-й городовой. Вот и ладушки. Сейчас выясним все в отделении, а потом пойдете в свой Смольный.

Ленин. Товарищи! Вы совершаете роковую ошибку! Революция в опасности! Каждая минута на счету. Вы обязаны помочь нам скорее добраться до мозгового центра Октября.

1-й городовой. Какой еще Смольный! Смольный во-он где! А вы – во-от где!

2-й городовой. Лейтенант, я точно вспомнил – это он квартиру у Басилашвили брал. Только в парике.

1-й городовой. То-то я думаю, чем мне его паскудная рожа знакома!

2-й городовой. Он же во всесоюзном розыске!

Ленин. Товарищи! Вы совершаете роковую ошибку!

2-й городовой стаскивает с Ленина кепку. Рахья пытается вмешаться, но другой городовой его останавливает.

2-й городовой. Что и следовало доказать.

Он брезгливо поднимает платок, подвязывающий щеку Ленина, шмат ваты падает на землю. Другой рукой он поднимает рыжий парик. Перед ними стоит лысый человек с голым лицом.

Рахья. Вы подняли руку на товарища Ленина. Ваши имена проклянет все прогрессивное человечество.

2-й городовой. Пошли в машину. В отделении мы разберемся, чьи имена проклянет человечество. Тех, кто жуликов ловит, или тех, кто квартиры заслуженных артистов грабит. Сволота поганая. А ну, пошел!

Рахья. Мне вас жалко!

1-й городовой. Надо будет проверить – может, они в самом деле из психушки драпанули.

2-й городовой. Они еще будут ваньку ломать. Но мы тогда старшину Борзого позовем. Он умеет с такими разговаривать.

Ленин. Я – народный артист РСФСР! Я Ленина в кино играл!

Это последние слова, которые доносятся из-за кулис.

Некоторое время царит тишина. И в ней еле слышно доносятся слова Раисы Семеновны.

Раиса Семеновна. Они сейчас живут в Израиле и ничего себе устроились.

Голос Когана. А как Глеб?

Раскатывается выстрел.

Коган. Наконец-то. Кажется, это «Аврора». Сейчас нас накроет.

Они замолкают и ждут. Тихо. Совсем тихо. Только похрапывает кто-то. В буфет входит еле видная темная фигура. Останавливается и шепчет.

Керенский. Зося, ты спишь?

Зося. Нет.

Керенский. Я тебя не разбудил?

Раскладушка с Зоей стоит ближе других к рампе. Остальная комната тает в темноте. Керенский присаживается на край раскладушки в ногах Зои. Разговор происходит полушепотом. Порой, когда они замолкают, слышны отдаленные выстрелы и очереди.

Не вставай, отдыхай. Неизвестно, когда удастся снова отдохнуть.

Зося. А как вы, Саша?

Керенский. У меня пассивная роль. Мой совет министров режется в преферанс с примкнувшим к нему Бундом. Ребятами на баррикадах командует Колобок. Они в основном гоняют мародеров и всякое хулиганье.

Зося. А почему же они не идут на штурм?

Керенский. Я спрашивал у японских телевизионщиков. Они, правда, без переводчика и не все понимают. Но, по их расчетам, штурм уже идет. Но связи со Смольным нет.

Зося. А мы не можем позвонить, спросить, чего же нас не берут?

Керенский. В Смольном все время занято.

Зося. А вам страшно?

Керенский. Нет. Мне странно. Ну разве мне вчера утром могло прийти в голову, что я на самом деле буду защищать Зимний дворец?

Зося. А мне-то каково? Я же член комитета комсомола. И вот в вашем стане.

Керенский. У меня бабушка Зимний брала. Правда, потом ее посадили.

Зося. А нас посадят, если мы его вовремя не отдадим.

Керенский. Пока речь шла только о ценностях, я держал нейтралитет. Но когда оказалось, что опасность грозит вам, то я избрал сторону справедливости и порядка.

Зося. Если у вас это личное, то зря. Я привыкла сама обходиться. И обо мне есть кому позаботиться!

Керенский. Зря в таких вещах не бывает. Как премьер-министр и руководитель обороны Зимнего дворца я просмотрел в отделе кадров личные дела сотрудников.

Зося. Вы не имели права!

Керенский. Я сейчас на все имею право. Так вот, Зося, вы расстались с вашим мужем уже более года назад и проживаете вместе с мамой и дочкой четырех лет на Большой Подьяческой в доме 12, квартира 8.

Зося. Как вы посмели!

Керенский. Разве это секрет?

Зося. Это от вас секрет.

