Часть 2

Лето

22

В северном Бостоне улыбались уличные продавцы итальянского мороженого. А в южном Бостоне на улицах резвились дети, купаясь в фонтанах холодной воды, бьющей из включенных пожарных шлангов. Палаты отделения «скорой помощи» были переполнены пациентами, получившими тепловой удар. Шла вторая неделя июля, и жители города уже утомились от этой изнуряющей жары. Город был похож на огромную духовку, в которой жарится свиная вырезка. Всем хотелось узнать, когда же наступит конец их мучениям.

Пейтон намного лучше переносила жару, чем большинство жителей Новой Англии. Во время учебы на первом курсе Национального университета Флориды она жила в общежитии в комнате без кондиционера. Июльская жара в Бостоне, даже если говорить о нынешнем июле, не шла ни в какое сравнение с жарой, которая бывает в Таллахасси в конце августа и в начале сентября. Но эта невероятная жара все-таки подействовала на нее. Она страдала от нее скорее морально, чем физически, без конца представляя себе, как чувствовала бы себя, будучи на девятом месяце беременности. Наверное, она бы задыхалась и обливалась потом.

Она уже пережила потерю ребенка, но время от времени возвращалась мыслью к тому, «что могло бы быть, если бы…» Первым толчком, всколыхнувшим эти воспоминания, стало сообщение на ее компьютере — напоминание о том, что на шестнадцатой неделе ей необходимо сделать УЗИ. Сегодняшний палящий зной снова совершенно неожиданно заставил ее вспомнить об этом. Наверное, оттого что, как только Пейтон убедилась в своей беременности, она стала больше всего бояться знойного лета — роды должны были произойти в конце августа.

К счастью, последние шесть месяцев внесли приятные изменения в ее жизнь. Смерть Энди Джонсона официально квалифицировали как самоубийство, и с тех пор никаких признаков того, что ее кто-то преследует, не было. Это дало ей возможность полностью сосредоточиться на работе и семейной жизни.

Как оказалось, роман, написанный Кевином, помог им наладить отношения. Пейтон очень удивилась, узнав, что Кевин смог написать такую замечательную вещь, работая в юридической фирме пятьдесят часов в неделю. Оба они страстно увлеклись этой книгой. Пейтон помогла отредактировать рукопись, придумала почти все диалоги женских персонажей, добавила некоторые интересные детали и факты, о которых женщины обычно предпочитают не распространяться. В конце весны они показали новый, улучшенный вариант рукописи надежному литературному агенту. Не прошло и недели, как он просто выхватил книгу у них из рук. Еще через три недели рукопись была продана солидному издательству.

На следующий день после этого Кевин проснулся совершенно другим человеком. То, что его книгу удалось продать, вернуло ему потерянную веру в себя. Это событие как бы выдавило из него дух скромного бесперспективного парня из Флориды. Книга помогла наладить их семейную жизнь, их интимные отношения, восстановила взаимопонимание. Она даже помогла упрочить шаткое положение Кевина в «Марстон и Уилер». Кевину было совершенно все равно, что думают о нем на фирме, ведь его книга уже продавалась почти во всех книжных магазинах. Но сейчас он еще не был готов оставить свою основную работу. Поэтому, рассудив здраво, он решил отзываться о своих работодателях только в доброжелательном тоне. В свою очередь, руководители «Марстон и Уилер», озабоченные репутацией фирмы, по достоинству оценили подобное поведение Кевина. Они смертельно боялись, что он может рассказать какому-нибудь репортеру о неблаговидных фактах из жизни фирмы, если коллеги по работе не будут относиться к нему с уважением. Пейтон была поражена тем, что профессиональные связи могут основываться на соображениях подобного рода. Это напоминало отношения между членами воровской шайки. Но Кевин уверил ее, что страх — именно тот цементирующий материал, который скрепляет коллектив каждой крупной юридической фирмы Америки. И последнее. Он был счастлив. А она была рада, что он опять стал похож на того человека, которого она полюбила когда-то.

— Слишком жарко для вас? — спросил водитель.

В Бостоне, по пути в аэропорт, таксист задал ей такой же глупый вопрос. Короткий перелет, — и вот его коллега с Манхэттена интересуется тем же самым. Что они хотят услышать в ответ? Нет, я из Уганды?

