6
Зло рождается из нашего нежелания признать собственные грехи.
Скот Пек «Людилжи»
Когда я вошел в парк Ньюкасл и направился к дому, где жила Сара Брэдли, мне приходилось подталкивать себя и убеждать. Мой внутренний голос изрекал: «Какая пустая трата времени, не говоря уже о безрассудстве».
Я постучал, и дверь мне открыла на редкость уродливая девица в комбинезоне и с босыми ногами. Кстати, грязными.
Она рявкнула:
– Что надо?
Вот так, не больше и не меньше.
Очень хотелось сказать: «Ноги бы сначала помыла».
Начав действовать, я первым делом взмахнул перед ее носом своим бумажником, где были просроченные водительские права и пропуск в библиотеку.
– Извините, что беспокою. Я из страхового общества, у нас есть страховка на вашу бывшую соседку, Сару Брэдли. Мне необходимо кое-что уточнить.
Девица крикнула через плечо:
– Пег, тут мужик из страхового общества, ты в пристойном виде? О… я Мэри.
Я не расслышал, что ответила вторая девушка, но приветливости в ее ответе я не уловил. Мэри жестом разрешила мне войти и пошла впереди меня через холл. В нос ударила студенческая смесь запахов карри, грязных носков, пива, пота и дружеских вечеринок Пег в смысле внешности тоже оставляла желать много лучшего, но ее это не волновало. Она спустилась по лестнице в ночной рубашке с глубоким разрезом, широко зевая. По ее движениям легко было догадаться, что она знает, как использовать свое тело.
Она сказала с акцентом Бивиса/Батхеда:
– Черт, мне бы кофе поскорее.
Возможно, она не изучала «Клюлесс», но явно брала уроки у «Попьюлар».
Я смотрел на последние ступеньки лестницы, где умерла Сара.
Пег предложила:
– Давайте обоснуемся на кухне. Теперь она уже превратилась в Сьюзан Сарандон. В кухню как будто попала случайная бомба. Шмотки, книги, диски, пустые картонки из-под китайской еды (во всяком случае, я надеялся, что они пустые), колготки, лифчики, бутылки из-под вина с огарками свечей, рваные газеты.
Мэри принялась варить кофе и спросила:
– Вам надо?
– Нет, спасибо.
Я пристроился на жестком стуле, достал блокнот.
– Всего несколько вопросов и… меня как ветром сдует.
Пег не придала значения моим словам и кокетливо взглянула на меня поверх чашки:
– Вы похожи на полицейского.
Я одарил ее своей робкой улыбкой, как будто девушка мне польстила. Я плохо себе представлял, как должен улыбаться страховой агент, и решил, что улыбка должна быть хищной. Я спросил:
– Сара была неуклюжей? Я хочу сказать, вам не показалось странным, что она вот так упала?
Пег взглянула на Мэри, я попытался расшифровать ее взгляд, но мне это не удалось. Пег порылась в груде смятых сигаретных пачек, нашла одну сигарету, закурила и повернулась к Мэри:
– Он спрашивает, не ширялась ли она, не пила ли. Я верно вас поняла? Затем он напишет это в отчете – и большой привет деньгам.
Я изменил свое мнение о Пег, ее жестком взгляде, языке тела, на котором она посылала всех куда подальше, и решил, что могу вступить с ней в игру.
– Так была или не была? – гнул я свое. – Любила ли оттянуться? Она ведь была студенткой, это считается в порядке вещей, лучшие годы и все такое.
Пег бросила сигарету в чашку, покрутила ее, прислушиваясь к шипению гаснущего окурка. Сказала:
– Вы ведь козел, вы это знаете?
Мне все больше нравилась эта девушка, вне всякого сомнения. Мэри взяла книгу, решив, что на меня можно больше не обращать внимания, и спросила у Пег:
– Тебе еще нужно это читать?
Я разглядел заглавие: «Одинокие кости», Элис Сиболд. Книга начиналась так:
Меня звали Салмон, как рыбу. Первое имя Сюзи. Когда меня убили, мне было четырнадцать лет.
Пег театрально пожала плечами и произнесла:
– Ненавижу все эти слащавости.
Мэри повернулась ко мне и пояснила:
– Эта Сюзи, которая в книге, ее убили. Наша Сара умерла в результате случайного падения, так что платите эти гребаные деньги и отваливайте.
Я не успел среагировать, как вмешалась Пег:
– Разве я не читала в «Гардиан» интервью с Элис Сиболд?
Мэри улыбнулась со злобным удовлетворением. Для этого выступления ей требовалась мужская аудитория.
И тут появился я.
Она не потерла руки от ликования, но оно находилось рядом, по соседству. Мэри начала:
– Элис было восемнадцать, она была студенткой, и по дороге домой ее изнасиловали. Преступник насиловал ее кулаком и пенисом, потом он ее избил и помочился ей на лицо. Когда она в тот вечер вернулась домой, отец спросил у нее, не хочет ли она поесть.
Мэри помолчала, и я понял, что дальше будет еще круче. Она продолжила:
– Элис ответила: «Было бы неплохо, если учесть, что за последние сутки у меня во рту были всего один крекер и один пенис».
