---

---

Часть первая

БЕЛЫЙ ШАР

Глава первая

БЛЕСТЯЩАЯ ТОЧКА

Было ясное утро конца июля.

Высоко в небе расходились легкие перистые облака. Быстро испарялась ночная роса, и отдаленные предметы казались дрожащими в прозрачном воздухе.

Солнце только что поднялось, а уже чувствовалось, что день будет жарким.

Дачный поселок Академии наук еще спал. На песчаной улице никого не было видно. Небольшие деревянные домики за разноцветными оградами, в густой зелени сосен и елей, тоже казались спящими. Открытые окна белели спущенными занавесками.

Был тот ранний час, когда даже воздух еще не очнулся от ночного сна, а дома, деревья, заборы как-то особенно неподвижны и резко очерчены.

Чуть слышно скрипнула отворившаяся дверь, и на крыльцо одной из дач вышел мужчина в полосатой пижаме.

При виде прекрасного утра он потянулся, подставляя солнцу лицо. Небольшие, глубоко сидящие глаза зажмурились от удовольствия.

Это был человек среднего роста, полный, но не толстый, лицо гладко выбрито, редкие седые волосы зачесаны назад. Глубокие залысины делали его лоб очень высоким. Мясистый нос и большой рот придавали его лицу добродушное выражение.

Он медленно спустился с крыльца и пошел по дорожке сада.

Заглянув в почтовый ящик, больше, по привычке, так как газет не могли принести так рано, он уселся возле калитки на скамью и стал смотреть по сторонам.

С наслаждением вдыхая чистый утренний воздух, насыщенный запахом хвои, он думал о том, что лучше этих ранних часов нет и не может быть ничего на свете. Пройдет час — два — и беспокойная жизнь дня вступит в свои права. Проснется жена и позовет его завтракать. Потом придет машина и надо будет ехать в душный и пыльный город.

Только поздно вечером, когда солнце низко опустится над горизонтом, он вернется и снова будет сидеть на своей любимой скамейке, пока не придет время ложиться спать.

«Дачная жизнь хороша тогда, — подумал он, — когда можно проводить здесь весь день».

Он посмотрел через улицу на окрашенную в желтый цвет дачу, и чувство, похожее на зависть к ее владельцу — академику Штерну, — невольно проснулось в нем.

Сосед был в отпуске и целыми днями лежал с книгой в шезлонге.

Есть же такие счастливцы!..

Доктор медицины профессор Куприянов обычно никогда не завидовал людям, которые ничего не делают, но сейчас ему казалось, что лучше безделья ничего быть не может. Он устал и находился в ленивом, предотпускном настроении.

До желанного дня оставалось уже немного, но отпуск все же не радовал профессора. Он был бы вполне доволен, если бы мог провести его здесь, на даче, и подобно Штерну весь день лежать и читать; но это было невозможно. Пошаливало сердце, и необходимо было ехать в санаторий. Путевка уже лежала в ящике письменного стола.

Скучный санаторный режим был неизбежен.

Мимо проехал велосипедист. Молодой загорелый парень крутил босыми ногами педали, и концы мохнатого полотенца развевались за его спиной, как два крыла.

Куприянов знал этого юношу. Это был сын биолога, профессора Лебедева, жившего на другом конце поселка.

Юноша давно скрылся из виду, а Куприянов все еще смотрел ему вслед. Он знал, что молодой Лебедев направился к озеру. Через несколько минут он доедет и бросится в холодную воду…

Профессор даже поежился, — так ясно он представил себе это ощущение.

Прислонившись к забору, Куприянов стал смотреть вверх. Облака уже совершенно исчезли. Ясная, прозрачно голубая бездна чуть заметно дрожала. Нагретый солнцем воздух казался видимым и физически ощутимым.

Профессор пристально вглядывался в бездонную глубину, и вдруг ему показалось, что прямо над его головой, в зените, внезапно вспыхнула крохотная яркая точка.

Он на секунду закрыл глаза. Посмотрев опять, убедился, что не ошибся. Едва заметная блестящая точка сверкала на том же месте. Вот она как будто погасла, снова вспыхнула и больше не исчезала.

«Самолет? — подумал Куприянов. — Нет, слишком высоко и не видно белого следа, который всегда оставляют за собой высоко летящие самолеты. Звезда не может быть видна днем. Значит, это какая-нибудь планета».

Блестящая точка была так мала, что профессор несколько раз терял ее из виду и потом с трудом находил опять. С полчаса Куприянов наблюдал за ней, но она не изменила своего положения на небе.

Калитка напротив отворилась, и на улицу вышел академик Штерн. Это был маленького роста, слегка сутулый, грузный старик с длинными седыми волосами и огромной густой бородой, в которой сейчас блестели капли воды (он только что умылся), под бородой виднелась голая волосатая грудь. На нем были сандалии и белые брюки.

Знаменитый астроном, директор обсерватории, действительный член Академии наук, Штерн всегда напоминал Куприянову героя романа английского писателя Конан-Дойля — профессора Челленджера.

— С добрым утречком! — сказал он, подходя к скамейке и тяжело опускаясь на нее.

— Поздно встаете, — сказал Куприянов, пожимая протянутою ему руку. — Я уже с час как вышел.

— Ваше дело молодое, — засмеялся академик. — А мы, старики, любим поспать. Поздно лег вчера, — прибавил он.

Куприянов опять стал смотреть в небо. Несколько секунд он безуспешно искал блестящую точку и решил было, что она совсем исчезла, но в конце концов нашел ее на том же месте.

— Что это за планета, Семен Борисович?

— Какая планета?

— Да вон, прямо над головой.

Штерн некоторое время пристально вглядывался в небо, потом пожал плечами.

— Это не планета. При таком ярком свете можно видеть только Венеру, но она никогда не бывает так высоко над горизонтом на параллели Москвы. Это самолет!

— Не похоже. Почти час эта точка находится на одном и том же месте.

— Посмотрим, — сказал академик и, повернувшись к своей даче, крикнул:

— Лида!

Внучка Штерна, девушка лет семнадцати, вышла на крыльцо.

— Лидочка, принеси-ка мне мою трубу. Она у меня на столе.

Жена Куприянова подошла к калитке и позвала мужа пить чай.

— Сейчас иду!.. Это, наверное, аэростат, — сказал Куприянов.

Лида принесла большую подзорную трубу.

— Сейчас узнаем, что это такое, — сказал Штерн.

Он приставил трубу к глазу и около минуты смотрел в нее:

— Это не самолет и не аэростат, — сказал он. — Моя труба очень сильная. Посмотрите сами.

В маленьком круглом отверстии объектива Куприянов увидел ту же точку. Она нисколько не увеличилась в размерах и также сверкала золотистым блеском. Никакого видимого диаметра она не имела.

— Ни самолет, ни аэростат не могут находиться за пределами атмосферы,

— сказал Штерн. — А эта штука находится именно там.

Он взял у Куприянова трубу и опять стал смотреть в нее.

Улица постепенно наполнялась людьми. Увидя, что академик разглядывает что-то на небе, несколько соседей подошли к ним.

— Это стратостат! — сказал один.

— Нет! — коротко отрезал Штерн, не опуская трубы.

Велосипедист, ездивший купаться, возвращался обратно. Он остановился и слез с машины. Его загорелые плечи влажно блестели. Приставив руку к глазам, он тоже стал смотреть вверх.

Куприянов ушел пить чай. Машина должна была прийти с минуты на минуту.

Позавтракав, он переоделся и снова вышел к калитке.

Штерн по-прежнему смотрел в трубу. Около него было уже много народу.

— Может быть, это новая комета? — сказал кто-то.

Академик опустил трубу и пожал плечами.

— «Комета»!.. — сердито сказал он. — «Аэростат… Стратостат… Самолет»!.. Ну что глупости говорить!

Куприянов хорошо знал Штерна и видел, что старый астроном чем-то сильно взволнован.

— Что же это такое? — спросил он.

Не отвечая, академик направился к своему дому.

Куприянову совсем не хотелось уезжать, не выяснив заинтересовавшего его вопроса.

— Что это такое, Семен Борисович? — настойчиво повторил он.

— Позвоню на обсерваторию, — ответил Штерн на ходу.

Из-за угла бесшумно появился большой синий автомобиль. Мягко затормозив, он остановился у калитки; шофер отворил дверцу.

— Сегодня, — сказал Куприянов жене, — я постараюсь освободиться пораньше.

Жена улыбнулась и махнула рукой.

— Каждый день это слышу!

Прежде чем сесть в машину, профессор еще раз отыскал на небе блестящую точку. Она по-прежнему сверкала на том же месте.

Ему очень хотелось задержаться и узнать, что ответит Штерну обсерватория, но он боялся опоздать. За тридцать пять лет работы в институте Куприянов еще ни разу не опаздывал.

— Поехали! — сказал он, усаживаясь рядом с шофером.

Автомобиль плавно тронулся с места, на тихом ходу выехал из ворот в высоком заборе, окружавшем поселок, и помчался по шоссе.

Профессор закрыл глаза и стал думать о непонятном явлении на небе, которое так взволновало академика Штерна. Куприянов знал, что старый ученый не будет волноваться без серьезной причины.

— Обязательно вернусь рано, — громко сказал он.

Шофер улыбнулся. Он давно знал Куприянова и хорошо изучил его привычки и распорядок дня.

— Сегодня я поеду домой ровно в семь часов.

— Машина всегда готова, — уклончиво ответил шофер.

Профессор не знал и не мог знать, что совсем не вернется в этом году на свою дачу, не пойдет в долгожданный отпуск, и путевка, лежавшая в ящике его письменного стола, не будет использована.

Если бы ему сказали об этом и прибавили, что причиной всех этих перемен явится именно та блестящая точка, которую он первый в поселке увидел на небе и о которой все время думал, он, конечно, не поверил бы.

Он не знал и не мог знать, что эта крохотная, не имеющая видимого диаметра, золотисто сверкающая точка круто изменит его жизнь, заставит бросить работу, уехать из Москвы и испытать много такого, что ему даже не снилось.

Он не знал, что ближайшие месяцы ничем не будет заниматься, как только этой блестящей точкой, что день, когда он увидел ее на утреннем небе, запомнится ему навсегда.

Он не знал, что представляет собой эта точка, и не мог предвидеть последствий ее неожиданного появления.

НЕМЕДЛЕННО ПРИЕЗЖАЙТЕ!

— Вероятно, наш старик в кого-нибудь влюбился, — вполголоса сказал молодой лаборант девушке, сидевшей с ним рядом. Она засмеялась, но, заметив, что профессор оглянулся на них, быстро наклонилась над микроскопом.

Куприянов действительно был очень рассеян в этот день. Он часто отвечал невпопад, забыл проверить важный для него результат анализа, пока ему не напомнили о нем; рассматривая поданную ему мензурку, уронил и разбил ее. Это было так не похоже на обычную спокойную и четкую работу профессора, что сотрудники института экспериментальной медицины с изумлением смотрели на своего шефа, не понимая, что с ним происходит.

Куприянов очень часто подходил к окнам и подолгу смотрел куда-то вверх. Отрываясь от этих непонятных наблюдений, он хмурился, и было видно, что какая-то навязчивая мысль не дает ему покоя.

Иногда он надолго задумывался и, если ему задавали в это время какой-нибудь вопрос, вздрагивал и просил повторить. Чувствовалось, что мысли профессора находятся далеко от института и обычной работы.

— Может быть, он болен? — шептались между собой его помощники.

Петр Широков, старший ассистент и любимый ученик Куприянова, выбрал момент, когда профессор находился один в своем кабинете, и в очень осторожной форме посоветовал ему прекратить работу и уехать домой, так как профессор, по-видимому, не совсем хорошо себя чувствует.

— Я здоров, — сухо ответил Куприянов.

Молодой человек смутился.

— Я совершенно здоров, — повторил профессор. — Правда, я сегодня немного невнимателен. Меня все время занимает одна мысль. — Он задумчиво посмотрел в лицо ассистенту и вдруг спросил: — Как вы думаете, Петр Аркадьевич, есть на Марсе разумные существа?

При этом совершенно неожиданном вопросе на лице молодого ученого появилось выражение тревоги.

— Видите ли… — запинаясь ответил он. — Я, собственно… До сих пор… Я совсем не думал об этом.

— Я тоже, — сказал Куприянов. — Но сегодня этот вопрос не выходит у меня из головы. Где вы живете? — задал он опять неожиданный вопрос.

— Обычно в городе, а сейчас на даче.

— Так. А сегодня утром вы смотрели на небо?

— Нет. — Молодой ассистент всеми силами старался скрыть тревогу, которая все сильнее охватывала его. — Сегодня я как будто не смотрел на небо.

— Напрасно!

Куприянов встал и подошел к окну.

— На небе бывают интересные вещи. Вот, например, сегодня…

Он подробно рассказал о блестящей точке и о беспокойстве академика Штерна.

— Когда я ехал в Москву, — закончил он, — мне пришла в голову мысль, что этот маленький блестящий предмет, который находится, как сказал Штерн, за пределами атмосферы, может оказаться космическим кораблем, летящим на Землю с другой планеты. Я никак не могу избавиться от этой мысли.

Молодой человек успокоился и тоже подошел к окну.

— К сожалению, — сказал Куприянов, — в городе не видно этой точки. Тут воздух не так чист.

— Вы серьезно думаете, что это может быть корабль с Марса? — спросил Широков.

— А почему бы нет? Люди неосновательно думают, что непременно они первые полетят на Марс и другие планеты. Но если там есть разумные существа, то почему не может случиться, что не мы, а они первыми прилетят к нам?

— Это было бы очень интересно.

— Не только интересно, но и очень, очень важно. Ведь наша техника еще не может построить космического корабля. Если на Землю прилетит такой корабль с другой планеты, люди узнают много нового и полезного. И не только в области техники, но и в других науках.

— Это было бы очень интересно, — повторил Широков.

Он высунулся в открытое окно и пристально смотрел вверх.

— Ничего не увидите, — сказал Куприянов. — Я уже десять раз пробовал. В городе мешает пыль.

— Теперь я тоже буду все время думать об этом, — сказал Широков. — Пока не узнаю, что это за точка.

— И кто-нибудь посоветует вам ехать домой, потому что вы «не совсем здоровы», — усмехнулся Куприянов.

Широков покраснел.

— Я думал…

— Что профессор Куприянов сошел с ума, — докончил за него собеседник.

— Что вы, Михаил Михайлович! Кто мог это подумать?