Она увидела его лицо в зеркале заднего вида и вежливо улыбнулась.

— Очень жарко, благодарю вас.

Решение поехать в Нью-Йорк было принято экспромтом. Кевин отсутствовал всю неделю. Он занимался тем, что снимал показания свидетелей в юридической фирме на Парк-авеню. Это было большое судебное дело о посягательстве на торговую марку. Утром она вдруг вспомнила, что сегодня исполняется ровно десять лет со дня их первого свидания. Она улыбнулась, подумав, что теперь у них все хорошо. Рассматривая результаты компьютерной томографии брюшной полости пациента, Пейтон отметила про себя, что она могла бы и не вспомнить о такой знаменательной дате в их жизни, будь они все еще в ссоре. Она решила взять билет на самолет и сделать Кевину сюрприз.

Такси остановилось у тротуара. Пейтон расплатилась, взяла свою сумку с ночными принадлежностями и вышла из машины. Ее поразила необыкновенная влажность воздуха. Хотя было уже восемь часов вечера, жара не спадала.

— Добро пожаловать в «Волдорф», — приветствовал ее швейцар.

К ней сразу же подбежал коридорный, чтобы взять сумку, но багаж весом три с половиной килограмма вряд ли можно было назвать тяжелой ношей. Она сама донесла сумку до лифта и поднялась на четырнадцатый этаж. Когда открылась дверь лифта, сердце Пейтон выскакивало из груди. Решение поехать в Нью-Йорк она приняла в считанные минуты, что было совсем не похоже на нее. Она никак не могла взять себя в руки, и ее губы растянулись в глуповатой усмешке. Такая себе шаловливая улыбочка.

Она шла почти вприпрыжку по длинному коридору до комнаты номер 1426. Когда Кевин поселился в этом отеле, он позвонил ей и назвал номер своей комнаты. Она два раза постучала в дверь и стала ждать, сгорая от нетерпения увидеть его удивленное лицо.

Никто не ответил.

Пейтон прижалась ухом к двери, но ничего не услышала. Наверное, он где-то обедает с коллегами или клиентами. Улыбка сразу же исчезла с ее лица при мысли о том, что придется умерить свое нетерпение и подождать, пока они выпьют кофе и съедят десерт.

В конце коридора горничная открывала другую комнату, чтобы сделать в ней уборку. Это навело Пейтон на мысль. Когда Кевин вернется, она уже будет в его кровати, и, может быть, на ее животике, прямо под коротенькой черной кружевной ночной рубашкой, будет лежать маленькая шоколадка. Вот это будет настоящий сюрприз.

— Не могли бы вы мне помочь? — спросила она горничную. — Я оставила в номере свой ключ.

— Прошу прощения, но вам нужно обратиться к главному администратору.

— Пожалуйста, не заставляйте меня так далеко ходить. Это же почти полтора километра.

Горничная с сочувствием посмотрела на нее. Честное лицо, образно выражаясь, может открыть любую дверь. Она отперла Пейтон комнату своим ключом.

— Благодарю вас.

Пейтон быстро вошла внутрь. Но горничная последовала за ней.

— Вам нужно найти свой ключ и показать его мне, — сказала она. — В целях безопасности.

— О-о, — протянула Пейтон, включив свет. В комнате царил полнейший беспорядок. Кровать не была застелена. Мокрые банные полотенца валялись на полу. Поднос, на котором обычно подавали заказанную еду в номер, стоял на ночном столике. Еды на нем уже не было. Она заметила, что на столе стоял еще один такой же поднос. Он тоже был пустым.

Почему здесь два подноса?

Она присмотрелась к ним внимательнее. На одном стояла тарелка с остатками картошки фри. На другом лежала недоеденная жареная цесарка. Это заставило ее задуматься. Даже если бы Кевин был так голоден, что заказал два подноса с едой, он ни за что не стал бы брать салат. Он не любил его. Пейтон предположила, что, возможно, это был деловой ужин со свидетелем. Они вместе ужинали и готовились к завтрашнему заседанию.

— Мисс, — напомнила ей горничная. — Пожалуйста, покажите свой ключ.

Она отвернулась от подносов и вошла в темную ванную, и у нее все замерло внутри. В темноте она различила какую-то вещь, свисавшую с душевой трубы. Самые худшие подозрения Пейтон оправдались, когда она включила свет.

