38

Коршун, почти неразличимой с земли букашкой, описывал в бесцветном от жары алюминиевом небе огромные круги, выглядывая добычу. Хотя, может быть, это был вовсе не коршун, а, скажем, ворон. Да, почти наверняка ворон.

– Ты не вейся, черный во-орон, над моею голово-о-ой… – тут же где-то неподалеку заголосил некто невидимый хрипловатым тенорком. – Ты добычи-и-и не дождешься-я-я, черный во-о-орон – я не твой…

«Вот разорался! – неприязненно подумал Макар, лежавший в горячей степной траве навзничь, подставляя жаркому невидимому солнышку лицо. – Накличет сейчас… Вороны, они, говорят, до глаз охочи… Выклевывают их у покойников в первую очередь…»

«Стоп! Почему у покойников? – перебил он сам себя. – При чем тут покойники? Я же живой!»

– Ты не вейся, черный во-орон… – словно заезженная пластинка выводил в сотый, наверное, раз невидимый певец.

Ворон-коршун в поднебесье будто споткнулся и, клюнув носом, начал снижаться по пологой спирали, постепенно увеличиваясь в размерах. Заметил…

– Ты добычи-и-и не дождешься-я-я…

«Сейчас встану и рыло этому певцу начищу! – не выдержал Макар, тем не менее не делая даже попытки подняться. – Тоже мне, Леонтьев недоделанный!.. Кобзон!»

Стервятник все снижался и снижался, превращаясь во что-то совсем уже несуразное – некое подобие российского гербового орла с двумя головами, только не стилизованного, а абсолютно живого.

Вот двуглавый монстр тяжело плюхнулся в хрусткую траву метрах в двух от лежащего и, тяжело переваливаясь на кривых лапах, неуклюже приблизился. Обе головы, казалось, плотоядно ухмылялись, если такое можно сказать о роговых птичьих клювах.

«Два клюва на два глаза! – в панике думал Макар, делая титанические попытки пошевелиться. – Враз выклюет!..»

– Ты не вейся, черный во-о-орон…

Кошмарная птица не торопясь, будто зная, что жертва не в состоянии пошевелить даже пальцем, обошла вокруг лежащего человека, тяжело взгромоздилась на живот, карябая жуткими когтями кожу, и принялась с интересом разглядывать беспомощного человека, по-куриному наклоняя головы из стороны в сторону.

Непонятно почему, парень вдруг вспомнил, как в ОМОНе, где ему тоже довелось послужить за свою недлинную, но полную приключений жизнь, российский герб пренебрежительно называли «курицей». Точно ведь! Вылитая курица…

– Ты добычи-и-и не дождешься-я-я…

Стервятник, весивший, наверное, не меньше центнера, давил на грудь и живот, словно бетонный «пасынок», которых довелось натаскаться вдоволь на железобетонном комбинате… Дышать было нечем: раскаленный, просто какой-то печной воздух, неподъемная тяжесть…

«Клюй же уже, зараза!!!»

И орел ударил.

Только не в глаза, а куда-то в бок, норовя забраться поглубже черными от засохшей крови остриями клювов…

– А-а-а-а!!!..

– Успокойся, успокойся, миленький…

Пожилая женщина ласково, будто малого ребенка, успокаивала мечущегося в жару раненого, осторожно промокая его сухие, древесной корой растрескавшиеся губы влажной салфеткой.

– Попить бы ему… – подал голос мающийся на соседней койке парень.

Он бережно баюкал перебинтованную руку, переломанную в двух местах лопнувшим буксирным тросом.

– Нельзя ему, Сереженька, – покачала головой сиделка, отжимая компресс в дребезжащей на столике алюминиевой миске и пристраивая его на раскаленный лоб бредящего. – Врач строго-настрого запретил… Пока кишки не срастутся – только капельница.

– В живот угодила – на тот свет проводила, – сумрачно изрек собеседник вековечную солдатскую мудрость.

– Типун тебе на язык! – рассердилась женщина.

– «Типун, типун»! – буркнул «переломанный», отворачиваясь. – Все равно не жилец больше Макар на белом свете. Отгулялся… Я на такие раны в Чечне насмотрелся. Не лечатся они.

– Так то в Чечне… А у нас Валентина Егоровна – вылечит.

– Да-а… Не то она лечила раньше-то…

– Молчал бы, умник! Что-то чересчур разгулялся, смотрю! Выгоню вот обратно – нечего койку занимать.

– Ладно, ладно…

Раненый перестал стонать и принялся бормотать что-то неразборчивое.

– Вейся… черн… моею… – с трудом разобрала, нагнувшись к самым его губам, сиделка. – Я не твой…

– Бредит… – устало распрямилась она, поправляя косынку. – Вторую неделю уже бредит…

Вторую неделю уже караван вездеходов торил свою бесконечную тропу в нехоженой тайге, наматывая на гусеницы никем и никогда не измеренные километры.