— Вы первый. Разве не это вы подумали, когда я спросил вас, есть ли люди на Марсе? — Куприянов рассмеялся. — Успокойтесь, — сказал он, положив руку на плечо ассистента. — Я нисколько не обиделся на вас.

Зазвонил телефон. Куприянов снял трубку.

— Слушаю!

— Кто у телефона? — услышал он голос Штерна.

Профессор внезапно почувствовал волнение. Рука с трубкой задрожала.

— Это я, Семен Борисович. Куприянов.

— Вас-то мне и надо. Немедленно бросайте все и приезжайте ко мне на обсерваторию. Только как можно скорей!

— Это касается…

— Да, да! Не теряйте ни минуты! Штерн повесил трубку.

— Ну!.. — Куприянов развел руками и тяжело сел в кресло. — Академик Штерн срочно просит меня приехать к нему. Он, по-видимому, очень взволнован.

— Вы поедете?

— Немедленно. Это явно касается нашего «космического корабля».

— Михаил Михайлович! — умоляюще сказал Широков. — Возьмите меня с собой.

— Хорошо, — сказал Куприянов. — Вызовите мою машину.

Было два часа дня.

Куприянов пригласил к себе старших сотрудников института и отдал все необходимые распоряжения.

Какое-то смутное чувство говорило ему, что сегодня он не вернется сюда.

Неотложные дела заняли много времени, и только в три часа Куприянов с Широковым сели в машину.

— Домой? — спросил шофер.

Профессор нахмурился.

— Нет, домой, как я сказал, в семь часов. Пока поезжайте на обсерваторию.

Астрономическая резиденция Штерна была расположена за городом, как и все обсерватории мира. Но машина шла быстро, и через сорок минут они уже подъезжали к ней.

Ни профессор, ни его ассистент за всю дорогу не проронили ни слова. Они были одинаково взволнованы и одинаково нетерпеливы. Что неожиданный вызов Штерна означал правильность догадки Куприянова, казалось им обоим несомненным. Но это величайшее и поразительнейшее событие, со всеми неисчислимыми последствиями, которые оно должно было повлечь за собой, совершилось так просто, что они никак не могли поверить, что оно действительно совершилось. Каждый из них старался уверить себя, что он ошибается и что вызов Штерна имеет какую-нибудь другую причину.

Ведь если правда, что на Землю прилетел космический корабль, то это должно было повлечь за собой полное крушение не только старых идеалистических взглядов на мир, но и многих научных «истин» относительно обитаемости планет солнечной системы.

Как ни далеки от астрономии были Куприянов и Широков, но и они знали, что наука считает Марс и Венеру необитаемыми, не говоря уж о других планетах.

Прилет корабля марсиан или жителей Венеры докажет, что даже в иных, нежели существующие на Земле, природных условиях разумная жизнь может развиться и даже опередить земную.

Оба молчали, погруженные в свои мысли.

У главного входа обсерватории стояло несколько автомобилей. Куприянов узнал по номера светло-серый «ЗИМ», принадлежавший профессору Лебедеву. Значит, он тоже приехал сюда.

К подъезду подошел еще один автомобиль, и из него вышел хорошо знакомый Куприянову профессор Лежнев — знаменитый лингвист, книги которого по истории языка пользовались большой известностью. Он был очень высок ростом, толст и неповоротлив. Кивнув головой, он пожал руку Куприянову и, отдуваясь, сказал:

— И вы здесь?.. Подумать только!

С ним вместе приехал китаец средних лет, в больших роговых очках. Он мельком оглядел Куприянова и Широкова и молча стал подниматься по лестнице.

— Вас тоже вызвал Штерн? — спросил Куприянов.

— Нет! Мне позвонили из Совета министров. Просили срочно приехать… в обсерваторию… не знаю зачем.

Через каждые два слова он шумно отдувался и вытирал лицо платком. Несмотря на жаркий день, на нем было пальто.

— Вам не жарко? — участливо спросил его Широков.

— Даже очень жарко… но жена… боится простуды.

— Кутаться — это самый верный путь к простуде, — заметил Широков.

— Да, так говорят… врачи. Но моя жена… им не верит.

Куприянов засмеялся, а Широков только пожал плечами.

Они вошли в обширный, отделанный белым мрамором вестибюль, вдоль стен которого стояли низкие скамьи, обитые красным бархатом.

Сотрудник обсерватории подошел к ним и пригласил подняться на третий этаж, в кабинет директора.

— Вы можете воспользоваться лифтом, — сказал он.

Даже Лежнев отказался от этого предложения. Внутри обсерватории было прохладно, и никому не хотелось забираться в душную кабину. Они не спеша пошли наверх.

Куприянов еще ни разу не был здесь, и его на каждом шагу поражала роскошь отделки. Обсерватория походила на дворец. Она была недавно построена, и ею по праву гордилась не только Москва, но и весь Советский Союз.

— Не по монаху монастырь, — сказал Лежнев.

Куприянов вспомнил неказистую внешность Штерна и невольно улыбнулся.

— Вы посмотрели бы на телескопы, которые тут установлены, — сказал Лежнев. — Астрономы всего мира не видели ничего подобного. Это лучшая обсерватория мира.

— Вы уже были тут? — спросил Куприянов.

— Был, — ответил толстяк. — Я любитель астрономии, и Семен Борисович поощряет мои «недостатки».

Когда они вошли в огромный, отделанный мореным дубом кабинет директора, там уже находилось человек двенадцать. Они сидели вокруг стола, покрытого темно-малиновым сукном. Академик Штерн быстро ходил по кабинету, заложив руки за спину. Китаец, приехавший с Лежневым, тоже был тут.

— Ну, наконец-то все, — сказал Штерн. — Садитесь, время не терпит.

Среди присутствующих, кроме астрономов, Куприянов с удивлением увидел крупнейших ученых самых различных специальностей, не имевших прямого отношения к науке о небе. Тут были биологи, химики, энергетики и языковеды. Был даже знакомый ему географ.

Куприянов сел на свободный стул, недоумевая, — какое заседание тут готовится. Когда Штерн вызвал его по телефону, он полагал, что астроном просто хочет показать ему в телескоп блестящую точку, которую они наблюдали утром. Если даже эта точка и в самом деле космический корабль, то зачем все-таки это собрание?..

Штерн подошел к столу и постучал карандашом. Тотчас все разговоры прекратились и все головы повернулись к нему. На молодых и старых лицах было одинаковое выражение нетерпения и любопытства.

СОГЛАСЕН!

Штерн обеими руками расправил свою могучую бороду («Нервничает старик!»

— подумал Куприянов) и начал говорить.

— Сегодня утром, — сказал он, опуская всякое обращение, — случилось событие, равного которому еще не случалось за всю историю нашей планеты. Впрочем, не так! Вернее будет сказать, что такого события еще не случалось за всю историю сознательной жизни человечества на Земле. Так вот, сегодня утром на небе было замечено появление какой-то непонятной блестящей точки. Наша обсерватория выяснила природу этой точки. Оказалось, что «точка» представляет собой металлический шар, имеющий около тридцати метров в диаметре. С помощью одного из наших рефракторов шар был детально рассмотрен. Нет никакого сомнения, что он является искусственным и имеет внеземное происхождение. Я сам его видел. Мы имеем дело с космическим кораблем обитателей другой планеты; и корабль этот, по-видимому, намерен опуститься на поверхность нашей Земли. Этот вывод вытекает из анализа наблюдений за его движением, которые удалось провести, пока шар был виден. В шесть часов утра он находился над Москвой почти в зените. В девять корабль отклонился на восемнадцать градусов к западу и находился на высоте четырех тысяч километров. Потом он постепенно стал опускаться, одновременно двигаясь на запад. Благодаря тому, что наша Земля имеет привычку вращаться вокруг своей оси, корабль к двум часам дня исчез за горизонтом. Последнее определение его высоты показывает три тысячи километров. Это значит, что корабль опускается со скоростью почти двести шесть километров в час, или пятьдесят семь метров в секунду. Вероятно, он вполне может замедлить или, наоборот, ускорить быстроту снижения. По этому поводу мы пока не можем сказать ничего. Намерения экипажа нам неизвестны, но если корабль начал опускаться, то нет никаких оснований думать, что он прекратит спуск и улечит от Земли, не опустившись на нее. Вопрос заключается в том, где он опустится. Я обо всем сообщил президенту Академии наук, а он в свою очередь — председателю Совета Министров. Вы сами понимаете, что подобное событие требует принятия самых срочных мер. Перед нами две возможности. Или корабль опустится в пределах СССР или Китая, или в какой-нибудь капиталистической стране. Но не надо забывать, что СССР и Китай по площади, занимаемой ими, довольно заметная величина на поверхности Земли. Шансы примерно равны. Я даже думаю, что у нас больше шансов, если вспомнить скорость, с которой корабль опускается. Продолжая двигаться так же, он достигнет Земли завтра утром и как раз над нашей территорией. Время не ждет, и на предварительные разговоры этого времени у нас нет. Президент Академии Неверов был немедленно вызван в Центральный Комитет партии и получил там указание срочно собрать научною экспедицию для встречи гостей. Корабль близок к Земле и хотя летит сейчас очень медленно, но опустится не позднее ближайших двадцати часов. Список членов экспедиции был составлен мною и утвержден президентом в количестве девяти человек. Начальником экспедиции намечен член-корреспондент Академии наук, профессор Куприянов, которого вы все знаете. Он здесь присутствует.

Никак не ожидая подобного конца, Куприянов с изумлением посмотрел на Штерна. Старик усмехнулся в бороду.

— Да, да, Михаил Михайлович! Мы решили вам поручить встречу гостей, если они пожалуют к нам, и позаботиться, чтобы они сохранили хорошее воспоминание о людях Земли. А главное, — чтобы они в добром здоровье вернулись на свою родину. На разных планетах разные атмосферы, а в них могут быть разны бактерии. Первая и главная роль принадлежит медицине. Мы не должны допустить, чтобы наши гости хоть в какой степени повредили свое здоровье. Конечно, они и сами понимают опасность и, возможно, примут свои меры, но мы все же обязаны сделать все, что в наших силах. Вот поэтому мы с президентом и решили поручить руководство всей экспедицией именно вам, как руководителю института экспериментальной медицины. Я полагаю, что, как вы, так и все остальные товарищи, занесенные в список, не откажутся от участия.

Никто ничего не ответил. Взволнованные ученые молча переглядывались. Было видно, что неожиданное и столь необычайное сообщение Штерна потрясло всех. У Лежнева лицо покрылось красными пятнами, и он нервно мял пальцами сукно на столе. Широков умоляющим взглядом смотрел на Куприянова; и, встретив этот взгляд, профессор понял, что молодой человек умирает от желания быть зачисленным в состав экспедиции. Китаец, приехавший с Лежневым, сидел неподвижно. Лебедев что-то говорил своему соседу, но сосед явно не слушал и растерянно оглядывался по сторонам.

— Так что же, товарищи? — спросил Штерн. — Давайте решать вопрос. Слово за вами, Михаил Михайлович.

Куприянов поднял голову. Он успел уже обдумать неожиданное предложение и понял, что отказываться нельзя. Задача, которую хотели возложить на него, была трудна и ответственна, но он хорошо понимал, что выбор президента был правильным.

Он встал. Все глаза устремились на него.

— Я согласен, — сказал он, — и благодарю за доверие. Участие в подобной экспедиции большая честь…

— Ближе к делу, Михаил Михайлович! — сказал Штерн.

— У меня есть несколько вопросов, — сказал Куприянов. — Что будем делать, если корабль опустится не в Советском Союзе? Каким образом мы узнаем место приземления и как доберемся до этого места? Кто зачислен в состав экспедиции?

— Отвечаю по порядку вопросов, — сказал Штерн. — Как я уже говорил, вся наша подготовка должна вестись из расчета, что космический корабль приземлится в СССР или в Китайской Народной Республике. В этом, последнем, случае… — он замолчал на секунду. — По счастливой случайности, в Москве находится сейчас вице-президент китайской Академии наук — профессор Ляо Сен.

Китаец, приехавший с Лежневым, встал.

— По поручению китайского народного правительства, — сказал он на чистом русском языке, — с которым я связался сегодня утром, в случае приземления корабля на китайской территории, приглашаю вас к нам.

— Прекрасно! — сказал Штерн. — Но может, конечно, случиться, что космический корабль опустится в Африке, Америке или Австралии. Гадать тут бесполезно. Нам остается только надеяться, что случится так, как нам желательно. Шансы на это, повторяю, есть, и не малые. Если все-таки корабль опустится не у нас, тогда и будем решать, что делать. Там увидим. Отвечаю на второй вопрос: в настоящий момент по всей территории Советского Союза и Китая идет подготовка. Авиационные соединения, военные и гражданские, получили приказ: как только корабль появится, ему навстречу вылетят скоростные самолеты и проводят его до места приземления, а затем немедленно сообщат об этом в Москву. Мы с вами будем находиться здесь и сразу же вылетим. Самолеты нас ждут. Это ответ на третий вопрос.

Он надел очки и взял со стола бумагу.

— Состав экспедиции, — он поднял очки на лоб и оглядел сидящих за столом. — Я прошу товарищей, фамилии которых я буду называть, тут же говорить, согласны они или нет. Правда, я уверен, но все-таки… Итак, начальник экспедиции — член-корреспондент Академии наук СССР, действительный член Академии медицинских наук, доктор медицины, профессор Куприянов Михаил Михайлович. Согласие уже имеется. Заместители или помощники начальника экспедиции: Штерн Семен Борисович. Согласен! — ответил он самому себе. — Вице-президент Академии наук Китая, профессор Ляо Сен.

— Согласен!

— Член-корреспондент Академии наук СССР, доктор биологических наук, профессор Лебедев Семен Павлович.

— Конечно, согласен! — сказал высокий мужчина с очень моложавым лицом и гладко зачесанными седыми волосами.

— Члены экспедиции: профессор Лежнев Анатолий Владимирович.

— Я, конечно, очень хочу, — сказал толстяк. — Но есть некоторые обстоятельства…

Штерн досадливо замахал рукой.

— Согласен! — сказал он. (Лежнев с комическим недоумением развел руками.) — Следующий: доктор химических наук, профессор Аверин Кондратий Поликарпович.

Сидевший рядом с Куприяновым худощавый человек, очень похожий лицом на Тимирязева, приподнялся и ответил:

— Согласен. Благодарю!

— Доктор технических наук, профессор Смирнов Александр Александрович.

Небольшого роста, подвижной, с тонким нервным лицом, профессор Смирнов наклонился вперед и поспешно ответил:

— Безусловно согласен!

