11

Фарфоровые статуэтки просто заворожили Элли. Она взяла одну из них крохотную девочку в легком голубом балетном платьице и повертела в руках.

– Погляди-ка, Бенджи, – сказала она брату. – Кто-то смог сделать такое.

– На самом деле перед вами копия, – пояснил испанец, хозяин лавки. Художник сделал оригинал, с которого снята компьютерная копия. – Процесс воспроизведения настолько точен, что даже эксперты с трудом могут отличить подлинник от копии.

– И все это вы собрали еще на Земле? – Элли показала рукой в сторону сотен или более фигурок, расставленных на столе и в маленьких стеклянных коробочках.

– Да, – с гордостью ответил мистер Мурильо. – Хотя я и был в Севилье чиновником – выдавал разрешения и прочие подобные штуки, – у нас с женой была еще крохотная лавчонка. Фарфор мы полюбили около десяти лет назад и с тех пор являемся усердными коллекционерами.

Миссис Мурильо, также давно перевалившая за сорок, вышла из задней комнаты, где разбирала товар.

– Мы решили, – сказала она – еще задолго до того как МКА приняло нас в колонисты, что возьмем нашу коллекцию с собой, какие бы жесткие ограничения на вес багажа ни наложили на «Нинье».

Бенджи держал крошечную танцовщицу в каком-то сантиметре от носа.

– Пре-крас-но, – выговорил он с широкой улыбкой.

– Благодарю вас, – проговорил мистер Мурильо. – Мы надеялись учредить в колонии Лоуэлл общество коллекционеров, – добавил он. – Трое или четверо наших спутников также прихватили подобные вещи.

– А можно нам поглядеть? – спросила Элли. – Мы будем осторожны.

– Не возражаю, – ответила мисс Мурильо. – Когда все устроятся, мы будем продавать и менять кое-что, конечно же, дубликаты. А пока мы выставили их, чтобы все любовались.

Пока Элли и Бенджи изучали фарфоровые создания, в магазинчик то и дело заходили люди. Мурильо открыли лавку несколько дней назад. Они продавали свечи, изящные салфетки, домашние украшения.

– Да, Карлос, ты времени даром не терял, – обратился к мистеру Мурильо через несколько минут крепкий американец. По приветствию можно было понять, что оба являлись пассажирами «Ниньи».

– Нам-то проще, Тревис, – проговорил мистер Мурильо. – У нас нет семьи и, чтобы жить, нам хватит небольшого уголка.

– Но мы еще даже не поселились, – пожаловался ему Тревис. – Мы уже решили жить в этом поселке, но Челси и ребята никак не могут выбрать такой дом, чтобы нравилось всем... Челси во всем сомневается, утверждает, что МКА даже сейчас не говорит нам всей правды.

– Согласен, трудно поверить тому, что эта космическая станция создана лишь для того, чтобы понаблюдать за нами... вообще, в историю, которой потчует нас МКА, легче было бы поверить, предъяви они нам какие-нибудь фотографии этого Узла. Но зачем им обманывать нас?

– Уже обманывали. За день до стыковки никто не знал об этом месте... Челси полагает, что нас заставили участвовать в эксперименте МКА с космической колонией. Она считает, что сперва мы поживем здесь, а потом нас высадят на поверхность Марса, чтобы можно было сравнить оба типа колоний.

Мистер Мурильо расхохотался.

– Вижу, Челси действительно не переменилась с тех пор, как мы оставили «Нинью». – Он посерьезнел.

– Вы знаете, что мы с Хуанитой тоже во многом сомневаемся. Особенно когда провели здесь неделю и не обнаружили ни одного инопланетянина. Два дня мы бродили вокруг, разговаривали с другими людьми – по сути дела, провели собственное расследование. И в итоге убедились, что МКА на этот раз не врет. Во-первых, для обмана все чересчур грандиозно. Во-вторых, жена Уэйкфилда все объяснила достаточно убедительно. На открытой встрече она два часа отвечала на все вопросы и ни разу не допустила даже единой неточности.

– Трудно представить, чтобы можно было провести во сне двенадцать лет, – покачал головой Тревис.