Как оказалось, выпущенные с земли наугад пули не только вспороли бок телохранителя Владислава, но и пробили бак. Просто чудо, что среди них не оказалось трассера, иначе вертолет ждала бы печальная участь его собратьев, догоравших на аэродроме…

Но горючего хватило в обрез, и Влад до сих пор не мог поверить, что ему удалось относительно мягко посадить винтокрылую машину близ импровизированных мастерских с уже практически «сухим» баком.

Теперь «стрекоза» со сложенным винтом тряслась в хвосте колонны на открытой платформе, поскольку бросать ее было никак нельзя. И бросать нельзя, и использовать – тоже. Вроде как пресловутый чемодан без ручки…

Нет, пробоины местные «кулибины» давно залатали, а двигатель, тьфу-тьфу, не пострадал абсолютно, но вот бензина, пригодного для заморского дива, оказалось – кот наплакал… Еще одна из оплошностей, которые исправить уже невозможно.

Всего лишь один из просчетов, которых оказалось гораздо больше, чем можно было ожидать вначале…

Помимо авиационного бензина, забыли запасти столько всего, что один лишь примерный перечень занял бы несколько страниц убористого текста. И, наоборот, набрали массу совершенно ненужных вещей, выбрасывать которые, опять же, было жаль. И вовсе не от природной скупости предводителя каравана, которой он, слава Богу, никогда не страдал, а по той простой причине, что ближайший супермаркет, где можно было приобрести нечто подобное, лежал в невообразимой дали… Или за узким проходом, относительно недалеко, но теперь все равно что на другой планете.

Впрочем, не дефицит самых разных вещей имел решающее значение.

Сам принцип похода затрещал по всем швам уже в первые дни.

Переть сквозь тайгу напролом, как самонадеянно планировалось Самохваловым, оказалось невозможно. Отлично зарекомендовавший себя на испытаниях «танк-колун», поставленный во главе колонны, начал сдавать, не пройдя и десятка километров, а потом и вовсе заглох, заставив провозиться вокруг себя почти полдня.

В чем крылась причина капризов техники, выяснить так и не удалось, и после нескольких серьезных поломок подряд было решено отказаться от штурма и искать обходные, более удобные пути. Например, вдоль русел таежных речушек, по щебнистым берегам которых, а то и по дну, техника шла довольно сносно. Опять же расчищать «локомотивами» завалы «плавника», то и дело преграждавшие дорогу, оказалось не в пример легче, чем валить вековые кедры, порой достигавшие в поперечнике полуметра и более. И все равно того темпа, на который Влад рассчитывал, не получалось.

Никто, конечно, караван не преследовал, да и не мог настигнуть при такой форе во времени и полном отсутствии у преследователей летательных аппаратов. Самохвалов сильно сомневался, что спецслужбы, бросив все дела, тут же примутся протаскивать через игольное ушко «шкуродера» разобранные на части вертолеты. Да и вряд ли какой-нибудь геликоптер российского производства, в своей идеологии далекого от миниатюризации, возможно разобрать на такие компактные деталюшки, чтобы полезли в проход. К тому же, как гласит восточная пословица: у беглеца в степи сто путей, а у того, кто догоняет, – только один… Но все-таки хотелось бы до того, как зима вступит в свои права, обосноваться уже на намеченном месте, а не зимовать на полдороги.

Владислав оторвался от карты, по которой прокладывал маршрут, поминутно сверяясь с дисплеем стоявшего возле стола на полу громоздкого прибора, больше всего напоминающего пятидесятилитровый молочный бидон.

Классная все же штука этот инерциальный навигатор! Как же повезло, что один умный человек посоветовал приобрести это чудо техники, предназначавшееся для океанских яхт и воспроизводившее в миниатюре огромные аналоги, смонтированные на борту подводных ядерных ракетоносцев. Даром что обошлась «машинка» в сумму со многими зелеными нулями и, несмотря на миниатюрность, занимала едва ли не пятую часть командирской «каюты», как прозвал Влад свой отсек в головном вездеходе. Вот бы намучался теперь с компасом… Конечно, спутниковые навигационные системы на порядок удобнее, но где они, эти спутники? В ближайшие несколько десятков, а то и сотен лет в этом мире они вряд ли появятся.

Скорее бы вырваться из тайги в степь, на территорию, в покинутом мире занимаемую Казахстаном, а там, до местного Урала, катись – не хочу. Ровная, как стол, целина… Знать бы только: где в этом мире лежит граница степи или хотя бы лесостепи – севернее или южнее, чем в «старом»? Пока вроде бы никаких признаков редколесья не наблюдается…

Самохвалов измерил циркулем по карте расстояние до предполагаемой «границы» и потер щетинистый подбородок. Километров двести пятьдесят – триста… Не так уж и мало…

«Может быть, распаковать „стрекозу“ и махнуть на разведку? Нет, подожду еще пару дней, авось…»

Закончить мысль Влад не успел.