Керенский. Почему? Нет ничего дурного в нашей взаимной симпатии. Вы – командир женского батальона смерти, я – председатель Временного правительства. Судьба предназначила быть рядом.

Зося. Ну это же игра, Саша. Это игра, на одну ночь.

Керенский. Кто-то сказал, что жизнь – игра. Это мудрые слова.

Зося. Не надо… А вы женаты?

Керенский. Я плохо себя вел, и меня оставили…

Видно, как склоняется черный силуэт премьера к Зосе. И в этой паузе отдаленные взрывы, чей-то крик, потом слышен шепот Когана.

Коган. Меня очень тревожит, что меня выбрали на буржуазную роль.

Раиса Семеновна. Но это же задание партии!

Коган. Я отлично знаю, что это задание партии. Но Роза с детьми наверняка не спят, потому что они понимают, что после этого задания партии может последовать следующее задание.

Раиса Семеновна. Какое?

Коган. Отправиться в Петропавловскую крепость – там, говорят, уже подготовлены места для буржуазии. А потом найдется еще одно, последнее задание партии – встать у стенки и закричать «Да здравствует товарищ Брежнев!».

Раиса Семеновна. Боря, ты сошел с ума!

Коган. Слава богу, если только это. Ну я пошел?

Коган поднимается, ощупью идет между коек.

Зося. Ты сошел с ума… мы совсем незнакомы.

Керенский. У нас еще все впереди.

Коган наталкивается на койку.

Зося. Ой, кто это?

Коган. Простите за беспокойство. Я представляю здесь партию Бунд.

И тут грозно и громко звонит телефон. Что-то обваливается за стойкой. Вскакивает Мальвина.

Раиса Семеновна(берет трубку). Алло, это Эрмитаж! Да, Эрмитаж. Что же вы людям спать не даете? Как так только одиннадцатый час?.. Господи, так это вы, товарищ Антипенко!

Зося поднимается и идет с Керенским из буфета. Они останавливаются в стороне и шепчутся о вещах, не имеющих отношения к революции.

Нет, все в порядке. Настроение коллектива на высоком уровне… Ну что вы – никаких пьянок. Все товарищи готовы к бою, оружие вычищено, пули отлиты… Почему я несу чушь? Я говорю то, что велит мне долг! А я хотела у вас спросить, как ваше здоровье? Лучше? На какую такую площадь вы собрались? Я ничего не понимаю – почему вы пойдете на площадь? Ночью, под дождем, в таком состоянии здоровья. Вы же ничем не сможете нам помочь. Как не собираетесь помогать? То есть как так по другую сторону баррикады? Простите, товарищ Антипенко, а с каких пор мы перестали быть советскими людьми? Кто принимал постановление об исключении нас из партии и комсомола? Тогда мне не о чем с вами разговаривать!.. Вот именно, когда вы вернетесь на службу, тогда весь коллектив с вами поговорит. (Бросает трубку.) Это был Антипенко. Он сказал, что мы – отщепенцы и враги народа. Что случайностей не бывает. Если мы здесь, а народ там, то, значит, есть решение. Он намерен нас штурмовать с именным пистолетом, подаренным ему товарищем Менжинским… Это я-то враг? Да я всю блокаду в Ленинграде провела!

Мальвина зажигает свечу.

Видно, что по одну сторону буфета стоит Коган, по другую – Керенский.

Коган. Ну скажите мне, пожалуйста, почему у нас не умеют просто развлекаться. Ну взяли бы Зимний дворец понарошку, под охраной милиции, ну сняли в кино, и все довольны. Почему у нас по поводу очередного праздника готова произойти новая революция?

Керенский. Боюсь, господин Коган, что мы давно уже ждем ее. Революцию. Каждый по-своему. У вашего Антипенко замечательный классовый нюх. Зося, у тебя шинель здесь?

Зося. Здесь. Я ею накрывалась.

Керенский. Пойдем, обойдем посты. Надо приободрить людей. Темно, мокро, с той стороны матерщина идет, люди сомневаются.

Появляется Симеонов.

Симеонов. Товарищ Керенский. Пожалуйста! Там пьяные лезут. Лозовую избили, все лицо в крови.

Зося(бросаясь к двери). Ну я же приказала всем пенсионеркам – смотрительницам залов немедленно разойтись по домам!

Раиса Семеновна. Эти бабушки – первые болельщицы и защитницы дворца. Их бульдозером от баррикады не оттащишь. Бегите, я сейчас – только перевязочные средства возьму!

Мальвина задувает свечку.

Мальвина. Солдат спит – служба идет.