– Конечно. И нам тоже. Но мы побывали в том сомнариуме, где Уэйкфилды спали, как они утверждают. Там все было точно так, как рассказывала Николь. Вообще, здание громадное, в нем хватит места на всех жителей колонии – на всякий случай, должно быть. Зачем МКА сооружать такое огромное здание... уж не затем, чтобы только замаскировать обман.

– Возможно, ты прав.

– В любом случае мы решили воспользоваться положением. По крайней мере на время. На жилье жаловаться не приходится. Все дома – первого класса. У нас с Хуанитой даже есть собственный робот-Линкольн, помогающий нам по дому и в лавке.

Элли прислушивалась к разговору весьма внимательно. Она вспомнила, что говорила ей мать, когда они с Бенджи попросились погулять по улице.

– Я не против, дорогая, – ответила Николь – но если кто-нибудь узнает в вас Уэйкфилдов и начнет расспросы, не говорите с ними. Отвечайте вежливо, но сразу же поворачивайте домой. Мистер Макмиллан пока не хочет, чтобы мы рассказывали о пережитом нами кому-нибудь еще, кроме чиновников МКА.

Пока Элли любовалась фарфоровыми фигурками и слушала разговор между мистером Мурильо и человеком по имени Тревис, Бенджи направился по собственным делам. И когда Элли обнаружила, что брата нет рядом, она испугалась.

– На что это ты уставился, приятель? – донеслось с другой стороны магазина.

– Ее во-лосы очень кра-сивые, – Бенджи занимал проход, мешая пришедшему с женой мужчине пройти. Улыбаясь, он протянул руку к великолепным длинным белокурым волосам и спросил: – Можно я потрогаю?

– Ты что, сошел с ума?.. Конечно, нет... а теперь убирайся...

– Джейсон, по-моему, он слабоумный, – женщина остановила руку мужчины, прежде чем он успел оттолкнуть Бенджи.

В этот самый миг рядом с братом появилась Элли. Она видела, что человек рассержен, но не знала, что делать. Она подтолкнула Бенджи в плечо.

– Элли, ты только погляди, – он в восторге сливал слова, – погляди на эти ди-вные же-лтые волосы.

– Этот недоумок твой друг? – спросил у Элли высокий мужчина.

– Бенджи мой брат, – через силу ответила Элли.

– Тогда убери его отсюда... он пристает к моей жене.

– Сэр, – Элли собралась с духом, – мой брат не хочет вам ничего плохого. Просто ему еще не приходилось видеть длинных светлых волос.

Лицо мужчины исказила рассерженная и недоумевающая гримаса.

– Что такое? – сказал он, обращаясь к жене. – Что это за парочка?.. Тупой и...

– А это не дети Уэйкфилдов? – послышался за спиной Элли приятный женский голос.

Расстроенная Элли обернулась. Миссис Мурильо стала между молодыми людьми и парой. Они с мужем вышли из-за прилавка немедленно, как только услышали громкие голоса.

– Да, мэм, – тихо произнесла Элли. – Это мы.

– Значит, вы и есть те самые дети, что прилетели из космоса? – спросил человек по имени Джейсон.

Элли поспешно вытолкала Бенджи наружу.

– Извините, – проговорила она, прежде чем уйти следом за Бенджи. – Мы не хотели ничего плохого.

– Уроды! – донеслось до слуха Элли, закрывавшей дверь.

Снова был утомительный день. Николь очень устала. Она стояла перед зеркалом и умывалась.

– Элли с Бенджи нарвались на какую-то неприятность в поселке и не хотят рассказывать мне, – донесся из спальни голос Ричарда.

Сегодня Николь провела тринадцать часов, помогая принимать пассажиров «Ниньи». Сколько бы ни приходилось трудиться ей, Кэндзи Ватанабэ и прочим, похоже, никто не был доволен и дел предстоящих всегда было больше, чем выполненных. Многие колонисты начинали возмущаться, едва Николь приступала к требованиям, которые МКА установило в отношении пропитания, жилищ и рабочих мест.

Она уже много дней недосыпала. Николь поглядела на мешки под глазами. «Но с этой группой следует закончить до прихода „Санта-Марии“, – сказала она себе. – С теми будет много сложнее».