Вездеход дернулся, встал, словно наткнувшись на препятствие, и тут же снаружи раздался многоголосый тревожный гомон.

«Что там случилось? Неужели…»

Командир сжал в кармане свой «талисман» и торопливо выбрался из тесной конурки на волю…

Причина остановки каравана оказалась более чем уважительной, и это Самохвалов выяснил сразу, едва протолкавшись через плотную толпу к танку-проходчику.

Прямо перед побитым, с облупившейся до тусклого металла защитной краской лбом гусеничной машины, напрочь загромождая дорогу, лежало что-то необъятное, в неверном свете наступающего вечера напоминающее огромный валун. Не скалу, а именно валун – громадный камень округлых очертаний.

– Вот это ту-у-уша… – протянул кто-то рядом. – Со слона, наверное, будет…

– Какой тебе слон! – тут же сварливо возразили удивленному. – Раз в десять больше!

– Ну ты загнул! Раза в три, в четыре, не более… Но не в десять же…

– А слабо померить?

Только сейчас изумленный Влад ощутил тяжелый трупный смрад, казалось, пропитавший все вокруг. Доводилось ему когда-то бывать на скотомогильнике, но там вроде бы воняло поменьше…

– Эт-то… Индрикотерий, к-кажется… – заикаясь больше обычного, объявил биолог Званцев, появляясь из-за странного «валуна». – Н-надо бы г-голову высвободить из-под туши, чтобы точно…

– Вот еще – возиться с этой тухлятиной! – фыркнул кто-то, но на него тут же зашикали со всех сторон.

– Это что такое? – спросил Владислав, и все, только сейчас заметив присутствие начальства, принялись наперебой объяснять:

– Танк уперся… Думали, бугор просто… А он лежит… Огро-омный… Слон… Какой тебе слон?.. Говорят же…

– Тихо! – прикрикнул командир и, стараясь не обращать внимания на вонь, приблизился вплотную к горе падали.

Вблизи смрад стал вообще непереносимым. Скорее всего, животное – а это действительно было животное, превышавшее все мыслимые размеры, – издохло довольно давно. Несмотря на теплые деньки, ночами изрядно подмораживало, и большинство насекомых попряталось до весны, а то груда разлагающейся плоти была бы сейчас облеплена толстым слоем всякой крылатой нечисти. Хотя и так нашлось изрядное количество «морозоустойчивых» зеленых мух, деловито копошащихся там, где толстая морщинистая шкура, покрытая редкой короткой шерстью, которую язык не поворачивался назвать «мехом», скорее – щетиной, оказалась прорванной всякими некрупными хищниками и падальщиками.

– Что это за зверь такой? – поинтересовался Влад у Званцева, вытирающего измазанные падалью руки какой-то тряпкой.

– Ин-н-н… – мучительно затрясся заика, от волнения не в силах вымолвить слова, тем более такого заковыристого. – Ин-н-н… Ин-н-ндрикотерий… Indricotherium transouralicum по-латыни… Относится к семейству н-н-непарнокопытных и считается п-п-предком н-н-носорогов… С-с-современник уже известных нам с-с-с… смилодонов. П-п-похоже, старый ээ-э… экземпляр… М-м-метров шести в-в-в-в в х-холке…

Странное дело – заковыристые научные термины ученый выговаривал, почти не заикаясь.

– Хищный? – опасливо взглянул командир на громадную, мучительно вывернутую лапу, увенчанную толстыми пальцами, каждый из которых заканчивался копытом побольше лошадиного.

– Ч-ч-ч… что вы! К-к-к-конечно же, травоядный!..

– Слава Богу… А отчего сдох? Не выяснили?

– З-з-з-з… З-з-з-з… – боднув головой, биолог, наконец, справился с собой. – З-знаете, вам лучше самому взглянуть!..

Схватив не успевшего увернуться Влада вонючей пятерней за рукав, ученый потащил его за тушу, туда, куда было обращено раздутое брюхо.

– С-с-смотрите!..

Толстенный бок твари оказался располосован, точно исполинской бритвой. Из прямой, будто и в самом деле хирургический разрез раны, оголявшей мощные ребра не менее чем на два с половиной метра, вывалилась целая копна внутренностей, находившихся в крайней стадии разложения…

– Чем это его так?.. – ахнул Самохвалов, вглядываясь.

– Ч-ч-чем, это н-не так важно! – поправил Званцев, любовно проводя сломанной с куста веточкой вдоль ровной кромки среза на черной от крови шкуре. – Главное – кто!..

Потрясенный командир только и смог покрутить из стороны в сторону головой, перекатывая в кармане «талисман», который, как показалось, нагрелся и жег ладонь…