21
Пока могила была открыта, женщины расселись среди плоских надгробий в обрамлении раннего папоротника и начали причитать и рыдать, оплакивая покойного. Каждая женщина, чья очередь подходила причитать, казалось, впадала в глубокий печальный экстаз, раскачивалась вперед и назад и клонилась лбом к камню перед собой, взывая к покойному и прерывая свои причитания рыданиями.
Дж. М. Синг. «Эренские острова»
Бар никто не обслуживал. В ирландских барах вы можете встретить самые странные вещи, но только не бар без бармена. Я вопросительно взглянул на миссис Бейли, и она пояснила:
– Я все сделаю сама.
Мне пришлось спросить:
– Разве в баре никто не работает?
Она глубоко вздохнула:
– Был у нас парень, но он больше обслуживал себя, своего самого любимого клиента. Народу обычно не очень много, так что я сама справляюсь.
Я провел миссис Бейли к столику, усадил, поклонился и произнес:
– Что мадам предпочитает?
Ей это явно понравилось, и она ответила:
– Что-нибудь сладкое.
Я взглянул на пыльные, но недурно укомплектованные полки. Сказал:
– Могу я предложить вам бокал шерри? Миссис Бейли покачала головой:
– Это питье для старух. А я на минутку не хочу быть старой.
И кто бросит в нее камень? Я спросил:
– Creme de menthe?
Она хлопнула в ладоши:
– Превосходно.
Я зашел за стойку и застыл как вкопанный: алкоголик перед расстрельным взводом. Все несущие смерть ребятки были там, прицелы наведены: «Джеймсон», «Падди», «Блэк Буш». За одно мгновение я мог налить себе двойную порцию – и с копыт долой. Я взглянул на миссис Бейли Она не следила за мной. Из стопки газет на столе она выбрала «Голуэй Эдвенчюрер» и листала ее. Я налил ей большой бокал, себе взял шипучку и оставил двадцать евро в кассе. Сегодня никакой бесплатной выпивки. Вернулся к столику и сел напротив миссис Бейли, поднял стакан, и мы чокнулись. Я сказал:
– Slainte amach [5].
– Leatfein [6].
Она деликатно отпила и заметила:
– Прекрасная вещь.
Мы с удовольствием немного помолчали, чувствуя себя вполне комфортно, потом я поинтересовался:
– Что вас беспокоит, миссис Бейли? Она сложила руки на коленях и призналась:
– Они пытаются меня выжить. Эти строители, кредиторы, вся шайка-лейка. Я тону и боюсь, что все же придется «Бейли» продать.
Еще одно заведение в Голуэе, тонущее под наступлением прогресса. Все приличное, красивое, и да… старое должно быть уничтожено. Миссис Бейли спросила:
– Вы знаете, что они собираются срубить деревья на Эйр-сквер?
– Что?
– Говорят, они их заменят.
Она издала странный звук, будто ее душили, и добавила:
– Я этого не понимаю. Вы рубите здоровые деревья и заменяете их другими?
Старая женщина на мгновение потеряла дар речи, потом взорвалась:
– Это кощунство!
Я уловил запах creme de menthe. Разумеется, напиток сладкий, но в основе его крепкий алкоголь. У меня возникло непреодолимое желание перепрыгнуть через стойку, подставить рот под дуло и сосать до судного дня. Я вздрогнул, а миссис Бейли положила свою руку поверх моей руки, легко так, и проговорила:
– Замерзли, a mbic?
A mbic? По-ирландски это значило «сынок». В мои юные годы это слово приходилось слышать постоянно. В Кладе пожилые люди всё еще употребляют его. В нем есть симпатия и нежность, иногда звучит выговор, но злость – никогда. Я улыбнулся:
– Видно, дождь пойдет.
Миссис Бейли оглянулась. Уж не знаю, каких призраков она видела. У меня была своя собственная команда. Она сказала:
– Разумеется, они снесут дом, построят на его месте какое-нибудь чудище, но Бог милостив, я к тому времени уже упокоюсь. Вы ведь знаете, мистер Тейлор, можно пережить свое время, и это очень печально.
Я подумал о Синге, его «Дейдре – дочери печалей». Почему-то я постоянно вспоминал эту пьесу, тот отрывок из нее который я отметил красным и выучил наизусть. В пьесе Дейдре причитает, согнувшись и раскачиваясь. Она говорит с умершими людьми напрямую, вспоминая те радости, которые она пережила вместе с ними при их жизни, и впадая в отчаяние, потому что их у нее больше нет. Это трогало меня так, как я и не ожидал. Странное ощущение, нелепое по существу, что драматург говорит со мной… возможно, пытаясь меня чему-то научить.
