36
Крейн сидел за столом у себя в каюте и глядел на монитор компьютера, но ничего не видел. Миновало уже несколько часов после трагедии, а ему все еще было не по себе. Он долго стоял под душем, сам отнес одежду и медицинский халат в прачечную, но в каюте по-прежнему пахло палеными волосами и кожей. Он так не хотел верить в то, что произошло, что ощущал себя почти парализованным. Неужели всего восемь часов прошло с тех пор, как он проводил вскрытие тела Чарльза Вассельхоффа? Тогда им надо было выписывать только одно свидетельство о смерти. Теперь три. Плюс еще три — из Сферы. В памяти Говард Ашер остался таким, каким Крейн увидел его впервые две недели назад — загорелым улыбчивым человеком на экране в библиотеке платформы «Сторм кинг». «Питер, у нас здесь научное и историческое открытие всех времен». Ашер никогда больше не улыбался так много, как в тот первый день. Сейчас Крейн задумался о том, сколько в этой доброжелательности было напускного — чтобы новичок почувствовал себя уютно. В дверь тихо постучали, она распахнулась — на пороге стояла Мишель Бишоп. Ее темно-русые волосы, полностью убранные с лица, подчеркивали высокие скулы. Темные глаза покраснели, в них застыла печаль. — Питер, — сказала она очень тихим голосом. Крейн повернулся в кресле. — Да… Она оставалась в дверях, держась непривычно застенчиво. — Я просто хотела убедиться, что с вами все в порядке. Он покачал головой. — Даже лучше. — Вы ничего не говорили. Ни слова, когда мы переносили тело Ашера в медпункт, даже при проведении осмотра. Я… решила, что надо побеспокоиться. Крейн ответил не сразу. — Не могу понять, что же испортилось в декомпрессионной камере. Отчего начался пожар? Почему не сработала система тушения? — Спартан уже велел провести расследование. Он разузнает, что там случилось. — Мне надо было самому позаботиться. Лично проверить камеру. Выяснить, исправна ли противопожарная система. Бишоп шагнула вперед. — Вот об этом как раз и не надо думать. Вы сделали все необходимое. Произошел несчастный случай. Ужасная трагедия. Крейн вздохнул. — Надеюсь, вы правы. — Только не вините себя, Питер. А то напущу на вас Корбетта. Доктор вяло улыбнулся. Они немного помолчали, и Бишоп заговорила снова: — Пожалуй, надо вернуться в медпункт. Вам принести чего-нибудь из аптечки? Ксанакс, валиум? Крейн помотал головой. — Все пройдет. — Тогда я загляну к вам попозже. — И она повернулась, собираясь уходить. — Мишель… Женщина оглянулась. — Спасибо. Она кивнула и вышла из каюты, тихо закрыв за собой дверь. Крейн медленно повернулся к компьютерному терминалу. Несколько минут он сидел не шевелясь, смотрел на экран. Потом резко оттолкнулся от стола, встал и зашагал по каюте. Но и это не помогло — он вспомнил, как почти так же ходил Ашер в тот день, когда Крейн узнал, чем же на самом деле заняты специалисты на станции «Глубоководный шторм». А все началось только четыре дня назад… Была в этом какая-то жуткая насмешка. Он наконец раскрыл тайну, но Ашер погиб, так и не узнав об этом. Тот самый человек, который и вызвал его сюда, чтобы разгадать загадку. Конечно, горько напомнил себе Крейн, не он один нашел решение. Кажется, Говард тоже что-то узнал. Но теперь начальник отдела научных исследований мертв — спонтанный пневмоторакс, газовая эмболия и ожоги третьей степени восьмидесяти процентов поверхности тела. Бишоп права: он неестественно молчалив после гибели Ашера. Причина не только в полученной травме, хотя и без шока здесь не обошлось. Дело в том, что он не может говорить. Ему очень хотелось рассказать Бишоп о том, что он узнал, поделиться своим открытием. Но у нее не было необходимого допуска. Не имея возможности высказаться, Крейн обнаружил, что больше разговаривать ему не о чем. А протоколы вскрытия все-таки надо писать. Крейн вернулся за стол, включил терминал. Мигающая иконка показывала, что ему пришло письмо. Вздохнув, Крейн запустил почтовую программу и при помощи мыши проделал все необходимые для входа процедуры. Сообщение по электронной почте было только одно, и странно, что не был указан отправитель. Крейн открыл письмо.