— Член-корреспондент Академии наук УССР, доктор технических наук, профессор Манаенко Артем Григорьевич.

Манаенко, по лицу которого можно было безошибочно узнать его национальность, провел рукой по усам и пробасил:

— Согласен.

Он посмотрел на Куприянова и неизвестно зачем подмигнул ему.

— И последний, — сказал Штерн, — доктор географических наук, профессор Степаненко Владимир Петрович

— Какие могут быть разговоры! — ответил тот.

— Названные мною товарищи, — продолжал Штерн, — являются основным составом экспедиции. В случае необходимости к нам будут присоединяться ученые других специальностей. Прошу помнить, что каждый участник отвечает за работу с гостями по своей области.

— А позвольте узнать, на каком языке вы собираетесь говорить с этими самыми гостями? — спросил Лежнев. — Мы не знаем, что они собой представляют. Может быть, эти существа не имеют с нами ничего общего.

— Подобные опасения мне кажутся необоснованными, — ответил профессор Лебедев. — Из того, что нам рассказал Семен Борисович о корабле наших гостей, очевидно, что они хорошо знакомы с геометрией (корабль имеет форму шара), металлургией (шар металлический), математикой, космографией и многими другими науками, без которых невозможно осуществить космический полет. А это доказывает, что их разум тождественен нашему разуму. Возможно, конечно, что их внешняя оболочка, тело, отличается от нашей, но мне кажется несомненным, что нам удастся найти с ними общий язык.

— Правильно! — сказал Штерн. — А задача найти этот общий язык как раз ложится на вас, Анатолий Владимирович, и на товарища Ляо Сен. Именно вам придется изучить язык гостей или научить их нашему языку. Что касается меня, то я совершенно согласен с тем, что сказал Семен Павлович.

— Мне тоже так кажется, — заметил Куприянов.

— Сдался! — шутливо сказал Лежнев.

— Есть у кого-нибудь вопросы? — спросил Штерн.

— Как не быть, — сказал Аверин. — Нас вызвали сюда, не предупреждая ни о чем. Может случиться, что через короткое время мы будем в самолете. А дома у нас ничего не знают. И, полагаю, что с этим все согласятся, надо ведь захватить с собой кое-какие вещи.

— У меня, например, при себе денег нет.

— Мне надо оставить распоряжения по институту.

— У меня срочная работа, которую нельзя так бросить. Надо поручить ее кому-нибудь.

— Вы решили за меня; но хоть предупредить жену можно? — посмеиваясь сказал Лежнев.

Штерн внимательно выслушал всех.

— Все это понятно, — сказал он. — Но должно быть понятно и то, что событие произошло так внезапно. Конечно, затруднения будут. Ждать и откладывать наш вылет мы не можем. Как только будет получено известие о приземлении корабля, мы должны немедленно вылететь. Но кое-что сделано. Специальные люди уже отправлены на ваши квартиры. Они привезут то, что ваши жены пришлют вам. Вы можете позвонить по телефону. Все необходимое, что не успеем захватить сейчас, будет доставлено на место самолетом. Что касается денег, то с минуты на минуту должны быть доставлены сюда необходимые средства и документы на случай, если придется лететь в Китай. Я думаю, что Михаил Михайлович не откажется выдать необходимые суммы тем, кто в них нуждается. Наша экспедиция будет все время связана с правительством и президиумом Академии наук. Все будет в порядке. Есть еще вопросы ко мне? Нет? В таком случае моя сегодняшняя роль окончена. Прошу обращаться к начальнику экспедиции.

— Есть еще один небольшой вопрос, Семен Борисович, — сказал Куприянов. — Надо взять с собой кинооператора…

— Предусмотрено, — перебил Штерн. — ТАСС командирует с нами корреспондентов, фотографов и кинооператоров. Они все будут на аэродроме одновременно с нами.

— Я хочу взять с собой моего ассистента — Петра Аркадьевича Широкова.

— Куприянов показал на своего спутника, который радостно встрепенулся, услышав эти слова. — Возможно это?

— Это уже ваше дело, — ответил Штерн. — Позвоните президенту.

— Я могу воспользоваться вашим телефоном? — спросил Куприянов

— Конечно, но только не этим. — Штерн указал на телефон, стоявший на маленьком столике. — По нему нам будут сообщать о космическом корабле. Этот аппарат всегда должен быть свободен.

ОЖИДАНИЕ

Переговорив с президентом Академии наук, Куприянов зачислил в состав экспедиции еще двух человек, доведя, таким образом, их общее число до одиннадцати. Зачислены были: кандидат медицинских наук Широков и сотрудник обсерватории, молодой астроном Синяев, который с радостью согласился.

Из ТАСС сообщили, что работников печати будет пятеро. Куприянов позвонил на аэродром и выяснил, что для переброски шестнадцати человек к месту посадки космического корабля достаточно четырех скоростных пассажирских самолетов.

Один за другим приезжали люди, посланные на квартиры участников полета, и уже много чемоданов стояло внизу, в вестибюле. Куприянов тоже получил свои вещи и записку от жены, в которой она желала ему успеха.

Жена Лежнева приехала сама и, к удивлению всех, кто ее не видел раньше, оказалась маленькой худенькой женщиной, которую странно было видеть рядом с ее слоноподобным супругом.

Что касается Широкова и астронома Синяева, которые не были занесены в первоначальный список, то им пришлось самим съездить за своими вещами.

— Не задерживайтесь! — сказал Куприянов. — Как только будет получено известие о корабле, мы вылетим. Если вы все-таки опоздаете, то вылетайте за нами.

Но, вопреки этому распоряжению, сам же Куприянов дал Широкову дополнительное поручение. Он попросил его заехать в институт и привезти целый ряд различных медикаментов. Судя по списку, врученному им Широкову, профессор собирался открыть на месте посадки корабля полностью оборудованный медпункт.

— Захватите пару складных коек, — сказал он — Кто знает, в каких условиях придется жить, а больных, если таковые окажутся, нельзя держать на земле И, конечно, необходимое белье. Не забудьте наши халаты. По дороге сами сообразите: может, я забыл что-нибудь.

Никто не знал, сколько времени придется ждать. Штерн предоставил в распоряжение участников экспедиции несколько комфортабельно обставленных комнат, которые в обсерватории предназначались для астрономов, приезжавших сюда со всех концов Советского Союза и из-за рубежа. Но отдыхать было некогда.

Заседание, начавшееся в кабинете Штерна в четыре часа дня, без перерыва продолжалось до десяти часов вечера.

Сообщений о космическом корабле все еще не поступало, и это время нужно было использовать на то, чтобы как можно лучше подготовиться к предстоящей работе. Президент Академии сам приехал на обсерваторию и вместе с Куприяновым и Штерном помогал каждому участнику экспедиции составить план работы по его специальности.

Широков вернулся и привез столько материалов для будущего медпункта, что даже Куприянов немного поворчал на такое усердие.

Профессор Аверин настаивал на том, чтобы взять с собой целую химическую лабораторию. Смирнов и Манаенко явились на совещание с длиннейшим списком, судя по которому, на месте приземления корабля должен был появиться если не музей, то во всяком случае хорошо оборудованная выставка.

— Должны же мы познакомить гостей с техникой Земли, — отвечали они на возражения руководителей экспедиции.

— Для этого не обязательно везти с собой модели машин, — ответили им,

— достаточно фотографий, чертежей и рисунков.

Любая серьезная экспедиция всегда требует длительной подготовки, а Куприянову и его спутникам предстояло отправиться в исключительную по своему значению и ответственности поездку в «пожарном порядке». Неудивительно, что множество вопросов так и осталось неразрешенным.

— Радиосвязь экспедиции с Москвой будет поддерживаться непрерывно, — говорил Неверов. — Все, что вам понадобится, получите немедленно.

Наконец, в одиннадцатом часу, основные вопросы были согласованы, материалы для работы доставлены, личные дела участников экспедиции закончены. Президент уехал, обещав вернуться, как только будет получено известие о корабле.

— Где сейчас находится корабль? — спросил он у Штерна.

— Если продолжает двигаться так же, как утром, — сейчас он находится над Северной Америкой.

— А завтра утром?

— Окажется над Европейской частью Советского Союза. Но кто ему мешает изменить скорость снижения или направиться в другую сторону?

— Никто, конечно. Но будем надеяться, что нам повезет.

Члены экспедиции, один за другим, собрались в кабинете Штерна и расселись по креслам и диванам. Нервное состояние, в котором все находились, не давало заснуть, хотя Куприянов и рекомендовал это сделать.

Разговор, естественно, шел о корабле.

— Если он опустится в Америке, то сможем ли мы поехать туда? — спросил Синяев.

— Сможем-то сможем, — ответил Куприянов, — но там мы будем не хозяевами, а гостями.

— Не говоря уже о том, — подхватит Штерн, — что получение виз займет много времени. И не исключена возможность, что мы вообще не по пучим разрешения посетить Америку. Такие случаи, к сожалению, еще встречаются. В капиталистических странах наука не всегда встречает поддержку правящих классов. Главную роль играет выгода монополистов, а эти господа отлично сознают, какую огромную пользу они могут извлечь для себя из подобного визита. Люди, или кто бы они ни были, сумевшие построить космический корабль и осуществить межзвездный полет, безусловно, в области техники перегнали Землю.

— Да, плохо! — сказал Лебедев.

Наступило непродолжительное молчание.

— Откуда он мог прилететь? — тихо, ни к кому не обращаясь, спросил Степаненко и сам себе ответил: — С Марса.

— То есть как это с Марса? — вскинулся на него Штерн. — Ну что глупости говорить! На Марсе нет разумной жизни.

— Откуда же тогда? С Венеры?

— С Венеры?.. С Юпитера, Урана, Нептуна, Плутона. Запомните! В солнечной системе, кроме как на Земле, нет разумных существ. Корабль прилетел с другой планетной системы.

— Но в таком случае он должен был лететь…

— Не менее четырех с половиной лет, и то если он летел со скоростью света.

— Однако! — сказал Широков.

— А можно быть уверенным, что этот корабль летит на Землю не с враждебными намерениями? — неожиданно поставил вопрос Аверин.

— Уэллсовщина! — пренебрежительно ответил Штерн. — Борьба миров!

Разгорелся спор. Несколько человек стали на сторону Аверина, другие соглашались со Штерном.

Куприянов не слушал. Он сидел в глубоком кресле с закрытыми глазами и думал. Возможность для корабля опуститься не в Советском Союзе почему-то вызывала в нем чувство досады и раздражения. «Им, — думал он, — этим существам, прилетевшим на Землю из глубин мирового пространства, совершенно безразлично, где опуститься. Они ничего не знают о Земле и о человечестве. Они опустятся там, где вздумается их начальнику, если таковой у них есть. А может быть, они и не подозревают, что Земля населена разумными существами, и, облетев ее кругом, направятся к Венере или Марсу».

Он выпрямился в кресле, пораженный неожиданной мыслью.

«Облетев ее кругом!.. Ну, конечно, это самое естественное, что должны сделать разумные существа, которые впервые подлетели к неизвестной им планете. Но тогда завтра утром корабль опять появится над Москвой, над которой он впервые так близко подошел к Земле. Зачем ему опускаться в Америке, когда, подлетая к ней, его экипаж видел только половину земного шара? Простое любопытство заставит их облететь вокруг всей Земли».

Он посмотрел на часы. Был уже двенадцатый час.

— Вот что, товарищи! — сказал он. — Если корабль опустится в Америке, то нам бесполезно сидеть тут и ждать. А у нас он не может опуститься ночью. Это может случиться только утром или днем. Поэтому я настоятельно прошу вас разойтись по своим комнатам и лечь спать.

Это требование было так логично, что никто не стал возражать. Участники экспедиции разошлись. В кабинете остались только Куприянов, Лебедев и Штерн.

— Я переночую здесь, — сказал Куприянов. — Лягу на диване, поближе к телефону.

— Мы тоже останемся с вами, — ответил Штерн. — Тут места хватит.

Лебедев и Куприянов долго не могли заснуть. Старый академик уже спал, а они еще лежали с открытыми глазами и разговаривали.

Куприянов рассказал о своих предположениях, и биолог вполне согласился с ним.

— Это совершенно логично, — сказал он. — Как это никто не подумал об этом!

— Случайно, — сказал Куприянов, — они подлетели к Земле с нашей стороны. Облетев ее кругом, они опустятся именно здесь, в Европейской части Союза. Мне кажется это несомненным. — Он сел на диване. — Вы помните, Семен Павлович, Штерн говорил, что корабль летит очень медленно. Его движение не зависит от движения Земли вокруг ее оси. Он просто тихо опускается, а Земля, вращаясь, проходит под ним.

— И, когда Земля сделает полный оборот, корабль опустится, — подхватил Лебедев. — Правильно, Михаил Михайлович! Вы угадали.

— И знаете, что я вам скажу, — на полном лице Куприянова появилась улыбка. — Хотите я буду пророком? Мы получим известие о корабле в шесть часов утра, когда он появится над Владивостоком.

— Ну что глупости говорить! — послышался голос, и взлохмаченная борода поднялась над диваном. — Обсерватория Петропавловска-на-Камчатке первая увидит корабль, а это будет не в шесть, а в два часа ночи по московскому времени. При чем тут Владивосток, Хабаровск, Биробиджан, Комсомольск?..

— Мы вас разбудили, Семен Борисович?

— Я давно не сплю и слушаю вас, — ворчливым тоном ответил Штерн.

— Вы согласны со мной, Семен Борисович? — спросил Куприянов.

— Логично, — коротко ответил старик.

Он кряхтя встал с дивана и подошел к своему столу.

— Кто их знает, какая у них там погода! — проворчал он.

Куприянов и Лебедев переглянулись. Об этом они не подумали. Пасмурная погода могла испортить все. Старый астроном, привыкший всегда думать о погоде, первый вспомнил об этом. Он позвонил в институт прогнозов и долго слушал ответ, записывая что-то на бумаге.

— Слава те, природа великая! — сказал он, кладя трубку. — Нам везет. По всей трассе от Петропавловска до Москвы ясное небо.

Он подошел к дивану, на котором лежал Куприянов, и сел в стоявшее рядом кресло. Вынув из кармана гребень, тщательно расчесал волосы и бороду. Потом с довольным видом вытянул короткие ноги и скрестил руки на животе.