Впервые за всю свою идиотскую жизнь я поступил мудро: я не сделал ничего. Они уставились на меня в ожидании, я смотрел на них.
Первой подала голос Пег:
– Что-нибудь еще, мистер… как вас там? Нам бы хотелось продолжить другие дела, например наши жизни.
Я встал. Меня выставляли специалисты. И явно переиграли.
– Можно взглянуть на экземпляр книги? – попросил я.
Мэри подозрительно спросила:
– Элис Сиболд?
Я ответил, внимательно наблюдая за их лицами:
– Экземпляр книги Синга, которую нашли под телом.
Пег пожала плечами, снова принялась варить кофе. Любопытно, насколько основательно она сумеет себя завести.
Она сказала:
– Книга в шкафу… потому что… именно там мы держим книги.
Пег произнесла все это медленно, точно обращаясь к недоразвитому ребенку, но, черт возьми, я тоже могу быть терпеливым. Я спросил:
– Могу я на нее взглянуть?
Мэри с грохотом выскочила из комнаты, оставив меня со своей накофеиненной подругой. По прошествии нескольких секунд она вернулась, протянула книгу, говоря:
– Я вам это отдаю – и вы исчезаете?
– Как ветерок в Мидленде.
Я опустил книгу в карман и сказал:
– Вы были на диво щедры со своим временем.
Пег протиснулась мимо меня, почти задев меня плечом. Не совсем, но намерение было очевидным. Еще она сказала:
– Говнюк.
На этой ноте я удалился.
Я решил изучить книгу позже, а пока долго гулял по набережной, купил гамбургер, большую колу и уселся на скалу. Я отказывался думать об Энн Хендерсон и пожалел, что не взял с собой плеер. Я еще не перешел на диски и, как какой-то динозавр, все еще пользовался кассетами.
Именно в этом месте я слушал Брюса и «Пустое небо». То, что они наконец выпустили новый альбом, должно было стать радостной вестью. В этом и есть безумие, и то, что вы способны это признать, не делает вам менее безумным…
«Вам нужны выпивка, дурь и музыка».
Простите, они нужны мне. Это иллюзия. Бутылка виски, упаковка «Лоун Стар» – и… вы готовы зажигать. От чашки чаю такого эффекта не дождешься. Джонни Дюган, саундтрек всей моей жизни, тоже выпустил новый альбом, и я уже слышал «Неприкасаемые» – самую лучшую песню о тоске всех времени и народов. Забудьте Айрис де Мент с ее песней, посвященной отцу, или «Я тоскую» Питера Гейбриэла. Тут перед вами ПЕСНЯ. Она не просто достает меня, она режет меня на куски.
Я закурил и принялся вспоминать то время, которое я провел с отцом. Мы стояли на этих самых камнях и ловили макрель. В те годы почти весь город выстраивался вдоль залива, рыба буквально сама шла в руки. Мы принесли домой шесть штук, и мать выбросила рыбу в помойку.
Пауло Коэльо в романе «Книга воина света» писал:
Воин света иногда изумляется, почему он постоянно сталкивается с одними и теми же проблемами, затем соображает, что он застрял на них, не пошел дальше, поэтому урок повторяется, дабы он научился тому, чего он не хочет знать.
Я не знал тогда, и, пожалуй, не знаю и сейчас, что двигало моей матерью. Догадываюсь, что это была ярость, но откуда она бралась и на кого была направлена, я не хотел знать.
После инсульта за ней присматривала постоянная сиделка. Затем мать попала в больницу из-за воспаления почки. Во время своего последнего визита я заметил, что, несмотря на напряжение, речь ее стала значительно свободнее, катетер был вставлен, и я старался не смотреть. Она сказала:
– Я теперь могу сама это делать.
Потрясающе, верно?
Слушать, как крутая женщина хвастается, что может сама пользоваться туалетом.
Это неправильно.
Я подумал: «Крутое дерьмо».
Никакого каламбура не имел в виду. Меня вообще редко тянет сострить, когда я трезв.
Я в последний раз взглянул на залив и повернул к городу, припоминая последнюю строчку из поэмы Педрега Пирса, печальную такую. Остановился у Грэттан-роуд и ощутил меланхолию, глубокую, как обманчивая память. Помните, какой успех выпал на долю «Форинер», когда они спели «Хочу знать, где любовь»? По каналу, где транслировали ностальгическую программу о роке, я однажды поймал вариант с церковным хором. Ну, это впечатляло. Я напевал эту мелодию всю дорогу до Клады.
Уже наступил вечер. В гостинице я поздоровался с миссис Бейли.
Она заметила:
– Надо же, вы прекрасно выглядите, даже румянец на щеках.
Ветер постарался.
Миссис Бейли протянула мне конверт, говоря:
– Не знаю, кто его принес. Я как раз отошла на минутку.
На конверте было напечатано: Джеку Тейлору. Я вскрыл письмо и прочел:
Джек, не мог бы ты со мной встретиться в девять вечера на Фэйер-Грин?
|