Вытерев лицо полотенцем, Николь направилась в спальню. Одетый в пижаму Ричард сидел на кровати.

– Ну как прошел день? – спросила она.

– Неплохо... даже достаточно интересно. Люди-инженеры медленно, но верно приучаются обращаться с Эйнштейнами... Кстати, ты слыхала, что я сказал об Элли и Бенджи?

Николь вздохнула. По тону Ричарда она поняла, что это важно, и, невзирая на усталость, вышла из спальни и отправилась по коридору.

Элли уже спала, но Бенджи еще бодрствовал в комнате, отведенной им с Патриком. Николь села рядом с Бенджи и взяла его за руку.

– При-вет, мама.

– Дядя Ричард сказал мне, что вы с Элли ходили сегодня в поселок, обратилась Николь к старшему сыну.

Лицо юноши на мгновение исказилось от боли.

– Да, ма-ма, – ответил он.

– Элли сказала, что их узнали, а один из новых колонистов их обозвал, донесся голос Патрика с другой стороны комнаты.

– Это правда, дорогой? – спросила Николь, все еще поглаживая руку Бенджи.

Юноша ответил едва заметным движением головы и молча поглядел на мать.

– А что такое «недоумок», ма-ма? – вдруг спросил он с полными слез глазами.

Николь обняла Бенджи.

– Значит, тебя сегодня обозвали недоумком?

Бенджи кивнул.

– У этого слова нет конкретного значения, – объяснила Николь. Случается, что недоумком называют всякого, кто не нравится. – Она вновь погладила Бенджи. – Люди часто бездумно пользуются подобными словами. Тот, кто тебя так обозвал, был расстроен, сердился... может быть, на что-то свое, а досталось тебе... возможно, он не понял тебя. Ты ему чем-нибудь досадил?

– Нет, ма-ма. Я просто похвалил желтые волосы жен-щины.

За несколько минут Николь сумела узнать суть того, что произошло в магазинчике. И когда решила, что привела Бенджи в порядок, направилась через комнату пожелать Патрику доброй ночи.

– Ну а как твои дела? – спросила она. – Ничем не отличился?

– В основном ничем, – ответил Патрик. – Только один раз не повезло – в парке, – он попробовал улыбнуться. – Несколько мальчиков играли в баскетбол и пригласили меня... совсем ничего не получилось. Они так смеялись.

Николь долго и ласково обнимала сына. «Патрик силен, – сказала себе Николь уже в коридоре, направляясь обратно в спальню. – Но даже ему необходима поддержка. – Она глубоко вздохнула. Тем ли я занимаюсь? спросила она у себя самой в очередной раз, с того времени, как увлеклась делами колонии. – Я ощущаю ответственность за всех и каждого. Я хочу, чтобы Новый Эдем начался достойным образом... Но я нужна моим детям... Когда же я научусь правильно делить время между ними?»

Ричард еще не спал, когда Николь опустилась в постель возле него. Она передала своему мужу историю, приключившуюся с Бенджи.

– Увы, я не мог помочь ему. Бывают вещи, которые только мать...

Николь настолько устала, что начала засыпать, так и не дослушав Ричарда. Он твердо потрогал ее за руку.

– Николь, у нас есть еще одно дело, о котором следует поговорить. К несчастью, подождать оно не может... Утром у нас не будет времени на разговоры вдвоем.

Она повернулась на бок и вопросительно поглядела на Ричарда.

– Речь идет о Кэти. Мне в самом деле необходима твоя помощь... Завтра вечером одна из этих молодежных танцулек – «давайте познакомимся». Помнишь, мы решили на той неделе, что Кэти может пойти, но лишь в сопровождении Патрика и не задерживаясь допоздна... Ну а вчера вечером я видел, как она вертелась перед зеркалом в новом платье: коротком и весьма откровенном. Я сказал, что такое платье не для танцев. Она пришла в ярость. Утверждала, что я «шпионю за ней», а в вопросах моды проявляю абсолютное невежество.

– И что ты ответил?

