16

На следующее утро Бэллард отправился в госпиталь навестить Камерона. Он старался делать это как можно чаще, чтобы приободрить старика и составить ему компанию. Несомненно, Камерон был теперь стариком; катастрофа буквально сломила его – физически и морально. Макгилл сказал:

– Я навещу его завтра. Мне надо кое-что сделать для Штаба Глубокой Заморозки.

– Вечером я буду проезжать в том районе, – сказал Бэллард. – Я встречаю Стеннинга в Хэрвуде. Тебя подвезти домой?

– Спасибо, – сказал Макгилл. – Спроси тогда обо мне в офисе.

Бэллард нашел Камерона не в кровати, а в инвалидной коляске, укутанным в одеяло, несмотря на то, что день был очень жарким. Он беседовал с Лиз Петерсен, когда Бэллард вошел в комнату.

– Привет! – сказала Лиз. – Я только что рассказывала Джо, как Майк пробовал заставить нас оцепенеть от страха, когда давал показания вчера.

– Да, похоже, он заставил Гаррисона немного испугаться.

Про себя он счел бестактным рассказывать о страданиях попавшего в обвал Здарского человеку, который сам стал жертвой обвала, и ему стало интересно, сколько уже успела рассказать Лиз.

– Как ты себя чувствуешь, Джо?

– Сегодня с утра немного лучше. Я мог бы остаться вчера и после полудня, несмотря на моего бестолкового врача.

– Делай, что он говорит, – посоветовал Бэллард. – Как тебе кажется, Лиз?

– Я думаю, Джо надо делать, как ему нравится. Врачи не могут знать все на свете.

Камерон засмеялся.

– О, как здорово, когда здесь прекрасная девушка – особенно если она на моей стороне. Но тебе в самом деле не надо здесь торчать, Лиз.

Он кивнул в окно.

– Тебе надо быть на воздухе, наслаждаться солнышком. Может быть, на теннисном корте.

– У меня остается масса времени на теннис, Джо, – сказала она. – Вся оставшаяся жизнь. Они здесь хорошо за тобой ухаживают?

– Хорошо, наверное, как и в любом другом госпитале. Еда отвратительная – у них слишком много диетологов и слишком мало поваров.

– Мы пришлем тебе что-нибудь вкусненькое, – сказал Бэллард. – Пришлем, Лиз?

Она улыбнулась.

– Я готовлю дома совсем неплохо.

Они оставались до тех пор, пока Камерон их не выпроводил, говоря, что молодые люди могут подыскать более интересное занятие, чем сидеть в госпиталях. На солнечной улице Бэллард сказал:

– Ты спешишь куда-нибудь, Лиз?

– Вообще-то нет.

– Может быть, позавтракаем вместе?

Она отчасти заколебалась, но ответила:

– Неплохая идея.

– Поедем в моей машине. Я привезу тебя назад, когда поеду вечером в аэропорт. Мне надо встретить кое-кого.

– Это тебе обойдется в завтрак на двоих. Мне придется взять Виктора, я, не смогу оставить его в машине.

– Конечно.

Она засмеялась.

– Любишь меня – люби и мою собаку.

Бэллард, заводя машину, сказал:

– Ты в самом деле собираешься сделать, о чем сказала вчера – уехать из Новой Зеландии?

– Я думаю об этом.

– Куда бы ты хотела поехать?

– В Англию, я думаю, для начала, во всяком случае. Потом, наверное, в Америку. Ты ведь немного путешествовал, правда? Я всегда хотела путешествовать – увидеть как можно больше.

Он выехал с госпитального паркинга.

– Да, мне пришлось поездить, но это всегда были деловые поездки. Могу сказать тебе вот что – я был уверен, что никогда не вернусь в Новую Зеландию.

– Тогда почему ты вернулся?

Бэллард вздохнул.

– Так захотел мой дед. Он был настойчивым стариканом.

– Был! Я не знала, что он умер.

– Он умер несколько дней назад.

– О, Йен! Мне очень жаль.

– Мне тоже, в некотором роде. Мы не всегда были лучшими друзьями, но мне будет не хватать его. Теперь, когда его нет, я не останусь в концерне Бэллардов. Фактически, я сам так решил.

– Совсем как Майк сказал – никто из нас не ладит с родственниками.

Лиз засмеялась.