— Да! — сказал он. — Жалко, что при вашем разговоре не присутствовал Степаненко Владимир Петрович! То-то бы он посмеялся! Академики!.. Школьную географию забыли! Владивосток настолько южнее, что там и не увидят корабля.

Куприянов засмеялся.

— Вы, я вижу, уже выспались.

— А вы всех разогнали спать, а сами…

— Теперь, после того, что вы сказали, совсем не придется спать, — заметил Лебедев. — Без двадцати минут два.

Дверь тихо открылась, и на пороге с виноватым видом появился профессор Смирнов. За его спиной виднелись усы Манаенко.

— Вы не спите? — спросил он. — Можно?

— Входите, входите. — Куприянов скинул ноги с дивана и сел. — Где уж тут спать!

— Никак не заснуть, — извиняющимся тоном сказал Смирнов. Его тонкое нервное лицо сангвиника дышало возбуждением, глаза блестели. — Когда я думаю о тех тайнах, которые несет к нам этот корабль… технических тайнах, меня охватывает чувство, среднее между восторгом и страхом.

— Я понимаю вас, — сказал Лебедев.

— Меня глубоко поразили слова Семена Борисовича, что корабль прилетел из соседней планетной системы. Он летел почти пять лет в пустоте и мраке вселенной, с непостижимой для нас скоростью.

— Пять лет, — сказал Штерн, — это только в том случае, если он прилетел из системы ближайшей к нам звезды. Ближайшей! — повторил он, внушительно поднимая палец

— Голова кружится, когда подумаешь о тех силах, которые с такой скоростью движут этот корабль. Ведь тридцать метров! Вы так, кажется, сказали? Шар диаметром в тридцать метров. Это значит, что, когда он приземлится, его верхняя часть будет на высоте десятиэтажного дома.

— Да! — отозвался Манаенко. — Только для того, чтобы построить такой шарик, нужна фантастическая техника.

— Еще двое, — сказал Штерн.

Куприянов оглянулся и увидел, что в кабинете появились еще два члена экспедиции. — Синяев и Степаненко. Почти тотчас же за ними вошел Аверин.

— Если так будет и дальше, — смеясь сказал Лебедев, — придется сменить начальника экспедиции. Его не хотят слушаться.

— И не будут слушаться, если он сам не выполняет своих распоряжений,

— решительным шагом входя в кабинет, сказал Лежнев.

С приходом Широкова вся экспедиция, за исключением Ляо Сена, оказалась в сборе.

— Завидная выдержка, — заметил Лежнев. — Спит как ни в чем не бывало!

— Вы думаете, он спит? — спросил Лебедев.

Он вышел и через полминуты вернулся обратно.

— Заглянул в замочную скважину, — весело сказал он. — Сидит и читает. Я хотел…

Он не договорил и замер с открытым ртом. Почти все вскочили со своих мест.

Заветный телефон на маленьком столике зазвонил.

Куприянов, стараясь быть спокойным, снял трубку. Все с напряженным вниманием следили за выражением его лица.

— Космический корабль, — сказал он, — появился на горизонте Петропавловска на Камчатке (Штерн довольно хмыкнул) на высоте около пятисот километров.

НА ВОРОНЕЖ!

Никто больше не думал о сне. Нервное состояние, казалось, достигло предела. Обычно такие хладнокровные и всегда уравновешенные, ученые бестолково метались по кабинету, уходили и сейчас же возвращались обратно. Поминутно начинались короткие разговоры и прерывались на середине. Голоса звучали громче обычного, но, как только звонил телефон, наступало гробовое молчание.

Телефоны трещали почти непрерывно. Звонили из Академии наук, из Совета министров, из ЦК партии, с аэродрома, из различных институтов и научных учреждений. Казалось, что в эту ночь вся Москва не спала.

Без двадцати минут три поступило сообщение из Космодемьянска. Там видели корабль низко над северным горизонтом и определили его высоту в те же пятьсот километров.

Значило ли это, что экипаж корабля прекратил снижение? Или наблюдатели ошиблись? От ответа на этот вопрос зависело многое.

Сообщение из Космодемьянска смутило многих. Кое-кто совсем упал духом, решив, что все пропало. Куприянов, Штерн и Ляо Сен одни только сохраняли спокойствие. Китайский ученый неподвижно сидел за столом Штерна; и временами казалось, что он спит. Штерн ни разу не встал со своего кресла, сидя все в той же позе, — ноги вытянуты, руки скрещены на животе. Куприянов переходил от одного телефона к другому и в промежутках между разговорами успокаивал особенно нетерпеливых. Он был непоколебимо убежден, что корабль опустится.

Позвонив на аэродром, он приказал подготовить самолеты и отправил туда весь багаж.

— Если бы они не имели намерения сесть на поверхность Земли, — говорил он, — то им незачем было бы спускаться так низко.

Профессор Смирнов поддержал его.

— Надо учитывать, что для отлета космического корабля с планеты, имеющей размеры Земли и, следовательно, довольно значительную силу тяжести, требуется затратить колоссальное количество энергии. Существа, создавшие космический корабль, безусловно создали и первоклассную оптическую технику. Значит, они давно разглядели, что имеют дело с населенной планетой. Зачем же им тратить запасы энергии, если они не думают опуститься?

— С высоты четырех тысяч километров они еще не могли разглядеть, что планета населена, — отвечали ему сомневающиеся.

— Ну что глупости говорить! — вмешался Штерн. — Для любого разумного существа задача космического рейса заключается в том, чтобы найти на других планетах жизнь, подобную жизни на их собственной. Не забывайте, что корабль прилетел из другой солнечной системы. Это значит, что он летел не один год. Предпринять подобное путешествие только для того, чтобы бросить беглый взгляд на цель своего пути и сейчас же повернуть обратно, — это нелепость.

— У них может быть ограниченный запас энергии.

— Ну, разве что так! — насмешливо сказал Штерн.

— Почему же они прекратили снижение?

— Это еще не установлено. Наблюдатели могли ошибиться.

— Ну, разве что так! — в тон астроному пошутил Манаенко.

В четыре часа снова приехал президент Академии. Он рассказал, что жители Москвы действительно не спят. Уступая настойчивым требованиям, радиотрансляционная сеть начала работать в неурочное время, передавая сведения об экспедиции.

— Примерно то же происходит по всей стране, — сказал президент. — И не только в нашей стране. Половина земного шара нервничает.

— Это не удивительно, — заметил Лебедев. — Такое событие не может не волновать мыслящих людей.

— Для многих это событие означает полное крушение их мировоззрения, — сказал Куприянов.

Раздался очередной звонок, и Чита сообщила, что космический корабль находится прямо над городом, на высоте четырехсот километров.

— Корабль хорошо виден, — сообщили оттуда. — Он ярко блестит в лучах солнца, подобно звезде. Весь город на улицах.

Значит, корабль все-таки опускается!

— Они летят не совсем прямо, — сказал Степаненко, — но примерно следуют по пятьдесят второй параллели.

— Откуда можно ждать следующего сообщения? — спросил Неверов.

— Из Иркутска, — ответил географ.

— А какая там погода?

Штерн ответил, что должна быть ясная, но президент все-таки позвонил на метеорологическую станцию.

— В Иркутске безоблачное небо, — сказал он. — Погода нам благоприятствует.

На горизонте медленно разгоралась утренняя заря…

Наступил день, один из самых замечательных дней в истории Земли.

Там, за линией горизонта, окрашенного в пурпурные цвета рассвета, солнце изливало свои животворные лучи на просторы Сибири, и в этих лучах, высоко в верхних слоях атмосферы, летел корабль.

Рожденный где-то в безднах вселенной, задуманный и построенный неведомыми существами, он властно и неопровержимо доказывал, что всепобеждающий разум существует не только на Земле. Появление этого корабля наносило последний и окончательный удар тем, кто все еще пытался опровергнуть выводы современной науки и доказать исключительное положение маленькой Земли в бесконечной вселенной. В ее безграничных просторах, среди неисчислимого количества планетных систем, должны существовать миры, несущие на себе жизнь. Жизнь, а с нею и могучий, творящий разум!

Гипотеза превратилась в истину!

Космический корабль, творение чуждого Земле разума, летел над планетой, и глаза пока еще загадочных и неведомых существ смотрели из него на Землю.

Что представляют собой эти существа?.. Каков их внешний облик?.. Похожи ли они на человека?.. Удастся ли найти с ними общий язык?..

Эти вопросы оставались пока без ответа.

Но, кто бы они ни были, на что бы ни были похожи, между ними и человечеством, населяющим Землю, уже возникла и незримо крепла связь. Связь разума, объединяющая живые существа всей вселенной. Связь, которая всегда существовала и всегда будет существовать, хотя бы разумные существа, населяющие разные планеты, и не знали о ней.

Эти мысли владели всеми, кто находился в этот момент в кабинете Штерна.

С аэродрома сообщили, что работники ТАСС, корреспонденты, фотографы и кинооператоры уже прибыли и ждут у самолета.

Куприянов решил дождаться телефонограммы из Иркутска и, в зависимости от ее содержания, ждать или тоже ехать на аэродром.

Иркутск, наконец, позвонил; и сообщение, переданное оттуда, взволновало всех еще больше.

Корабль был уже на высоте двухсот километров.

— Они увеличили скорость снижения! Корабль опускается! Они приземлятся в Сибири! Надо немедленно вылетать! — раздались нетерпеливые голоса.

— Может быть, ошибка? — невозмутимо сказал Штерн.

Никто не успел ответить на это замечание, как поступило следующее сообщение.

Абакан телефонировал, что космический корабль показался на его горизонте и быстро летит на запад на высоте ста пятидесяти километров.

Сомнений больше не было. Гости из глубин вселенной решительно опускались. Было похоже, что их колебания, если таковые у них были, окончились, и они уверенно направили свой корабль к поверхности планеты.

— На аэродром — коротко распорядился Куприянов.

— Я останусь здесь, — сказал президент Академии. — Буду принимать сообщения и немедленно передавать вам. Необходимо, хотя бы приблизительно, определить, где они приземлятся.

— Это можно будет почти точно определить, когда мы получим сообщение из Акмолинска, — сказал Степаненко. — Очень важно знать, в каком направлении и на какой высоте они пролетят над ним.

— Я вам немедленно это сообщу. Счастливого пути, товарищи!

Автомобили всю ночь стояли у подъезда. Шоферы, так же как и участники экспедиции, не смыкали глаз, каждую минуту ожидая своих пассажиров.

Все быстро расселись, и четыре машины, выехав из ворот обсерватории, помчались к аэродрому, до которого было не больше пяти километров.

Куприянов и Степаненко остались на аэровокзале, а остальные направились прямо к самолетам, моторы которых уже работали на малом газу.

Начальник аэропорта провел Куприянова и его спутника в свой кабинет.

Ожидание было непродолжительным. Президент передал телефонограмму из Акмолинска, сообщавшую, что корабль на высоте всего сорока пяти километров пролетел прямо на запад.

— Вылетайте немедленно! Счастливого пути!

Куприянов положил трубку.

— Ну, Владимир Петрович, решайте.

Географ думал недолго.

— Корабль летит вдоль пятьдесят второй параллели, — сказал он — Судя по его скорости снижения и быстроте полета, он должен опуститься по эту сторону Уральского хребта. Я думаю, что он опустится где-нибудь между Саратовом и Курском. Нам надо лететь по направлению к Воронежу.

— Так и сделаем, — сказал Куприянов.

Было уже совсем светло. Как только они вышли на бетонное поле, возле самолетов произошло движение. Летчики поспешно занимали свои места.

Равномерный рокот моторов сразу усилился, перейдя в оглушительный шум. Двухмоторные серебристые птицы нетерпеливо дрожали, удерживаемые тормозами на месте.

— Флагманский самолет второй слева! — крикнул начальник аэропорта, наклонившись к самому уху Куприянова.

— До свидания! — сказал профессор, протягивая руку.

— Счастливого пути! Желаю успеха!

Куприянов и Степаненко поднялись на борт. В самолете находились Штерн и Ляо Сен.

Штурман эскадрильи встретил начальника экспедиции у двери.

— На Воронеж! — сказал Куприянов.

Громче взревели моторы, и флагманский самолет, чуть-чуть покачнувшись, двинулся вперед. За ним тронулись с места и три остальных.

После короткого разбега машины поднялись в воздух и, не делая прощального круга над аэродромом, легли на курс.

Глава вторая

«ОН НЕ ГОЛУБОЙ, А СОВСЕМ БЕЛЫЙ!»

Предположение Степаненко, что космический корабль опустится между Саратовом и Курском, по-видимому, было правильным.

Миновав Акмолинск, он, быстро снижаясь, перелетел Уральский хребет и в шесть часов тридцать минут утра появится над Чкаловом, на высоте двух километров.

Ожидавшие его самолеты Чкаловского аэроклуба поднялись в воздух, и, приветствуя гостей, полетели с ним рядом с обеих сторон.

Учитывая, что космический корабль может двигаться по принципу реактивного движения (хотя позади него не видно было ни малейшего следа), инструктор аэроклуба рекомендовал летчикам не приближаться к его задней части, чтобы не попасть в мощную струю, которую должен был оставлять за собой этот гигантский шар.

По неизвестной причине (это навсегда осталось тайной) один самолет нарушил это указание и вошел в «кильватер» гостя.

Тысячи зрителей, наблюдавших полет корабля, а также другие летчики видели, как самолет, словно отброшенный вихрем, с огромной скоростью помчался хвостом вперед в обратном направлении, несколько раз перевернулся и со сломанными крыльями рухнул на землю.

Заметил ли экипаж корабля эту катастрофу, которой он был невольной причиной, или им не понравилось приближение непонятных машин, но шар резко увеличил скорость и в несколько секунд оставил все самолеты далеко позади себя.

Точно так же он уклонился от почетного конвоя в Саратове, а затем и в Воронеже.

К обоим этим городам он подлетел на небольшой скорости, но, как только в воздухе появлялись самолеты, корабль увеличивал скорость, упорно оставляя их позади и не подпуская к себе на близкое расстояние.

Экипаж космического корабля будто хотел этим сказать, что просит оставить его в покое и не мешать.

Боялся ли он неизвестных крылатых машин? Опасался ли с их стороны враждебных действий? Это было возможно.

— Они просто хотят, чтобы им не мешали выбрать место и произвести спуск, — сказал Куприянов. — Может быть, они опасаются, что приземление их огромного корабля повлечет за собой такие же катастрофы, как в Чкалове.

— Скорей всего так, — согласился с ним Штерн.