«Время для длинных рассказов одно, для сна же — другое» (Гомер. Одиссея. Песнь одиннадцатая).[12]
Доктор Ашер был человеком длинных рассказов. Важных слов. А теперь ему остался только покой.
Это действительно трагедия.
Слишком много смертей, а мы даже не добрались до цели. Я начинаю опасаться худшего.
Все бремя теперь легло на твои плечи, доктор. Я вынужден здесь оставаться, ты — нет. Найди ответ и уезжай скорее.
Если приходится работать в темноте, нельзя оставаться одному. Найди друга.
Боюсь, с тех пор, как мы беседовали в твоей каюте, иррациональных чисел стало больше. Но возможно, это и к лучшему, потому что ответ на твою головоломку находится среди них.
Желаю приятного утра.
Ф.
Крейн, хмурясь, глядел на компьютерный экран, не зная, что делать с этим загадочным посланием. «Найди друга…» Раздался тихий стук в дверь каюты — это, наверное, вернулась Бишоп и принесла лекарства, которые ему не нужны. — Входите, Мишель, — произнес он, закрывая почту. Дверь открылась. На пороге стояла Хьюи Пинг, программист. Крейн с удивлением посмотрел на нее. — Извините, — сказала она. — Надеюсь, я вам не помешала? — Нисколько, — ответил Крейн, придя в себя. — Прошу. Пинг вошла, села в предложенное Крейном кресло. — Я только что узнала о гибели доктора Ашера. Это случилось бы раньше, но я нашла кое-что странное в своем кабинете. Но как только я услышала… в общем, мне надо было с кем-то поговорить. Знаете, вы единственный человек, о котором я подумала. Крейн склонил голову. Пинг вдруг встала. — Наверное, с моей стороны это эгоистично. Вы же были там… наверное, вам сейчас… — Все в порядке, — ответил Крейн. — Пожалуй, мне тоже надо поговорить. — О докторе Ашере? — Нет. — «Это еще слишком свежо», — подумал он. — О том, что я узнал. Пинг снова медленно села. — Вы же знаете, что я провел все возможные исследования, пытаясь выяснить причину заболеваний сотрудников? Пинг кивнула. — Я ничего не мог добиться, пока меня не осенило: люди жаловались на два абсолютно разных типа симптомов. Первые чисто физиологические: тошнота, мышечные тики и тому подобное. Другие психологические: бессонница, угнетенное состояние, даже мании. Я всегда считал, что должно быть нечто объединяющее. Но какой фактор подходил бы к обоим случаям? Тогда я и решил, что причина неврологическая. — Почему? — Потому что мозг управляет и телом, и духом. Я велел сделать энцефалограммы. И как раз сегодня получил первые результаты. У каждого пациента в дельта-волнах отмечаются всплески, а ведь эти частоты у взрослых неактивны. Что еще более странно, так это то, что картина пиков одинакова для всех пациентов. И тут мне пришла безумная мысль. Я построил график электрических импульсов. Знаете, что я открыл? — Не могу представить. Крейн выдвинул ящик стола, достал конверт из плотной бумаги и молча вручил его Пинг. Она открыла и вытащила компьютерную распечатку. — Это цифровой код, который вычислил Ашер, — сказала она. — То послание, которое передают подводные стражи. — Совершенно верно. Пинг нахмурила брови, не понимая. И вдруг ее глаза округлились. — Неужели… Вы же не хотите… — Да. Пики на графике дельта-волн совпадают со световыми импульсами. То, что нашел Ашер, и это сообщение — одно и то же. — Но как это возможно? Почему мы ничего не определили? — Я точно не знаю. Но предположения у меня есть. Мы уже знаем, что подводные стражи передают свои сообщения на каждой волне электромагнитного излучения, которую мы способны уловить, — радиочастоты, микроволновое излучение, ультрафиолетовое, инфракрасное. Мы также знаем, что создатели этих стражей обладали технологиями намного более развитыми по сравнению с нашими. Поэтому кто может утверждать, что это же сообщение не передается на миллионах других волн или на иных типах частот, которые мы не можем зарегистрировать и о которых даже представления никакого не