– Вчера вечером я поругалась с Чарли. Кто-то вчера заметил нас в ресторане и проболтался Чарли.

– Я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности, Лиз.

– Я устала от выходок Чарли. Я взрослая женщина и могу встречаться, с кем хочу. Я так ему и сказала вчера вечером.

Она инстинктивно потерла щеку.

Бэллард покосился на нее и заметил это движение.

– Он тебя ударил?

– Уже не в первый раз, но это будет последний.

Она увидела выражение лица Бэлларда.

– Не волнуйся, Йен. Я умею защищаться. Меня знают как весьма агрессивную теннисистку, а эти сражения с теннисным мячом развивают мускулы.

– Значит, ты дала ему сдачи. Сомневаюсь, что это хоть как-то на него подействовало.

Она ехидно усмехнулась.

– Мне случилось тогда держать полную тарелку спагетти.

Когда Бэллард отсмеялся, она продолжила:

– Эрик тоже хорошенько поддал ему. Мы, Петерсены, почти счастливое семейство.

Он повернул машину к стоянке отеля. Когда они вошли в фойе, он заметил:

– Здесь совсем неплохо готовят; можно заказать замечательный ланч. Но сначала выберем, что мы будем пить.

– Что-нибудь холодное, – ответила она.

– Мы сядем у бассейна, – решил он. – Иди за мной. Вдруг он остановился и заметно помрачнел.

– Что случилось?

– Это просто мистика. Мой кузен Фрэнсис. Ну какого черта его сюда принесло?

Перед ними появился моложавый человек в строгом деловом костюме.

– Доброе утро, Йен, – сказал он строго, без улыбки.

– Доброе утро, Фрэнк, – ответил Бэллард. – Мисс Петерсен, это мой кузен, Фрэнк Бэллард.

Фрэнк Бэллард слегка кивнул ей.

– Мне нужно поговорить с тобой, Йен.

– Конечно. Мы как раз собирались выпить пару коктейлей у бассейна. Составь нам компанию.

Фрэнк покачал головой.

– Наедине.

– Ладно. Тогда после ланча.

– Нет, у меня нет времени. Мне скоро надо будет попасть на самолет до Сиднея. Придется поговорить сейчас.

– Не обращайте на меня внимания, – сказала Лиз. – Я подожду тебя у бассейна, Йен. Пойдем, Виктор.

Она ушла, не дождавшись ответа.

Фрэнк спросил:

– Как насчет твоей комнаты?

– Хорошо.

Бэллард пошел впереди. Они шли молча. Закрыв дверь, Бэллард спросил:

– Что заставило тебя приехать из Австралии, Фрэнк?

Фрэнк заерзал.

– Ты сам знаешь, что. Какого дьявола ты выставил старого Кроуэлла таким идиотом вчера? Вчера он звонил мне, буквально плакался в телефон из-за этого.

Йен улыбнулся.

– Пытался узнать хотя бы долю истины.

Фрэнк и не подумал улыбнуться ему в ответ.

– Теперь послушай меня, Йен. Ты создаешь компании большие неприятности. Какой же ты, к черту, директор компании.

– Разве ты забыл, что именно Кроуэлл освободил меня от этой должности? Или я должен твои слова понимать как предложение снова вернуться к моим обязанностям?

– Ты непроходимый идиот! Тебя освободили от должности до тех пор, пока не закончится расследование. Если бы ты хоть немножко пошевелил мозгами и помалкивал, все было бы прекрасно, и через неделю ты бы уже работал снова. А сейчас я в этом не уверен. Ты так ухитрился облить грязью компанию, что вряд ли сможешь работать в ней снова.

Йен опустился на кровать.

– Если бы я помалкивал, моя песенка была бы спета, и ты это знаешь. Выбирая между мной и Петерсенами, компания вряд ли выбрала бы меня. Ты действительно считаешь, что мне надо было спокойно сидеть и ждать, пока вы не сделаете из меня отбивную?

– Это компания Бэллардов, – яростно сказал Фрэнк. – Мы заботимся о своих. Или у тебя нет никакого чувства семейной чести?

– Вы бы позаботились обо мне, как лиса заботится о кролике, – ответил Йен.

– Если ты так в самом деле считаешь, ты извини.

Фрэнк помахал указательным пальцем.