Эскадрилья с экспедицией Академии наук находилась в воздухе уже полтора часа. Радист непрерывно принимал и передавал Куприянову радиограммы, и флагманский самолет все время находился в курсе всего, что относилось к космическому кораблю.

Когда стало известно, что он на высоте шестисот метров пролетел мимо Воронежа, направляясь дальше на запад, эскадрилья повернула по направлению на Орел — Гомель.

Куприянов, Штерн, Ляо Сен и Степаненко внимательно перечитывали получаемые радиограммы, стараясь по неполным и отрывочным описаниям составить себе представление о внешнем виде космического корабля. Эти описания передавались со слов летчиков, которые видели его с близкого расстояния и, каждый по-своему, рассказывали о нем.

Было несомненно, что корабль представляет собой геометрически правильный шар голубоватого цвета. (В некоторых радиограммах его называли белым, в других — голубым. Было и такое описание, в котором говорилось, что шар «белый как снег при лунном свете».) Летчики сходились на том, что корабль металлический, но определить, что это за металл, никто из них не смог. Сходились также на том, что шар не окрашен. Поверхность шара покрыта небольшими черными пятнами, которых с одной стороны насчитали сорок, а с другой — сорок два.

Но, что было поразительнее всего, — это полное отсутствие чего бы то ни было, хотя бы отдаленно похожего на окна. Все наблюдатели в один голос отмечали эту подробность.

— Но должны же они видеть окружающее! — сказал Ляо Сен. — Может быть, эти черные пятна?..

— Сомнительно, — ответил Штерн. — Что они должны видеть вокруг, это несомненно, но трудно представить себе, зачем могло понадобиться такое большое число маленьких окон. Нельзя забывать, что полеты внутри планетных систем таят в себе опасность встречи с бесчисленными метеоритами, бороздящими межпланетные пространства во всех направлениях. В этом отношении, чем меньше отверстии будет иметь космический корабль, тем лучше. Эти черные пятна — что-то другое.

— Бесполезно гадать, — сказал Куприянов. — Корабль построен не на Земле, и нам все равно не понять его конструкции, пока мы не познакомимся с ним вблизи.

— Может быть, стенки корабля прозрачны для его экипажа, — заметил Степаненко.

— Ну, это уж совсем невероятно, — сказал Штерн — Корабль же металлический.

— Это могло бы быть только в том случае, — ответил географу Куприянов, — если органы зрения этих существ воспринимают невидимую для нас часть спектра. Ультракороткие волны в десятые и сотые доли онгстремов 51 0.

(Онгстрем (Ангстрём) — очень малая единица длины, равная 0,0000001 мм. Употребляется для измерения весьма малых расстояний каковы, например, расстояния между атомами в веществе а также длины световых волн ультракоротковолновой части спектра.)

— Мне кажется, что мы имеем тут дело с техникой телевидения, — сказал Ляо Сен.

— Это самое вероятное Радист вошел в кабину и подал Куприянову очередную радиограмму. Она была из Москвы.

Президент Академии сообщал, что правительство СССР договорилось с Польшей и Германской Демократической Республикой. Если космический корабль опустится на их территории, то экспедиция свободно может отправляться туда.

— Очевидно, в Москве считают, что корабль может вылететь за пределы нашей страны, — сказал Куприянов, прочитав радиограмму. — Но ведь они уже очень низко опустились.

— Очевидно, они прекратили снижение.

— Печально будет, если корабль улетит еще дальше.

— Да, в этом случае наш полет превратится в бесцельную увеселительною прогулку, — сердито подытожил Куприянов.

Пассажиры самолета молча смотрели в окна на расстилавшийся под ними пейзаж, и беспокойные мысли одинаково мучили всех. Ведь экипажу корабля совершенно безразлично, где опуститься. Они не могут знать о том глубоком различии, которое существует между двумя половинами земного шара. Они даже не подозревают, что, если их корабль пересечет двенадцатый меридиан к востоку от Гринвича, их приземление повлечет за собой совершенно иные последствия не только для людей, но и для них самих.

Что они знают о Земле и о жизни на ней? Ничего!

Но прошло минут десять — и настроение пассажиров флагманского самолета поднялось.

Радист принял следующую радиограмму. Из Тима сообщали, что корабль только что пролетел над городом по направлению на Щигры.

— Что за Щигры такие? — недовольно сказал Куприянов. — Надо попросить у летчиков карту.

— И как это вы, географ, и не взяли с собой карты? — ворчливо заметил Штерн, обращаясь к Степаненко.

— Ничего! — ответил тот. — Разберемся и так. Щигры находятся в тридцати километрах от Тима, на северо-запад. Выходит, что корабль круто изменил направление, уклонившись от пятьдесят второй параллели на юг, а потом опять повернул к северу.

— Это верно? — с надеждой в голосе спросил просиявший Штерн.

— Вы не ошибаетесь, голубчик? — сказал Куприянов.

Надежда оживила всех.

— Для нас это очень хороший признак, — сказал Ляо Сен. — Раз корабль начал менять направление полета, — это может означать только одно: они выбирают место для посадки.

— Курская область, — продолжал Степаненко, — подходящее место для приземления такого огромного корабля. Там местность равнинная. А лесистость всего около восьми процентов.

Куприянов попросил штурмана повернуть больше к югу. Распоряжение было передано по радио другим самолетам, и эскадрилья изменила курс.

Вскоре поступило еще более интересное сообщение. Курск радировал, что из районного центра Золотухино, находящегося в сорока километрах на север, поступила телефонограмма о том, что корабль вот уже минут десять медленно кружится над городом на высоте в двести метров. Вокруг Золотухино поднялась настоящая буря. Ураганный ветер, идущий от корабля прямо вниз, поднял тучи земли и пыли, которые закрыли весь горизонт так, что город находится в полумраке. Жители попрятались, и жизнь замерла. Ветер валит телеграфные столбы, срывает крыши с окраинных домов. С Курского аэродрома вылетели самолеты, так как телефонная связь с Золотухино внезапно прервалась.

— Все столбы повалили! — сказал Штерн. — Веселенькая история.

Становилось очевидным, что дело идет к концу. Космический корабль решил опуститься. Но зачем он кружится над этим небольшим городком? Неужели его экипаж не понимает или не желает обратить внимание на то, что под ними населенный пункт? С высоты двухсот метров они не могут не видеть домов и улиц.

— Чуждая психология… Чуждый разум, — проворчал Штерн, яростно расправляя бороду обеими руками.

— Вокруг города пшеничные, картофельные и конопляные поля… — сказал Степаненко.

Никто не отозвался на его замечание. Взволнованные и мучимые нетерпением, ученые не отрывались от окон.

С высоты, на которой они находились, местность очень медленно, как им казалось, уходила назад. Самолеты пролетали мимо Орла, окраины которого смутно виднелись на горизонте. До Золотухино оставалось около ста километров.

С борта самолета, вылетевшего из Курска, передали через Москву длинную радиограмму, в которой сообщалось, что космический корабль опустился на землю в десяти километрах к югу от Золотухино и в пяти километрах от линии железной дороги Орел — Курск. Он сел на конопляное поле и при этом поднял такую громадную тучу земли, смешанной с вырванными кустами, что она поднялась на километр вверх.

Зная, что к месту приземления летит эскадрилья с научной экспедицией, летчик дополнительно сообщил, что рядом с полотном железной дороги, с западной стороны, имеется хорошее ровное поле, пригодное для посадки, и что он и три другие самолета сейчас опустятся там и встретят эскадрилью.

— Молодец! — сказал штурман, когда Куприянов показал ему эту радиограмму. — Видно, что опытный летчик. Золотухино! — сообщил он, заглянув в окно.

Все бросились к левым окнам. Самолеты начали снижаться, и небольшой город был виден как на ладони. Левее города медленно оседала на землю громадная черная туча.

— Передайте на самолет ТАСС, чтобы они засняли эту тучу, — сказал Куприянов.

— Снимаем! — ответили оттуда.

Четверо ученых напряженно вглядывались, стараясь найти корабль. Когда самолеты немного повернули в сторону, направляясь к месту посадки, они увидели его. Небольшой, как им в первую минуту показалось, белый шар резко выделялся на зеленом поле. Поднятую им тучу уже отнесло в сторону ветром.

— Он не голубой, а совсем белый, — сказал Куприянов.

— По-моему, чуть-чуть голубоватый, — ответил Штерн Машины разворачивались. Внизу были видны четыре самолета, стоявшие по углам обширного четырехугольника. В центре этого поля четко выделялось посадочное «Т».

— Быстро они управились, — сказал штурман — Все как полагается.

Флагманский самолет первым пошел на посадку. Едва не коснувшись посадочного знака, он мягко пробежал по полю и отрулил в сторону, давая место следующему. Один за другим сели остальные.

Открылись двери, и на землю начали выскакивать члены экспедиции. Как по команде, все побежали к полотну железной дороги. Убеленные сединами академики наравне с молодежью, как дети, бежали по полю. Вместе с ними туда же устремились и экипажи самолетов.

Высокая насыпь закрывала горизонт — и корабля не было видно. Только добежав до насыпи, Куприянов вспомнил, что корабль опустился в пяти километрах от железной дороги. И действительно, когда задыхающиеся люди взобрались на полотно, они были разочарованы. Белый шар был еле виден почти на самом горизонте. Но все же они долго стояли и молча смотрели на маленький шарик, на поверхности которого солнце зажгло нестерпимо блестевшую точку.

«НИКТО НЕ БУДЕТ ПРОПУЩЕН!»

Больше получаса участники экспедиции, корреспонденты и летчики простояли на насыпи, молча всматриваясь в маленький белый шар, заключавший в себе великую тайну, принесенную на Землю силой разума неведомого мира.

Молодые ученые Широков, Синяев и некоторые из корреспондентов выразили желание немедленно идти к кораблю. Куприянов категорически запретил подобную экскурсию.

— Все в свое время, — сказал он.

Вернувшись в самолет, он послал длинную радиограмму президенту Академии наук, в Москву.

Было только восемь часов утра, но солнце стояло уже высоко и было жарко. Члены экспедиции расселись прямо на траве, и Куприянов обратился к ним с маленькой речью. Он просил воздержаться от необдуманных действий, вроде предложенного похода к кораблю, и рассказал содержание полученных им во время полета радиограмм.

— Прибытие этого корабля, — сказал он, — уже стоило жизни одному человеку и нанесло большой вред городу и населению Золотухино. Мы не знаем, каков моральный облик наших гостей и как они собираются относиться к нам. Я верю, что существа, сумевшие построить такой корабль и осуществить межпланетый полет…

— Межзвездный, — поправил Штерн.

— Межзвездный полет, должны стоять на высокой ступени развития. Возможно, что все несчастья произошли случайно и наши гости в них не виноваты, но все же соблюдать элементарную осторожность мне кажется необходимым. Я прошу всех не покидать этого аэродрома и терпеливо ждать. Самолеты, — обратился он к летчикам, — пока останутся здесь. Не как руководитель экспедиции, а как врач, я настоятельно рекомендую всем немного соснуть после бессонной ночи. Это будет самое лучшее.

Никаких возражений не последовало. Большинство ученых забрались обратно в самолеты. Некоторые улеглись в тени крыльев, прямо на земле.

Нервное состояние, в котором все находились так долго, естественно сменилось усталостью, и вскоре со всех сторон послышался храп.

Куприянов тоже устал, но считал себя не вправе последовать примеру своих товарищей. Он уже в полной мере чувствовал ту ответственность, которая так тяжело ложится на руководителей. Он знал, что все равно не заснет, пока не убедится, что сделано все, что нужно, чтобы участники экспедиции могли спокойно и по возможности удобно устроиться на новом месте.

Он решил слетать к кораблю и посмотреть, что происходит около него. Военные самолеты, встретившие экспедицию, еще не улетели, и Куприянов обратился к летчикам со своей просьбой.

— Пожалуйста, товарищ профессор, — ответил ему молодой краснощекий летчик с погонами старшего лейтенанта. — Мой самолет двухместный.

Куприянов с трудом втиснул свое солидное брюшко в узкую кабину военного самолета. Летчик с невозмутимо серьезным лицом (только глаза его озорно смеялись) помог профессору устроиться на сидении и, чуть коснувшись ногой крыла, впрыгнул на свое место.

— На какой высоте прикажете вести машину? — спросил он.

— Мне бы хотелось облететь шар кругом, сначала сверху, потом внизу, — ответил Куприянов. — Если это можно. И поближе.

— Слушаюсь! — ответил летчик.

Винт бешено завертелся. Машина дрогнула и, сорвавшись с места, как показалось профессору, без разбега, оторвалась от земли.

Куприянову никогда не приходилось летать на военных самолетах, а на современных скоростных — тем более. Он не успел сообразить, что произошло, как увидел, что белый шар, быстро увеличиваясь в размерах, вплотную приблизился к самолету, на мгновение куда-то исчез и вдруг оказался над головой. Земля очутилась не внизу, где ей полагалось находиться, а сбоку. Все смешалось в какой-то бешеной карусели. Самолет, описав вокруг шара круг (одно крыло к земле, второе к небу), пошел на второй, опустившись почти до земли. Не в силах что-либо рассмотреть в этом сплошном круговороте, где невозможно было понять, где небо, где земля и где шар, Куприянов закрыл глаза и, махнув на все рукой, ждал конца этого сумасшедшего полета. Почувствовав, что самолет летит горизонтально, он открыл глаза и увидел, что они уже опускаются на аэродром. Он был ошеломлен и раздосадован на неуместную шутку, которую (как он думал) сыграли с ним. Но, пока самолет отруливал к месту стоянки, он сообразил, что не летчик, а он сам виноват во всем, когда попросился на военный самолет, не подумав о его скорости. Он понял и оценил замечательное искусство пилотирования, которое продемонстрировал ему этот молодой парень, буквально выполнивший его легкомысленную просьбу облететь шар «поближе». Чувство досады сменилось в нем восхищением перед мастерством летчика.

— Спасибо! — сказал он, когда мотор был выключен и наступила тишина.

— Правда, я ничего не видел, но зато я знаю теперь, что такое военный самолет.

— Это истребитель, товарищ профессор, — извиняющимся тоном сказал старший лейтенант. Он чувствовал себя виноватым, что не предупредил профессора перед стартом. — Он не может лететь медленнее. Я не подумал, что вы, может быть, не привыкли ориентироваться в воздухе. Я прошу вас не сердиться на меня.

— Нисколько не сержусь, — сказал Куприянов. — Мне только досадно, что я не видел то, что хотел увидеть.