– Я отругал ее. Она холодно поглядела на меня и ничего не сказала. А потом через несколько минут, не произнеся ни слова, вылетела из дома. Мы с детьми пообедали без нее... Кэти вернулась домой лишь за полчаса до тебя. От нее пахло табаком и пивом. Когда я попытался поговорить с ней, она огрызнулась – «не приставай ко мне», – отправилась к себе в комнату и захлопнула дверь.

«Этого-то я и боялась, – подумала Николь, молча лежа рядом с Ричардом. – Все предвещало это с самого детства. Кэти такая блестящая, но и эгоистичная и норовистая...»

– Я решил было сказать Кэти, что завтра она не пойдет на танцы, но потом понял, что она уже взрослая – по всем стандартам. В конце концов, на ее регистрационной карточке проставлено двадцать четыре. Мы не можем обращаться с ней, как с ребенком.

«Но эмоционально ей скорее всего лет четырнадцать, – подумала Николь, когда Ричард начал перечислять все неприятности, которые случились с Кэти, с тех пор как на Раме появились другие люди. – Ей бы только приключения да веселье».

Николь вспомнила, как провела с Кэти целый день в госпитале. Это было за неделю до того, как причалила «Нинья». Сложные медицинские инструменты просто заворожили Кэти, она расспрашивала о том, как все устроено. Однако, когда Николь предложила ей поработать в госпитале до тех пор, пока откроется университет, молодая женщина расхохоталась.

– Ты смеешься? – спросила ее дочь. – Не могу представить ничего более скучного. В особенности, когда вокруг столько людей, столько встреч.

«Нет, нам с Ричардом здесь ничего не поделать, – вздохнув, сказала себе Николь. – Мы с ним можем волноваться за Кэти и предлагать ей свою любовь, но она уже решила, что наши знания и опыт ей ни к чему».

В спальне воцарилось молчание. Николь потянулась и поцеловала Ричарда.

– Завтра я переговорю с Кэти об этом платье, – сказала она, – но едва ли беседа принесет пользу.

Патрик сидел в складном кресле возле стены школьного гимнастического зала. Он отпил содовой и поглядел на часы. Неторопливая музыка как раз смолкла и пары остановились. Кэти и Олаф Ларсен, высокий швед, чей отец входил в штаб капитана Макмиллана, обменявшись коротким поцелуем, под руку направились к месту, где сидел Патрик.

– Мы с Олафом хотим выкурить по сигаретке и глотнуть виски, – сказала Кэти, когда пара поравнялась с Патриком. – Ты не хочешь пойти с нами?

– Уже поздно, Кэти, – ответил Патрик. – Мы обещали быть дома в половине первого.

Швед ободряюще потрепал Патрика по плечу.

– Не нуди, парень. Расслабься. Нам с твоей сестрой весело.

Олаф был уже пьян. Его тонкое лицо побагровело и дергалось. Он указал через комнату.

– Видишь там девушку с рыжими волосами, в белом платье и с большой грудью? Ее зовут Бет, она горячая. Весь вечер ждет, чтобы ты пригласил ее сплясать. Хочешь представлю?

Патрик покачал головой.

– Вот что, Кэти, – сказал он. – Мне пора идти, я и так здесь насиделся...

– Ну еще полчасика, малыш, – перебила его Кэти. – Мы прогуляемся, а затем пару раз станцуем. И потом уходим. О'кей?

Поцеловав Патрика в щеку, она направилась с Олафом к двери. В репродукторах заиграла быстрая музыка. Патрик завороженно следил за юными парами, передвигавшимися в такт тяжелому ритму.

– Ты не танцуешь? – спросил его юноша, по периметру обходивший площадку.

– Нет, – ответил Патрик, – я даже не пытался.

Молодой человек бросил на Патрика странный взгляд, потом остановился и улыбнулся.

– Конечно, – сказал он. – Значит, ты один из Уэйкфилдов... Привет. Меня зовут Брайан Уолш. Я из Висконсина, из самой середины Соединенных Штатов. Мои родители должны тут организовать университет.