– Когда в понедельник расследование возобновится, тебе бы лучше помолчать. Достаточно этих обращений к заседателям, вроде тех, какие ты себе позволял в прошлый раз. Если ты обещаешь это выполнить, может быть, для тебя найдется какая-нибудь работа в концерне. Я сомневаюсь, что смогу тебе обеспечить директорство в Хукахоронуи, – мой босс явно против – но, все-таки смогу гарантировать тебе кое-какую работу.

– Спасибо, – с иронией ответил Бэллард. – Я просто подавлен твоей щедростью. Ты ведь знаешь, какого я мнения о концерне – я никогда не делал из этого секрета.

– Ради Бога! – взорвался Фрэнк. – Тебе известно, как мы сильны. Нам достаточно замолвить слово, и ты уже никогда не будешь работать в горнодобывающих компаниях. Послушай, тебе даже не надо ничего делать – только прекрати задавать свои идиотские вопросы перед публикой. Йен встал.

– Не дави на меня, Фрэнк, – предостерег он.

– Я еще даже не начал. Ради всего святого, будь разумным, Йен. Ты знаешь, насколько упала цена акций компании со вчерашнего дня? Вся эта газетная шумиха делает свое дело даже в Лондоне. Наши убытки растут.

– У меня просто сердце кровью обливается.

– Тебе известно, что мы готовим новый выпуск акций Хукахоронуи. Как ты думаешь, какие у нас будут шансы, если ты будешь и дальше выставлять председателя правления полным идиотом?

– К идиотизму Кроуэлла я никакого отношения не имею – он от рождения такой. Поэтому-то вы его и держите на этой должности – чтобы он плясал под вашу дудку. Вам бы лучше избавиться от Кроуэлла, а не от меня.

– Ты невыносим, – с отвращением сказал Фрэнк. – Мы вовсе не избавляемся от тебя.

– Нет, – согласился Йен. – У меня свой образ жизни, и я решаю за себя сам. Меня не так-то просто шантажировать, Фрэнк, и твоя игра скоро заведет тебя слишком далеко.

Фрэнк поднял голову и спросил резко:

– Что ты имеешь в виду?

– Тебе известен состав Комиссии по расследованию? Там есть Гаррисон, председатель, двое его помощников, оба специалисты в своей области. Роландсон изучает снег, а Фрэнч работает в Управлении шахтами. Пока он сказал немного.

– Ну так что?

– Если будешь напирать на меня, то я начну задавать вопросы о состоянии этой шахты, и к тому времени, когда я закончу, Фрэнч успеет написать такой доклад, что у тебя волосы станут дыбом – доклад, который явно не понравится вашим акционерам. Вот тогда вы увидите, что на самом деле случится с ценой ваших акций.

– Ты и впрямь имеешь на нас зуб. Но почему, Йен?

– И ты еще спрашиваешь, после того, что сделал? Мне не нравится, когда мной управляют, Фрэнк. Я не люблю, когда мной помыкают. Я не Кроуэлл. И вот еще что: за день до моего увольнения – и давай называть вещи своими именами, Фрэнк, хватит чепухи о временном отстранении от должности – я видел результаты последних проб. Богатые образцы, Фрэнк, старина, очень богатые образцы. Но не можешь ли ты сказать, почему об этих результатах не сообщили акционерам?

– Не твое собачье дело.

– Может быть, и мое, если бы я собирался купить какие-нибудь акции. Сейчас уже не собираюсь, разумеется. Эта шахта сделает кому-то состояние, но вы собираетесь устроить так, что вряд ли обычным акционерам что-то перепадет.

– Никто ничего не будет делать, если ты снова встанешь в позу и начнешь задавать свои дурацкие вопросы про защиту от обвалов, – мрачно заметил Фрэнк. – Боже мой, ты представляешь, во что нам это обойдется, если это чертового расследование пойдет не в том направлении?

Йен уставился на него.

– Как не в том направлении? Так вы не собираетесь строить защиту от обвалов?

– Черт возьми, да обвалы случаются тут только каждые тридцать лет или около того. К тому времени, как произойдет следующий, в шахте ничего не останется.

Йен глубоко вздохнул.

– Нельзя быть таким кретином! Это было, когда на западном склоне еще росли деревья. Теперь, когда их нет, обвал может произойти после любого сильного снегопада.

– Ладно.

Фрэнк нетерпеливо постучал ладонью.

– Мы снова посадим там деревья. Это обойдется дешевле, чем колышки для снега, на которых настаивает твой дружок Макгилл.