— Шар лежит неподвижно, — сказал летчик, — и около него никого нет. Эта махина не имеет ни одной двери и ни одного окна. Я его очень внимательно рассмотрел. Сплошной металлический шар. Но в километре от него я видел большую толпу, которая, по-видимому, направляется из Золотухино.

— И вы успели все это увидеть? — сказал Куприянов.

Он вылез из машины и тут только заметил, что рядом с летчиками на траве сидит академик Штерн.

— Ну, как прошла разведка? — спросил старик и, не выдержав, громко расхохотался. — Много видели?

Куприянов улыбнулся и, заметив, как старший лейтенант подмигнул ему, серьезно ответил:

— Достаточно. Возле шара нет никого. Экипаж еще не выходил. Меня беспокоит другое. К кораблю подходят жители Золотухино. Их нельзя туда допускать.

— Вот как! — удивился Штерн. — Вы, оказывается, опытный летчик.

Куприянов посмотрел на своего пилота, и оба рассмеялись.

— Нет, Семен Борисович, я не опытный летчик и ничего не видел. Все это мне рассказал товарищ старший лейтенант. Но что нам делать с этими людьми?

— Остановить.

— Разрешите выполнить? — сказал старший лейтенант.

— Ах, голубчик, пожалуйста! — обрадованно сказал Куприянов. — Но как вы это сделаете?

— Посажу машину на дорогу и остановлю их. Мы слетаем вдвоем, — прибавил он.

— Буду вам очень благодарен. Скажите им, что приближаться к шару опасно.

Через несколько секунд два самолета поднялись в воздух и исчезли за высокой насыпью железной дороги.

— Поезд идет, — сказал Штерн.

Куприянов обернулся и увидел длинный товарный состав. Поравнявшись с аэродромом, поезд остановился, и из вагонов, как из мешка, посыпались солдаты. В одну минуту состав опустел и возле насыпи выстроилась воинская часть. Два человека отделились от нее (Куприянов догадался, что это командиры) и направились к самолетам. Шедший впереди пожилой подполковник, увидев кучку людей, среди которых бросалась в глаза огромная борода Штерна, повернул к ним.

— Вы начальник экспедиции? — обратился он к Штерну.

— Нет, это я, — сказал Куприянов.

Подполковник четко взял под козырек. Стоявший на полшага позади него капитан сделал то же. Куприянов, не зная, как отвечать на такое официальное приветствие, тоже поднял руку и приложил ее к своей мягкой шляпе. За его спиной послышался смех летчиков. (Эти молодые, здоровые ребята смеялись по всякому поводу.)

— По приказу министра обороны, — сказал подполковник, — стрелковый полк прибыл в ваше распоряжение, товарищ начальник экспедиции. Командир полка, подполковник Черепанов.

— Это очень, очень хорошо, — сказал Куприянов. — Вы нам до зарезу нужны. Необходимо организовать охрану корабля. Сделать так, чтобы к нему никто не мог подойти. Окружить его кольцом.

— Понимаю!

— Но будьте и сами осторожны. Не ставьте людей близко к кораблю. Метров за двести, я думаю, и лучше, чтобы люди не стояли, а сидели или лежали.

— Вы ожидаете от этого корабля враждебных действий?

— Нет, я не думаю этого, но на всякий случай…

— Ясно, — сказал подполковник. — Товарищ капитан, ведите полк! — повернулся он к своему спутнику.

— Слушаюсь!

Капитан повернулся и пошел обратно к насыпи.

Паровоз дал свисток, и поезд тронулся. Стрелковый полк длинной лентой стал переходить полотно железной дороги. Куприянов заметил, что кинооператор тоже пошел с полком.

— Только бы он не сунулся к кораблю! — сказал он озабоченно.

— Без вашего разрешения, — сказал подполковник, — никто не будет пропущен через цепь.

БЕЛЫЙ ШАР

Недалеко от импровизированного аэродрома проходило шоссе, и на нем вскоре показалась длинная автоколонна. Впереди шло несколько легковых автомобилей. Поравнявшись с аэродромом, машины остановились. Несколько человек подошли к самолетам.

— Кто из вас профессор Куприянов? — спросил высокий, плотный мужчина, в легком сером костюме. — Ах, это вы! Здравствуйте, профессор! Я секретарь Курского областного комитета партии, Козловский Николай Николаевич, — отрекомендовался он. — Ну, как дела? А, вы уже здесь! — обратился он к командиру полка. — А люди где?

— Направлены на охрану космического корабля.

— Хорошо! — Козловский повернулся к военным летчикам. — А вы что тут делаете?

— Были направлены командованием на разведку места приземления космического корабля, — ответил старший из летчиков. — Потом нашли площадку для посадки самолетов эскадрильи и встретили ее.

— Молодцы! — сказал секретарь обкома. — Ну, а вы, профессор? Что вы думаете делать? Так и будете стоять посреди поля? А если дождь пойдет?

Он быстро задавал вопросы, внимательно слушал ответы, глядя прямо в лицо говорившего и одновременно зорко оглядывая все вокруг. (Посмотрев на бороду Штерна, он чуть заметно улыбнулся.) Было видно, что он очень доволен прекрасным днем, прилетом экспедиции и тем, что все так хорошо и быстро делается. Куприянову очень понравился этот энергичный человек.

— Я ожидаю ответа от президента Академии наук на мою радиограмму, — ответил он.

— Этот ответ вместо вас получил я, — сказал Козловский. — Вот, — он указал на автоколонну. — Мы привезли вам все, что необходимо для устройства лагеря. Вы только покажите место, а мы вам быстро все сделаем. У вас утомленный вид, товарищ Куприянов, — прибавил он.

— Что ж тут удивительного! Не спал со вчерашнего дня. Ну, да это не так важно.

— Как не важно? Все важно, дорогой товарищ. Впрочем, все мы тоже не спали сегодня ночью. Какой уж тут сон! Где же будем разбивать лагерь? Здесь?

— Нет. Лагерь надо поставить ближе к кораблю.

— В таком случае поехали! Самолеты отправляйте обратно в Москву. Вы,

— повернулся он к военным летчикам, — возвращайтесь в свою часть. Вам тут больше нечего делать. Ваши машины, товарищ подполковник, пришли с нами. Вон они, в конце колонны. Кто у вас заведует хозяйством, товарищ Куприянов?

— Пока еще никто.

— Назначьте кого-нибудь. А где члены экспедиции? Сколько их?

Слушая эти градом сыпавшиеся вопросы и распоряжения, Куприянов, Штерн, корреспонденты и летчики повеселели. Секретарь всем понравился. Люди, приехавшие с ним, стояли с серьезными лицами и ждали приказаний. Они, видимо, уже привыкли к характеру своего руководителя.

— Члены экспедиции спят, товарищ Козловский, — ответил Куприянов. — Нас одиннадцать человек. И пятеро корреспондентов.

— Всего шестнадцать. Хорошо! Багажа у вас, вероятно, не много? Мы довезем вас на машинах. Так кто же все-таки будет завхозом?

— Лучше назвать комендантом, товарищ секретарь, — сказал подполковник.

— Ладно, пусть будет комендант. Так кто же?

Куприянов вспомнил о своем ассистенте.

— Широков Петр Аркадьевич, — сказал он.

— Давайте его сюда.

Куприянов обратился к корреспондентам и попросил их разбудить членов экспедиции.

— Когда улетят самолеты, — сказал он Козловскому, — мы потеряем возможность радиосвязи с Москвой.

— С нами передвижная радиостанция, — ответил секретарь.

Участники экспедиции один за другим подходили к ним. Куприянов называл их фамилии, и Козловский со всеми здоровался за руку.

Два самолета, поднявшиеся в воздух, чтобы остановить жителей Золотухино, вернулись обратно, и старший лейтенант доложил Куприянову, что задание выполнено.

— Полк уже на дороге, — сказал он. — К кораблю никто не подойдет.

— От любопытных вам не будет отбоя, — сказал Козловский — Все жители Курска, Золотухино, Свободы, Фатежа, Щигров побывают здесь. Да из Орла будут приезжать. И из других мест. Придется построить тут полустанок. А это вы, товарищ Широков? — сказал он, когда Куприянов представил ему молодого ассистента. — Вы назначены комендантом лагеря. Самый лагерь мы вам построим, а вам надо позаботиться об остальном. Охрана, пропускной режим, — говорил он, не обращая внимания на ошеломленный вид Широкова, — распорядок дня, размещение членов экспедиции. Кухни и продукты на машинах. Повара тоже. Вы кто по специальности?

— Врач. Кандидат медицинских наук.

— Очень хорошо! Удачный выбор, — кивнул секретарь Куприянову. — Прежде всего позаботьтесь о питании. Уверен, что все ходят голодные. Василий Семенович, — обратился он к одному из своих спутников, — помогите молодому человеку на первых порах. Он скоро освоится. А вы, — обратился он к другому, — освободите все легковые машины для научных работников. До места лагеря поедете на грузовых.

— Зачем же? — сказал Куприянов. — Мы отлично доедем на чем угодно. Тут недалеко.

— Мы хозяева, вы гости, а гость хозяину не указчик. Машины не могут переехать через насыпь железной дороги, переезд же находится в шести километрах отсюда. Так что не так уж близко. Молодежь, вроде вашего коменданта, поедет на грузовиках, остальные — на легковых. У нас всего-то пять легковых машин.

Военные самолеты уже улетели, а те, которые привезли экспедицию, разворачивались на старт. Штурман флагманского самолета подошел к Куприянову и от имени личного состава эскадрильи пожелал ему удачи.

— Прощайте, голубчик! — сказал профессор. — Большое вам спасибо!

— Передайте привет Москве, — сказал Козловский.

Двухмоторные серебристые красавцы один за другим поднялись в воздух и, сделав круг над аэродромом, влетели на север. Поле опустело.

— Первый этап вашей экспедиции закончен, — сказал Козловский.

Машины медленно продвигались по узкой и извилистой проселочной дороге между двумя высокими стенами созревающей пшеницы. Тяжелые колосья бились о борта, и позади колонны дорога была усеяна сочными, крупными зернами.

— Каков урожай? А? Вы только посмотрите на эту красоту! — говорил Козловский.

Широким жестом он показывал на бесконечные просторы колхозных полей.

— Это колхоз-миллионер «Путь к коммунизму». В нем одних только Героев Социалистического Труда восемнадцать человек.

Машину отчаянно качало на ухабах и колдобинах Куприянов, Штерн и Ляо Сен поминутно валились друг на друга и потому не могли с должным энтузиазмом отнестись к словам секретаря обкома.

— Этому колхозу-миллионеру следовало бы хоть дорогу починить, — сердито говорил Штерн.

Козловский весело рассмеялся.

— Назвался груздем, — сказал он, — полезай в кузов! Ваш корабль мог опуститься в таком месте, где дорог вообще нет. Скажите спасибо, что едете в машине, а не идете пешком.

— Чем так трястись, лучше… о черт! — выругался Штерн, когда при очередном толчке Куприянов и Ляо Сен одновременно навалились на него.

— Здесь автомашины не ходят, — сказал шофер. — Тут есть другая дорога, параллельная этой.

— Так почему же поехали именно по этой?

— Потому что космический корабль опустился как раз на эту дорогу, — ответил Козловский. — Она нас прямо к нему выведет.

Пшеничному полю не было конца. Автомобили, как лодки, плыли по желтым волнам.

— Хорошо, что хоть здесь посевы не пострадали, — сказал Козловский.

— Ближе к городу совершенно уничтожено свыше тысячи га.

В его голосе прозвучала такая искренняя грусть, как будто он сам был председателем того колхоза, которому принадлежали погибшие посевы.

Внезапно, вслед за крутым поворотам, желтые стены раздвинулись и словно разбежались в обе стороны, открыв взору широкий простор равнины. Прямо впереди, в километре расстояния, четко вырисовывался на фоне неба исполинский белый шар, с едва заметной голубизной, ярко освещенный солнцем. Непонятным и загадочным выглядел он среди этой обычной русской равнины.

Шофер остановил машину.

— Мм-да! — сказал Козловский после нескольких минут молчания.

Сзади послышались нетерпеливые гудки.

— Ну, ладно, поехали! — секретарь обкома с шумом выдохнул воздух и покачал головой. — Такое только во сне может присниться.

Одна за другой выходили машины из моря пшеницы, и каждая, словно в изумлении, останавливалась на несколько секунд. Люди молча смотрели на шар, потом переводили глаза на засеянные поля, словно хотели убедиться, что родная природа по-прежнему окружает их.

Белый шар был реальной действительностью, но каждый невольно задавал себе вопрос, — не во сне ли он видит эту картину?

В передней машине первым нарушил молчание Ляо Сен.

— Вы обратили внимание, — сказал он, — что корабль опустился в таком месте, где до самого горизонта не видно ни одного населенного пункта?

— Да, место выбрано далеко не случайно, — сказал Куприянов.

Дорога стала гораздо лучше, но колонна все так же медленно, словно крадучись, приближалась к шару. С этого расстояния уже отчетливо были видны те черные пятна, о которых говорили радиограммы. Они были расположены по поверхности шара не как попало, а в строгом порядке. Слово «пятно» не подходило к их внешнему виду. Они были правильной круглой формы и совершенно черные, что резко подчеркивалось белым корпусом корабля. Каждое «пятно», насколько можно было судить на расстоянии, имело около метра в диаметре.

Когда колонна приблизилась на пятьсот метров, стало видно, что чудовищный мяч на одну десятую часть корпуса погрузился в землю. Было ли это следствием его тяжести или выходящий из него с огромной силой поток неизвестного газа (тот ураганный ветер, который произвел опустошения в Золотухино), удерживая корабль от падения, вырыл под ним этот котлован, сказать было нельзя. Может быть, действовали обе причины.

— Остановимся вот здесь, — почему-то вполголоса сказал Козловский. — Место вполне подходящее.

Он указал на пять или шесть берез, одиноко стоявших среди конопляного поля.

— Хорошо, — ответил Куприянов.

И вдруг из зеленой конопли появились сотни людей. Это было так неожиданно, что натянутые нервы выдержали не у всех. В колонне послышались крики. Некоторые судорожно закрыли лицо руками.

Куприянов вздрогнул, но сразу понял, что это не существа, вышедшие из космического корабля, как в первую секунду подумали многие и он сам, а просто солдаты полка, который расположился на этом месте. Люди лежали на земле, и конопля скрывала их. Когда подошли машины, они поднялись по команде, которую не слышали в колонне, и одновременным движением создали этот театральный эффект.