Патрик едва обменялся парой слов с кем-либо, кроме Кэти, с тех пор как появился на танцплощадке несколько часов назад. Он с радостью пожал руку Брайану Уолшу, и несколько минут они оживленно переговаривались. Брайан наполовину закончил курс компьютерной техники, когда его семью приняли в колонию Лоуэлл. Ему оказалось двадцать, в семье других детей не было. Все, что испытал Патрик, его очень заинтересовало.

– А скажи мне, – спросил он, когда молодые люди попривыкли друг к другу, – неужели этот так называемый Узел действительно существует? Или он придуман МКА?

– Нет, – ответил Патрик, забыв о том, что обсуждать подобные вещи ему не разрешалось. – Узел существует. Отец утверждает, что это внеземная станция обработки информации.

Брайан легко рассмеялся.

– Значит, возле Сириуса болтается гигантский треугольник, построенный какими-то сверхсуществами, только для того, чтобы с его помощью изучать путешествующие в космосе разумные существа? Фью! Более фантастической истории мне не приходилось слышать. Если честно: трудно поверить всему, что говорила твоя мать на том открытом собрании. Впрочем, признаюсь, само существование этой космической станции и уровень сложности роботов делают ее историю более правдоподобной.

– Моя мать рассказывала лишь то, что было на самом деле, – проговорил Патрик. – Ну а самое невероятное ей пришлось опустить. Например, ей пришлось встречаться с плащеносным угрем, разговаривавшим пузырями. А еще... – Патрик умолк, вспомнив предупреждения Николь.

Брайан казался заинтригованным.

– Плащеносным угрем? – спросил он. – А как ей удалось понимать его?

Патрик поглядел на часы.

– Прости меня, Брайан, – оборвал он разговор, – но я здесь с сестрой, и мне нужно ее найти...

– Это та самая, в коротеньком-коротеньком красном платье?

Патрик кивнул. Брайан положил руку на плечо своего нового друга.

– Позволь мне дать тебе один совет, – сказал он. – Переговори со своей сестрой. Она ведет себя, как доступная девица.

– Такая она у нас, – ответил, защищая сестру, Патрик. – Она же кроме семьи никого не видала.

– Извини, – Брайан пожал плечами, – конечно, это не мое дело... Слушай, забегай ко мне. С тобой интересно поговорить.

Патрик простился с Брайаном и направился к двери. Где же Кэти? Почему она не вернулась в зал?

Громкий смех сестры он услыхал, едва оказавшись снаружи. Кэти стояла на спортивной площадке с тремя мужчинами, среди которых был и Олаф Ларсен. Все курили, хохотали и пили из горлышка, передавая друг другу бутылку.

– А какую же позу предпочитаешь ты? – спросил ее темнокожий молодой человек с усиками.

– О, я люблю быть наверху, – хохоча, ответила Кэти и, глотнув из бутылки, добавила: – Тогда командую я.

– Неплохо звучит, – отозвался мужчина, которого звали Эндрю. Усмехнувшись, он многозначительно положил руку на ее зад. Кэти, смеясь, оттолкнула ее. Через несколько секунд она заметила приближающегося Патрика.

– Пойди-ка сюда, братец, пойди-ка, малыш! – крикнула Кэти. – Мы тут такую хреноту лижем: чистый динамит.

Трое мужчин, окружавших Кэти, чуть отодвинулись от нее, когда Патрик шагнул к ним. Худощавый и еще не совсем развитый, за счет одного только роста в сумерках он производил внушительное впечатление.

– Я ухожу домой, Кэти, – проговорил, подойдя к сестре, Патрик, отказываясь от предложенной выпивки, – и, по-моему, тебе лучше пойти со мной.

Эндрю расхохотался.

– Экую девицу ты отхватил, Ларсен, – произнес он саркастически, – с младшим братцем в няньках.

В глазах Кэти вспыхнул гнев. Приложившись к бутылке, она передала ее Олафу. А потом обняла Эндрю и припала к его губам, прижимаясь всем телом.

Патрик был смущен. Олаф вместе с третьим мужчиной подбадривал и поощрял целующихся. Кэти оторвалась не раньше чем через минуту.

– Пошли, Патрик, – сказала она, улыбнувшись. Глаза Кэти пожирали мужчину, которого она только что целовала. – По-моему, для одной ночи достаточно.