Вот этот отрывок:
Это вы трое не увидите, как наступает старость и придет смерть; вы, которые составляли мне компанию, когда огни на холмах были загашены и звезды были только нашими друзьями. Я верну свои мысли назад от той ночи – это так прискорбно за неимением жалости – ко времени, когда ваши палки и плащи служили для меня маленькой палаткой под сенью березы, на сухом камне; хотя с того дня мои собственные пальцы будут строить для меня палатку, распрямляя волосы, спутанные дождем.
Я невольно начинал ценить Синга. Его язык задевал первобытные струны моих предков в моей душе, доставал до самого центра того, что делало меня ирландцем. Хотя, возможно, все потому, что я слишком давно не напивался. Вслух я сказал:
– Это так прискорбно за неимением жалости.
Миссис Бейли вскинула брови:
– Разве это не прекрасная мысль? Печальная, но истинная.
Пузырьки в моем стакане с водой умирали. Я произнес:
– Это Синг.
Она кивнула:
– Когда его пьесу ставили в аббатстве, случился большой скандал.
– Вы знакомы с Сингом?
– Я знакома со скандалами.
В дверь просунула голову Джанет, горничная:
– Миссис Бейли, вас к телефону.
– Я вернусь через минуту. Мне приятно побыть с вами.
Она с трудом поднялась со стула под хруст костей. Я полистал «Голуэй Эдвенчюрер» и начал читать статью о предстоящем литературном фестивале. Перевернул страницу, не сосредоточивая внимание на фотографиях, и даже не сразу заметил, что Джанет заглядывает мне через плечо, пока она не воскликнула:
– Вот ваш друг!
Я почти подскочил:
– Что?
Она наклонилась, показала пальцем на снимок и объяснила:
– Вот этот, я его встретила у вашей комнаты, он нес большой пластиковый пакет. Очень обходительный мужчина.
Я посмотрел на фотографию грузного человека, обладавшего примечательной внешностью и густой гривой седых волос, который вручал студенту премию. Внизу стояла подпись: «Профессор О'Ши с английского факультета университета передает приз за лучший очерк своему студенту, Корнору Смиту».
О'Ши… эта фамилия мне что-то напоминала. Сначала я пристал к Джанет:
– Расскажите мне… о моем друге. Ничего не упускайте.
Горничная заметно забеспокоилась, сморщила свое и без того до невозможности морщинистое лицо:
– Я что-то сделала не так?
– Нет, нет, он хотел устроить мне сюрприз.
Вот это уж точно.
Джанет нахмурилась и наконец сообщила:
– Это было некоторое время назад. Я убиралась на верхнем этаже, хотела помыть урны и увидела его у вашей двери. Он спросил, ваша ли это комната, сказал, что вы старые друзья, что он немного подождет – может быть, вы вернетесь. Он так почтительно разговаривал, сразу можно было догадаться, что он человек ученый, и одеколон у него великолепный.
Я мог себе его представить.
– А пакет… вы видели, что в нем?
Глаза горничной прояснились.
– Вот тут я удивилась. Мне показалось, что в пакете цветок или растение. Он держал его, прижав к груди, как будто пытался спрятать. Это были цветы?
– Да, вроде того.
Создавалось впечатление, что миссис Бейли в ближайшее время не вернется, так что я взял ее стакан и протянул Джанет:
– Ваше здоровье.
– Ой, не знаю, стоит ли. У меня голова будет кружиться.
Я одарил ее своей лучшей улыбкой, фальшивой насквозь, и сказал:
– Это неплохо, если покружится.
В ту ночь я долго ворочался, пытаясь вспомнить. Затем сел: в тот раз, когда я был в магазине Чарли Бирна, Винни представил меня профессору, специалисту по Сингу. Этот профессор и был изображен на фотографии.
Я позвонил Винни в книжный магазин Чарли Бирна. Он спросил:
– Как продвигается изучение Синга?
– Прекрасно. Слушай, ты помнишь профессора О'Ши?
– Разумеется. Я тебя с ним здесь познакомил, он эксперт по Сингу. Тебе стоит пойти к нему и поговорить, если хочешь по-настоящему разобраться.
– Именно это я и собираюсь сделать.
Винни поколебался, потом попросил:
– Постарайся проявить как можно больше такта, Джек.
– Что?
– Его жена умерла несколько лет назад, детей не было. Я думаю, он страдает от одиночества.
– Я знаю, что это такое.
– Мы получили новые книги: Даниель Бакмен, K.T. Маккаффри, Джон Старли, Деклан Бёрк и много другого.
– Отложи для меня.
– А как же!
– За мной пинта.
– За тобой целый эшелон пинт.
Клик.
В телефонной книге нашелся адрес профессора:
Креснт, 29
Голуэй
Старый Голуэй, возможно, старые деньги.
Я собирался это выяснить в ближайшее время.
|