Место действительно было удобное. Корабль был виден отсюда как на ладони. Конопляное поле кончалось у берез, а дальше тянулась незасеянная, поросшая травой полоса невспаханной земли. Метрах в двухстах от деревьев протекал ручей с чистой прозрачной водой, берега которого заросли кустами малины.

— Место для лагеря идеальное! — сказал Козловский и, подозвав своих помощников, дал приказание разгружать машины и начинать работу. — К семи часам вечера все должно быть закончено.

Подполковник Черепанов предложил помощь своих людей. У корабля находился в карауле всего один батальон.

— Очень хорошо! — сказал Козловский.

— Ну, как там? — спросил Куприянов у знакомого уже капитана, кивнув на шар.

— Никакого движения. Можно подумать, что в нем никого нет, — ответил офицер.

При таком количестве работников дело пошло быстро. До срока оставалось еще два часа, а уже на травяном поле вырос целый полотняный город. Просторные палатки экспедиции стояли ближе к шару, а за ними ровными рядами выстроились палатки военного лагеря. На берегу ручья задымили походные кухни полка и заканчивалась постройкой кухня экспедиции.

Привычные к лагерной жизни офицеры быстро навели воинский порядок. У традиционных «грибов» встали часовые. Всюду мелькала озабоченная фигура дежурного по полку с красной повязкой на рукаве.

ЧТО ЭТО БЫЛО?

Пока строился лагерь, Куприянов, посоветовавшись со своими заместителями, решился на то, чего настойчиво требовали от него корреспонденты и многие члены экспедиции, — подойти к шару и осмотреть его с близкого расстояния. Он решился на это скрепя сердце. Какое-то смутное чувство, в котором он сам не мог разобраться, предостерегало его от этого. То был не страх, а какое-то другое, более сложное чувство.

С ним пошли Лебедев, Ляо Сен, Аверин, Смирнов и Манаенко. Кинооператор и один корреспондент присоединились к ним. Штерн не пожелал участвовать в экскурсии.

— Мне трудно идти, — сказал он. — Устал.

Куприянову показалось, что старый астроном сказал это только для того, чтобы найти какой-нибудь предлог, но что у него есть другая, более серьезная причина. В нем опять проснулись сомнения, но ему не хотелось менять принятого решения.

— Идите. Никакой опасности нет, — сказал Штерн, словно угадав его мысли.

Маленькая группа вышла на дорогу и направилась к шару. В двухстах метрах от цели они были остановлены часовым, который неожиданно вырос на их пути. Он категорически отказался пропустить их. Пришлось остановиться и послать за караульным начальником.

Офицер проверил документы Куприянова и, только убедившись, что перед ним действительно начальник экспедиции, приказал часовому дать дорогу.

— Когда вам надо пройти к кораблю, — сказал он, — берите пропуск, товарищ профессор.

— Хорошо! — сказал Куприянов.

Ему нравилось, что эти люди так строго выполняют его просьбу никого не допускать к шару.

Часовой отошел в сторону и снова спустился в маленький, недавно вырытый окопчик. Куприянов знал, что часовые стоят вокруг всего шара на расстоянии двадцати шагов друг от друга, но, сколько ни смотрел по сторонам, никого не видел. Офицер повернулся и, даже не посмотрев на корабль, пошел обратно, к лагерю. Было очевидно, что за те несколько часов, которые они провели здесь, солдаты и офицеры успели наглядеться на космический корабль и теперь он уже не вызывал у них интереса. Это был обычный, правда не совсем понятный, военный объект, который им было приказано охранять, и они делали это с привычной добросовестностью.

Пока ожидали офицера, кинооператор установил свой аппарат и снимал шар. Проверку документов он тоже запечатлел на пленку. Некоторое время он снимал вслед группе ученых, потом вскинул аппарат на плечо и бегом догнал их.

По мере того, как они подходили все ближе и ближе, корабль словно вырастал вверх, закрывая собой небо. На его гладкой, точно отполированной, поверхности не заметно было ни одного шва. Словно на чудовищной величины токарном станке из одного куска белого металла выточили исполинское ядро и бросили его на Землю.

Черные пятна вблизи оказались круглыми отверстиями, закрытыми толстой решеткой. За ее прутьями была тьма. Кроме этих отверстий, не видно было никаких других: ни окон, ни дверей.

Куприянов и его спутники остановились в двадцати метрах от шара и молча смотрели на него. Кругом стояла полная тишина. Сколько они ни прислушивались, ни единого звука не слышно было из-за металлических стенок. Эти стенки безусловно были металлические, но такого металла на Земле не существовало.

— Сплав, — тихо сказал Смирнов.

— Что? — спросил не расслышавший Куприянов.

— Я говорю, что это какой-то сплав.

— Возможно.

И опять все замолчали.

Громадный шар был неподвижен и казался безжизненным. Но не мог же он прилететь на Землю один, без живых существ. Кто-то находился в нем! Что они делают сейчас и что намерены предпринять дальше? Может быть, существа, находящиеся внутри, и не собираются выходить из своего корабля, и он вдруг поднимется и улетит с Земли, продолжая свой путь по дорогам вселенной?

Невозможно было сомневаться, что экипаж корабля как-то видит то, что его окружает. Все его поведение при спуске на Землю доказывало это. Может быть, и сейчас чьи-то глаза (или что бы это ни было) внимательно наблюдают за людьми, подошедшими к шару?

При этой мысли Куприянов почувствовал себя неуютно. Он ясно представил себе, что произойдет, если кораблю вздумается именно сейчас подняться, и понял, что это подсознательное опасение и было причиной его колебаний, — подходить к шару или нет.

Экипаж корабля безусловно видит, что около него собралось много людей. Если им это не нравится и они решат перелететь на другое место, то обратят ли они внимание на то, что рядом, с кораблем стоят восемь человек? Может быть, подобная мысль и не придет им в голову («Если у них есть голова», — подумал Куприянов) и они просто поднимут шар в воздух, не заботясь о том, что будет с хозяевами этого места. Исполинский корабль весит, вероятно, сотни тонн, и, чтобы поднять его, нужна чудовищная сила. Люди, неосторожно подошедшие к кораблю, будут сметены этой силой.

Профессору захотелось немедленно уйти отсюда, даже убежать со всех ног, но вместо этого он спокойно сказал:

— Надо обойти шар кругом.

— От же бисова дитына! — вдруг сказал Манаенко. — Страшно!

Он рассмеялся и пошел вперед. Остальные двинулись за ним.

Они не прошли и тридцати шагов, как профессор Смирнов вдруг приглушенно вскрикнул и остановился.

— Смотрите! — прошептал он.

Но все уже увидели…

Замерев на месте, люди не спускали глаз с того, что происходило перед ними…

На высоте шести — семи метров от земли часть поверхности шара сдвинулась с места и сначала медленно отошла внутрь, а затем скользнула в сторону. Образовалось темное круглое отверстие не более тридцати сантиметров в диаметре.

— Щоб я вмер… — прошептал Манаенко. (Он всегда говорил по-русски, но в эту минуту крайнего напряжения невольно перешел на родной язык).

Несколько секунд отверстие в оболочке шара зияло чернотой. Потом в нем что-то показалось. Медленно выдвинулся длинный тонкий стержень. На его конце был какой-то предмет, похожий формой на цилиндр. Послышалось металлическое пощелкивание. Потом что-то громко стукнуло и стержень с цилиндром также медленно стал уходить обратно. Опять появилась круглая крышка и закрыла отверстие.

Все приняло прежний вид, но люди все так же стояли и молча смотрели на гладкую оболочку шара. Они не знали, что произошло, не знали, что представляет собой виденный ими цилиндр, но самый факт несомненно разумного действия, первое проявление жизни внутри корабля глубоко потрясло их.

Только через несколько минут они почувствовали себя в силах продолжить обход шара. Корреспондент с киноаппаратом вдруг начал ругаться и ударил самого себя кулаком по лбу.

— Шляпа! — бормотал он.

— В чем дело? — спросил Куприянов.

— Зазевался, как болван, и не заснял этого… ну, как его?..

— Это дело поправимое, — утешил его Куприянов..

Хотя то, что он сказал, было бессмысленно, но корреспондента почему-то успокоили его слова.

Обойдя шар кругом, они вернулись на то место, откуда видели появление цилиндра, и около получаса стояли там в ожидании, не повторится ли то же явление. Но ничего больше не случилось.

— Пошли! — сказал, наконец, Куприянов По мере того, как они удалялись от шара, их волнение проходило и разговоры становились оживленнее.

Куприянова неотвязно мучил нерешенный (и пока явно неразрешимый) вопрос о том, было появление цилиндра каким-нибудь сигналом, адресованным к ним или нет? Случайно ли он появился именно тогда, когда они проходили мимо? Или экипаж корабля намеренно сделал это, желая показать, что внутри находятся разумные существа? Если это был сигнал, то что он означает?..

Погруженный в эти мысли, он не слушал, что говорили между собой его спутники, как вдруг слова профессора Аверина дошли до его сознания.

— …взятие проб воздуха, конечно, обязательно для них, — говорил химик — Они не могут выйти из шара, не зная состава нашей атмосферы.

Куприянов даже остановился

— Ну, хорошо! — сказал он — Я согласен с вами, что это было взятие пробы воздуха. Но почему они сделали это именно тогда, когда мы были рядом?

Аверин удивленно посмотрел на него.

— Мне не пришло в голову, — сказал он, — что этот цилиндр и был как раз аппаратом для взятия пробы. Я говорил вообще. Пожалуй, вы правы, Михаил Михайлович.

— Они видели, что мы рядом, и сделали это. Почему?

— Может быть, сигнал…

— Вот именно, — сказал Куприянов. — Может быть, они хотели подать нам сигнал.

— Если так, — сказал Смирнов, — то у них должно было остаться плохое мнение о нас. Мы стояли разиня рот…

Манаенко засмеялся. Куприянов недовольно посмотрел на него. Привычка этого человека смеяться, когда не следовало, раздражала его. Он ничего не ответил Смирнову и быстрым шагом пошел к лагерю.

Широков встретил их у первой палатки.

— Ну что? — спросил он. — Как?

Куприянов махнул рукой и нахмурился. Широков хорошо знал все оттенки выражения его лица и сразу понял, что профессор чем-то очень недоволен и что сейчас лучше ни о чем его не спрашивать.

— Обед готов, товарищи! — Широков хозяйским жестом показал на большую палатку, стоявшею поодаль. — Прошу вас!

— Где Штерн? — спросил Куприянов.

— В вашей палатке. Но я посоветовал бы вам пообедать, Михаил Михайлович.

По многолетнему опыту совместной работы с Куприяновым он знал, что, когда профессор бывает в таком состоянии, как сейчас, то самое лучшее делать вид, что не замечаешь этого. Нужно только не затрагивать тех вопросов, которые испортили ему настроение, и тогда это быстро пройдет.

— Прошу вас, — повторил он еще раз.

Куприянов молча повернул к указанной палатке.

По дороге в столовую Широков подробно расспросил Ляо Сена обо всем, что они видели у шара. Китайский ученый спокойно и обстоятельно удовлетворил его любопытство. Он говорил ровным голосом на чистом, даже чересчур чистом, русском языке. (Этот выдающийся лингвист свободно владел восемнадцатью языками.) Но из его рассказа Широков так и не понял, почему начальник экспедиции вернулся в таком дурном настроении.

Между тем профессор вошел в палатку и свободно вздохнул, когда увидел, что, кроме Штерна, там никого не было. Просторная палатка казалась очень уютной. Посередине стоял хороший стол и мягкие стулья. Возле четырех кроватей были тумбочки. Над столом висела электрическая лампа под абажуром… (Подходя к палатке, Куприянов видел, как связисты полка тянули провода.) Штерн сидел у стола и при входе Куприянова поднял голову от книги.

— Ну что?

Куприянов волнуясь рассказал про все, что они видели, и о своих мыслях на обратном пути. Штерн внимательно слушал.

— Вы хорошо слышали это пощелкивание? — спросил он. — Может быть, это был голос живого существа?

— Нет. На голос этот звук был совсем не похож. Если бы вы были с нами…

— Но я не был с вами, — поспешно перебил Штерн. — Так вы думаете, что это был сигнал? А может быть, просто взятие пробы воздуха?

— Кондратий Поликарпович тоже высказал такое предположение. Но почему они сделали это именно при нас? Ведь они наверняка нас видели!

— Да, — сказал Штерн. — Это серьезный довод. Ну что ж, когда они выйдут из корабля, мы это узнаем.

— Так вы не думаете, что они улетят, не выходя к нам? Ведь мы никак не реагировали на их сигнал. Ни одним движением! Стояли и смотрели… как баран на ворота.

— Я думаю одно, — сказал Штерн. — Существа, построившие подобный корабль, в умственном отношении не ниже нас с вами. А если так, то они должны были понять ваше состояние. Они опустились и выйдут. Они вас видели

— это несомненно, — и доказали вам это. С их точки зрения появление цилиндра вполне достаточное доказательство.

— Если бы так, — сказал Куприянов. — Почему вы не пошли с нами, Семен Борисович?

— А может быть, это был фотоаппарат? — не отвечая на вопрос, сказал Штерн. — Может быть, они вас просто сфотографировали?

— Это тоже возможно. Мне кажется, что если бы вы были с нами, то поняли бы больше, чем мы.

Куприянов с удивлением увидел, что старый астроном вдруг покраснел.

— Вы трижды спросили меня об одном и том же, — сказал он спокойно. — Думаю, что мне следует объясниться, иначе вы можете подумать, что старик струсил. Видите ли, я был уверен, что они вас увидят. Вы были первые люди, которых они увидели вблизи. Мне казалось, что не следует… Я не хотел показывать им такой образец человеческой расы, как я.

— О господи! — вырвалось у Куприянова. — Что за дикая мысль!

— Каждому следует правильно оценивать себя, — сказал Штерн. — Они должны были увидеть таких людей, каких большинство на Земле. А я… не совсем обычная фигура… Несколько анахроничен.

Куприянов невольно рассмеялся.

— Чудите, Семен Борисович! Они все равно вас увидят.

— Потом не важно, — улыбнулся астроном. — Первое впечатление много значит.

Куприянов замолчал. Объяснение старого академика показалось ему и смешным и трогательным.

— Идите обедать! — сказал Штерн. — И не волнуйтесь! Они выйдут из корабля!

Он сказал это так спокойно, что Куприянов не мог не поверить ему.