– Фрэнк, ты представляешь себе, сколько времени должно пройти, прежде чем вырастет дерево? Я думал, ты просто не понимаешь, в чем дело, но теперь я знаю, насколько ты жаден.

Голос Бэлларда звучал строго.

– Я предлагаю закончить нашу беседу.

Он подошел к двери и настежь раскрыл ее.

Фрэнк медлил.

– Подумай еще раз, Йен.

Йен резко покачал головой.

– Вон!

Фрэнк пошел к двери.

– Ты пожалеешь об этом.

– Как поживает дядюшка Стив?

– Ему явно не понравится ответ, с которым я появлюсь у него в Сиднее.

– Ему надо было приехать самому, а не посылать такого тупицу для этой грязной работы. Он слишком интеллигентен для того, чтобы действовать угрозами, насколько я его знаю, он предпочитает взятки. Передай ему от меня, что и это бы не сработало. Может быть, это поможет тебе сохранить шкуру.

Уже выйдя за дверь, Фрэнк обернулся.

– С тобой все кончено, Йен. Надеюсь, ты это понял.

Йен захлопнул дверь перед его носом.

Когда он вез Лиз назад в сторону госпиталя, чтобы подкинуть ее до машины, он сказал:

– Извини за дурацкий завтрак, Лиз. Мне слишком о многом надо подумать.

– В самом деле, ты был немного печален, – согласилась она. – Что случилось? Что-нибудь с родными? Ты был таким веселым, пока не увидел кузена.

Он ответил не сразу, сперва свернул с шоссе и припарковался у обочины. Он повернулся к ней и сказал:

– Похоже, у нас обоих одни и те же неприятности. Когда ты думаешь поехать в Англию, Лиз?

– О столь далеком будущем я пока не думала.

– Я поеду туда, как только закончится расследование. Почему бы тебе не поехать со мной?

– Боже! – воскликнула она. – Чарли с ума сойдет. Это что-то вроде предложения, Йен?

Она улыбнулась.

– Или я поеду как твоя любовница?

– Это зависит от тебя. У тебя есть выбор.

Лиз засмеялась.

– В пьесе Шекспира об этом не сказано. Я понимаю, что мы с тобой как Монтекки и Капулетти, но Ромео никогда не делал такого предложения.

Она положила свою руку на его.

– Ты мне нравишься, Йен, но я не уверена, что люблю тебя.

– В том-то и дело, – ответил он. – Мы не слишком долго знаем друг друга. Всего два или три дня в Хука до катастрофы и неделя здесь. Любовь вряд ли расцветает в таких условиях, особенно под присмотром твоего братца Чарли.

– Разве ты не веришь в любовь с первого взгляда?

– Я-то верю, – ответил Бэллард. – А ты, очевидно, нет. Все началось в тот вечер, во время танца. Слушай, Лиз: когда я сяду в самолет, то уже не вернусь в Новую Зеландию. Мне не по себе от мысли, что я больше тебя не увижу. Может быть, ты меня не любишь, но было бы прекрасно, если бы дала шанс нам обоим.

– Не знаю, – сказала она.

– Почему?

Она рассеянно смотрела через лобовое стекло. Потом сказала:

– Если я действительно отправлюсь с тобой в Англию, хотя пока я не решила, но учти... Я сама себе хозяйка, Йен; и очень скрытная женщина. Этого Чарли никогда не мог понять. Поэтому если я поеду, это будет мой собственный выбор, и если через какое-то время уйду от тебя, то опять же по своему выбору. Ты меня понимаешь?

Он кивнул:

– Понимаю.

– Хочу тебе сказать вот что. Эрик в принципе против Бэллардов – не только против тебя. А Чарли совершенно определенно настроен против тебя. Понимаешь, мне было только два года, когда умер Алек; я не знала его – даже не помню. Тогда тебе было двенадцать, сейчас – тридцать пять. Двенадцатилетний и тридцатипятилетний – два разных человека, которых нельзя путать друг с другом, как это делает Чарли. Я не знаю, кто прав, а кто виноват в гибели Алека, и не хочу знать. Я поеду в Англию с мужчиной, не с мальчиком.

– Спасибо, – сказал Бэллард. – Спасибо, Лиз.

– Я еще не сказала, что еду с тобой, – предупредила она. – Мне надо подумать.