имеем? — Например? — спросила Пинг. — Не знаю. Может, кварковое излучение. Или какие-нибудь новые виды частиц, которые могут проходить сквозь материю, как бозоны Хиггса. Главное то, что какая-то неизвестная разновидность, недоступная для наших измерительных приборов, вносит помехи в электрические импульсы, вырабатываемые головным мозгом. — Почему тогда не все страдают? — Потому что биологические системы неодинаковы. У одних людей более крепкие кости, а у других — более устойчивая нервная система. А может быть, конструкция станции непроизвольно обеспечивает в некоторых местах эффект клетки Фарадея. — Что это? — Клетка Фарадея? Специальная конструкция, сооружаемая для отражения электромагнитных полей. Но знаете что? Думаю, что здесь все находятся под влиянием этого излучения — просто в разной степени. Я и сам в последнее время чувствую себя не так, как обычно… А вы? Хьюи на секунду задумалась. — Да, пожалуй… Они немного помолчали. — Вы собираетесь отнести это адмиралу Спартану? — спросила Хьюи. — Пока нет. — Почему? Мне кажется, что вы выполнили свою работу. — Спартан не очень благосклонно относится к мнениям, которые отличаются от его собственного. Я бы не хотел ставить его в известность раньше времени, чтобы не получить от ворот поворот. Чем больше у меня доказательств, тем лучше. А значит, надо найти и другую информацию. — Какую? — Ашер перед своей гибелью что-то обнаружил. Там, в декомпрессионной камере. Я знаю, потому что он сам говорил об этом по телефону. Говард упомянул, что у него все на компьютере. Мне надо заглянуть туда, чтобы выяснить, что же он нашел. Потому что перед самой смертью Ашер отчаянно пытался мне что-то сказать: он пытался произнести какое-то слово, которое начинается с «оу». Хьюи снова нахмурилась: — Оу? — Да. — Что это? Или кто? — Разгадка — в компьютере, если он не слишком обгорел и его еще можно включить. И снова каюта погрузилась в задумчивое молчание. Наконец Крейн поднялся и повернулся к Хьюи Пинг. — Не хотите прогуляться по Таймс-сквер, выпить эспрессо? Хьюи улыбнулась. — Конечно. Они вышли в коридор. — Может быть, я могу вам помочь. — Как? — Лето перед защитой диплома я провела, работая с устройствами восстановления данных. Крейн обернулся к ней. — Вы хотите сказать, что умеете извлекать информацию с поврежденных жестких дисков? — Вообще-то я сама это не делала, я была тогда на практике. Но я много раз наблюдала за операциями, а в некоторых помогала. Они остановились у лифта. — Вы говорили, что нашли что-то странное, — вспомнил Крейн. — Что это было? — Простите? А, да. Помните, я показывала вам линии поглощения, которые испускал артефакт в моем кабинете? — Вы еще сказали, что такие могут быть только у отдаленной звезды. — Правильно. Двери лифта с шипением раздвинулись, они вошли, и Крейн нажал кнопку с номером девять. — Так вот, — продолжала Хьюи, — просто ради забавы я провела сравнение этих данных с параметрами известных звезд. Дело в том, что у каждого небесного тела своя уникальная комплексная характеристика. И можете представить, я нашла полное подобие. — Между вашим маленьким подводным стражем и звездой? Хьюи кивнула. — Если говорить точно, то это в ста сорока световых годах от нас. Альфа Лебедя, или М-восемьдесят один. — Думаете, наш маячок оттуда? — Ну да. У этой звезды только одна планета. Газовый гигант с океанами из серной кислоты и атмосферой из метана. Крейн озадаченно потер подбородок. — Ошибки быть не может? Хьюи покачала головой. — Исключено. Характеристики линий поглощения так же неповторимы, как и отпечатки пальцев. — Вы думаете, что кроме всего прочего они хотят нам сообщить, откуда они явились? — Мне кажется, да. — Странно. Что может понадобиться планете из метана и кислоты на Земле, полной кислорода и воды? — Вот именно. Двери открылись на нужном этаже, и Хьюи, обернувшись, задумчиво посмотрела на Крейна.
|