ДВА ПЛЮС ДВА — ЧЕТЫРЕ

Секретарь Курского обкома партии уехал из лагеря поздно вечером. С ним вместе ушли и машины, доставившие палатки и все остальное. Военные автомобили остались в лагере. Их разместили позади линии палаток, и около них ходил часовой; две легковые машины тоже остались. Козловский предоставил их в распоряжение Куприянова.

— Мало ли что может случиться, — сказал он.

Куприянов поблагодарил его, тронутый вниманием и предусмотрительностью, которой окружали их экспедицию. Он еще не представлял себе тот огромный резонанс, который вызвал космический корабль во всем мире. Сегодняшних газет в лагере еще не видели.

— До свиданья, товарищи! — сказал Козловский, садясь в машину. — Да, чуть не забыл. Комендант! — он подозвал к себе Широкова. — Опросите всех членов экспедиции и узнайте, что кому нужно. Учтите, что, если ученые будут испытывать в чем-нибудь недостаток, вам не избежать партийного взыскания. (Он уже знал, кто из приехавших является членом партии и кто нет.) Обращайтесь прямо ко мне.

— Ну и человек! — сказал Широков, когда машина исчезла в наступающих сумерках. — Что за энергия!

— Хватит на троих обыкновенных людей, — отозвался Лебедев. — Я никак не думал, что мы устроимся здесь с таким комфортом.

— Подумайте только! — с восхищением сказал Лежнев. — В этакой глуши мягкие кровати. Не койки, а настоящие кровати. Пружинные. И одеяла, и постельное белье.

— Самое важное! — насмешливо сказал Смирнов. — Пошлите телеграмму жене, чтобы не волновалась.

— Лагерь действительно организован образцово, — сказал Куприянов. — Я не думал, что удастся сделать все так быстро.

— В Москве не дремали, пока мы гонялись за кораблем, — заметил кто-то.

Сумерки быстро переходили в ночь. Алмазная россыпь звезд покрыла все небо. Запахи конопли, пшеницы и свежего сена, накошенного солдатами полка, смешивались с чуть слышным нежным ароматом каких-то цветов. Было очень тепло.

— Продолжение дачной жизни, — сказал Штерн.

К Куприянову подошел подполковник Черепанов.

— Что будем делать, товарищ начальник? — спросил он. — Наступает темнота. Часовые ночью не смогут наблюдать за кораблем. Разрешите зажечь прожекторы.

— Прожекторы?.. — удивился Куприянов.

— У нас двенадцать автомашин с прожекторными установками, — ответил Черепанов. — Я поставил их вокруг корабля.

Куприянов задумался.

Боязнь, что шар улетит, если его экипажу надоест такое непрерывное наблюдение за ними, подсказывало решение отказаться от прожекторов, но он вспомнил все, что говорил ему Штерн. Если эти существа действительно имеют намерение выйти из своего корабля, то они поймут и то, зачем их освещают, а если они намерены вообще не выходить, то улетят и без света. Кроме того, наблюдать за шаром было необходимо.

— Хорошо, — сказал он. — Зажигайте!

— Пойдемте посмотрим, — предложил Лебедев. — Это, наверное, интересное зрелище.

Члены экспедиции собрались возле крайней палатки, от которой днем хорошо был виден космический гость. Стемнело так, что шар был едва различим. Его огромный темный силуэт смутно угадывался на юго-востоке.

Подполковник поднял руку, в которой была ракетница…

И вдруг вспыхнул свет.

Это не был свет прожекторов. Они должны были загореться только по сигналу.

Свет шел от корабля.

Яркий луч появился сначала в стороне от лагеря, потом быстро пробежал по полю, и палатки словно вспыхнули, освещенные сильным белым светом.

Луч медленно передвигался по лагерю, будто ощупывая его. Было ясно, что за ним неотступно следуют глаза тех, кто направлял его.

Что он означал? Что хотели сказать обитателям Земли пришельцы из глубин вселенной этим лучом света?.. Или они зажгли его только для того, чтобы увидеть лагерь?.. Но они его хорошо могли рассмотреть днем. Свет был зажжен с какой-то другой целью, но с какой?..

Луч медленно приближался к стоявшей неподвижно группе людей.

Никто из них не пытался уйти с этого места, которое, как они хорошо понимали, через несколько секунд будет ярко освещено. С глубоким волнением они следили за приближением луча…

Вот он уже совсем рядом!

И вдруг луч подскочил вверх, пронесся над головами и погас.

Прошло несколько секунд, и он появился снова, погас, опять появился и снова погас.

Два раза!

Это было явно не случайно. Экипаж корабля адресовал эти две вспышки света людям.

Зачем? Что, что они хотели этим сказать?..

— Скорее! — сдавленным голосом сказал Штерн. — Где ближайший прожектор?

— Тут, рядом, — ответил подполковник.

Штерн и понявший его намерение Куприянов побежали за Черепановым. Следом бросились остальные.

— Зажгите прожектор и осветите корабль, — сказал Штерн. — Только одним этим прожектором. Ощупайте лучом весь шар и погасите. А затем два раза подряд зажгите на две — три секунды.

Космический корабль был слишком близко расположен и слишком велик, чтобы прожектор мог осветить его целиком. Белый круг света лег на поверхность шара и медленно обошел ее.

Ученые, стоявшие у автомашины, с пристальным вниманием следили за лучом.

Все одновременно заметили, как на поверхности шара блеснуло стекло, но луч только скользнул по нему на какую-то долю секунды.

Подполковник Черепанов поднял руку, но Штерн удержал его.

— Не надо! — сказал он.

Было ли это окно или стекло их прожектора?..

Свет погас — и все погрузилось в темноту. Потом он снова вспыхнул на секунду… И еще раз. Два раза!

Все молча ждали. Ответит ли экипаж корабля?.. Понял ли он?

Мгновения показались им очень длинными…

Все в один голос вскрикнули, когда то, чего они так желали, на что так надеялись, совершилось.

Космический корабль ответил! С короткими промежутками замигал ответный луч. Четыре раза!

Два плюс два — четыре! Два, помноженное на два, — четыре! Два, возведенное во вторую степень, — четыре!

Единственное и неповторимое ни с каким другим числом тождество результата.

Трудно было ответить яснее.

Свет погас — и снова наступила темнота. Люди ждали. Космический корабль ответил Земле. Теперь он сам должен был задать вопрос.

— Зажгите три раза, — сказал Штерн.

Его приказание было исполнено — и через несколько секунд пришел ответ:

Четыре!

В этом ответе был и вопрос. Все хорошо это понимали. Гости из глубин вселенной ждали ответа!

— Я думал, что они ответят пятью, — сказал Штерн.

— Тогда бы мы ответили: семь и одиннадцать, — отозвался Степаненко.

— Ряд простых чисел. Чего же они хотят теперь?

— Пять, — сказал Штерн. — Соотношение сторон прямоугольного треугольника. А еще лучше ответить двадцатью пятью. Это будет яснее.

— Отвечайте! — сказал Куприянов Черепанову.

Двадцать пять раз зажегся и погас прожектор. Двадцать пять коротких вспышек света послали ответ: сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы.

И снова мрак окутал Землю и космический корабль, прилетевший с другой Земли.

Свершилось!

Разум неведомой планеты и разум Земли обменялись первыми словами.

Эти слова были сказаны на том единственном языке, который должен быть понятен любому высокоразумному существу, в какой бы точке безграничной вселенной он ни жыл! На языке математики!

Долго, очень долго стояли участники экспедиции у потухшего прожектора. Но луч корабля больше не загорался. Его экипаж был, по-видимому, вполне удовлетворен достигнутым результатом.

— Будем освещать корабль? — первый нарушил молчание подполковник Черепанов.

— Нет, нет! — ответил Куприянов. — Зажгите прожекторы, но не направляйте их на корабль. Осветите местность вокруг так, чтобы люди, находящиеся в нем, могли видеть вокруг себя так же, как и мы.

«Люди, находящиеся внутри корабля»…

Теперь, когда был достигнут первый успех, когда стала реальной действительностью вековая мечта, у него не повернулся язык назвать посланцев другого мира «существами».

Глава третья

КОГДА ЖЕ ОНИ ВЫЙДУТ?

Лучшие умы человечества много размышляли над проблемами жизни на других мирах. Обветшалая гипотеза о Земле — единственной носительнице разумной жизни во вселенной — давно уже была отброшена наукой. Идея множественности обитаемых миров постепенно завоевывала всеобщее признание. Но, как ни привлекательна была эта идея, сама по себе, она оставалась только гипотезой, требующей доказательства.

И вот прилет на Землю космического корабля принес, наконец, бесспорное доказательство.

Корабль стал виден на небе утром 27 июля в виде маленькой блестящей точки. В этот момент он был на высоте свыше четырех тысяч километров и находился далеко за пределами атмосферы.

Замедлив космическую скорость, с которой он летел в межзвездном пространстве, корабль в течение двадцати шести часов все ближе и ближе приближался к поверхности планеты. В семь часов сорок минут утра 28 июля (по московскому времени) он совершил посадку почти в центре Европейской части СССР, то есть в том месте, над которым впервые появился накануне.

Движение корабля совершалось независимо от движения Земли вокруг ее оси, и за эти двадцать шесть часов его экипаж мог рассмотреть неизвестную ему планету по всей длине пятьдесят второй параллели, над которой он находился. По счастливой для гостей случайности, на всем этом пространстве совершенно не было облаков, и Земля предстала глазам звездоплавателей во всем разнообразии своей природы.

Увлекаемые вращением Земли, под кораблем медленно проплыли равнины, леса и реки, города, деревни и села СССР, Польши, Германии и Голландии. Если гости наблюдали Землю с помощью мощных оптических приборов, то они могли заметить Лондон в южной части Британского острова, который был им виден весь с такой высоты. Панорамы европейского материка сменились просторами Атлантического океана. Экипаж корабля мог видеть на юге безграничную водную равнину, а на севере — льды Арктики и Гренландию. Затем полуостровом Лабрадор открылся материк Северной Америки. Корабль был уже настолько близок к земле, что экипаж мог ясно различить Кордильеры и вершину горы Колумбия, поднимающуюся на 4300 метров, прямо над которой они пролетели. Тихий океан мог показаться им не особенно большим, так как они пересекли его в северной части над Алеутскими островами. Оказавшись над Камчаткой, они, не зная этого, снова вернулись в ту страну, от которой начали свой путь над Землей. И вот, пролетев всю Сибирь, миновав Уральские горы и пройдя над Волгой, корабль закончил свой полет в равнинной части Среднерусской возвышенности.

Было несомненно, что экипаж космического корабля понял, что на их пути попалась густо населенная, освоенная разумными существами планета. Приняв решение опуститься, они выбрали место, где не было поблизости ни одного населенного пункта. Возможно, что это было сделано для того, чтобы приземление их огромного корабля не повлекло за собой новых жертв (Они не могли не заметить катастрофы самолета под Чкаловом.) 28 июля все утренние газеты мира были полны сообщениями о космическом корабле и его посадке. Сообщение ТАСС о приземлении корабля к северу от Курска, о его внешнем виде и об экспедиции Академии наук СССР печаталось самым крупным шрифтом на первых страницах. В газетах Советского Союза и Китая были помещены портреты участников экспедиции и приводились рассказы очевидцев полета корабля, главным образом летчиков.

Небольшой районный центр Золотухино, о существовании которого мало кто знал даже в СССР, за один день прославился на весь мир. Многие западные газеты поместили на своих страницах карту Курской области с обозначением места, где опустился корабль. Приводились подробные сведения о городе Золотухино и окружающей его местности, зачастую совершенно не соответствовавшие действительности.

Краткое упоминание ТАСС об урагане, сопровождавшем посадку корабля, превратилось под пером бойких журналистов в страшную катастрофу, при которой якобы погибли тысячи жителей.

Такими заголовками пестрели в этот день страницы европейских и американских газет. За всей этой шумихой ясно сквозило желание скрыть глубокое разочарование, вызванное посадкой корабля не там, где хотелось бы авторам.

Дневные газеты вышли со статьями, посвященными тому же событию. Содержание этих статей было самым разнообразным — от теории звездоплавания до новых видов оружия, которые могли бы появиться в результате знакомства советских ученых с техникой гостей из глубин вселенной.

В последующие дни посольства СССР были засыпаны бесчисленным количеством просьб о визах. Эти просьбы исходили от отдельных ученых, научных учреждений, обсерваторий, редакций газет и журналов, киностудий и просто частных лиц. Удовлетворить все эти просьбы было явно невозможно, но в отношении крупных ученых, обсерваторий и некоторых научных журналов посольства запросили Москву.

Тысячи людей, которым было отказано в визах, подняли шум, обвиняя СССР в желании монополизировать космический корабль, скрыть его от других стран. Снова зазвучала во весь голос старая сказка о «железном занавесе». Пытаясь успокоить общественное мнение, крупнейшие газеты выразили уверенность, что посетив СССР, экипаж космического корабля, несомненно, захочет ознакомиться и с другими странами Земли. «Потерпите! — писали эти газеты. — После СССР корабль прилетит к нам. Незачем ехать для его осмотра в Советский Союз».

Миллионы людей собирались у радиоприемников, слушая передачи московских станций о космическом корабле, которые транслировались через каждые три часа на разных языках. Фамилии Куприянова, Штерна, Лебедева и Ляо Сена были у всех на устах. Всюду были известны все подробности прилета экспедиции, устройства лагеря, первой попытки разговора с помощью прожектора.

«КОГДА ЖЕ ОНИ ВЫЙДУТ ИЗ КОРАБЛЯ?»

Эти вопросы одинаково интересовали все население земного шара.

По мере того как шло время, волнение усиливалось. Были забыты повседневные заботы и интересы. Никто не читал в газетах политических новостей. Спортивные соревнования проходили на пустых стадионах. Театры и концертные залы собирали едва четверть обычного числа зрителей. Зато аудитории и лекционные залы ломились от желающих прослушать лекцию по астрономии. У кинотеатров, в которых демонстрировались научно-популярные фильмы о вселенной, выстраивались гигантские очереди. В магазинах невозможно было достать книгу, имеющую хотя бы отдаленное отношение к науке о небесных телах. Люди, никогда не интересовавшиеся небом (разве только с точки зрения хорошей или плохой погоды), жадно вчитывались в астрономические книги, пытаясь разгадать, откуда прилетел корабль. За всю историю астрономии эта прекрасная наука никогда не имела столько поклонников и усердных учеников, как в эти дни. Словно человечество впервые заметило небо над головой, и миллионы людей, с наступлением вечера, подолгу простаивали на улицах и пло