Это были дамские колготки.

На туалетном столике она увидела косметичку, тюбик губной помады, бутылку шампуня и бальзам для волос. Она быстро отвернулась и открыла раздвижной шкаф. Половину занимала женская одежда.

В панике она подбежала к входной двери и еще раз проверила номер комнаты. На двери был номер 1426. Нет, она не ошиблась комнатой. С обратной стороны двери висел полиэтиленовый пакет из прачечной отеля. В нем лежали две рубашки. На рукавах рубашек были инициалы владельца, но она все-таки проверила квитанцию, приклеенную к пакету. На ней было написано «К. Стоукс, 1426».

— Я должна увидеть ваш ключ, — настаивала горничная.

Пейтон едва держалась на ногах.

— Прошу прощения. Я ошиблась комнатой. Это просто ужасная ошибка.

С сумкой в руках она выскочила из комнаты и побежала к лифту. Ее переполняли боль и злость.

Пейтон поняла, что последние полгода просто обманывала себя. Она так легко поверила Кевину, она жалела его из-за всех этих его неприятностей на работе. С одной стороны, она почти убедила себя, что он не изменял ей. С другой — даже если бы это и случилось, она простила бы его, обвиняя себя в том, что проводит много времени на работе, вместо того чтобы быть с ним. По иронии судьбы, книга Кевина сблизила их. А на самом деле оказалось, что она просто отвлекла их внимание от реальной проблемы. Хотя именно книга должна была натолкнуть ее на определенные мысли.

Он был прекрасным выдумщиком.

«К черту тебя, — подумала она, когда закрылись двери лифта, — я тебе не дурочка какая-нибудь».

Была почти полночь, когда она прилетела в Бостон. Пейтон совсем не хотелось возвращаться домой, в их квартиру, ложиться в их постель. Слишком свежи еще были болезненные воспоминания. Ехать к родителям тоже не было охоты. Ей, конечно, хотелось бы поговорить с отцом, но не было никакого желания выслушивать очередные наставления матери, начинающиеся ее знаменитой фразой: «Я тебя предупреждала».

Сегодня, в день десятой годовщины их первого свидания, она вдруг вспомнила об их с Кевином первой серьезной ссоре в Таллахасси. Кевину не нравилось, что она носила ожерелье, которое подарил ей Гэри Варнс, когда они окончили школу. Это и спровоцировало ссору, которая переросла в глупейшую ревность. Во время учебы в университете Флориды у Пейтон было немного друзей. Все свое время она посвящала учебе и отношениям с Кевином. После этой ссоры она решила позвонить Гэри в Бостон. Это был их первый разговор, после того как она сказала Гэри, что их, так сказать, отношения на расстоянии нужно закончить, потому что она встретила другого парня. Они проговорили несколько часов, и разговор закончился тем, что Гэри, вопреки своим чувствам, убедил ее дать Кевину еще один шанс. Кевин ни за что на свете не поверил бы в это, если бы она рассказала ему о том разговоре с Гэри. Но Пейтон на собственном примере убедилась в том, что бывшие любовники могут стать хорошими друзьями. Она даже подумала, не позвонить ли ей Гэри опять, прямо сегодня, но вместо этого вспомнила, что есть одно место, где ей всегда рады. Этим местом была ее работа.

— Что ты здесь делаешь?

Пейтон даже испугалась, услышав голос Гэри. Он работал в детской больнице в ночные смены, пока осенью не начнутся занятия в медицинской школе. Гэри всех удивил — но только не Пейтон, — когда очень хорошо сдал вступительные экзамены.

— Работаю, — ответила Пейтон. Она шла по коридору в сторону раздевалки. Гэри следовал за ней.

— Я думал, что ты уехала в Нью-Йорк.

— Уехала, — сказала она, открывая кодовый замок своего шкафа. — Я уже вернулась.

— О-о, — протянул он. Это было такое всепонимающее «о-о». Казалось, что ему до боли понятно, насколько все безнадежно плохо. — Ты хочешь поговорить об этом?

— Благодарю. Но ты вряд ли сможешь помочь.

Дверь шкафа наконец открылась. Гэри подошел ближе и сел на скамейку рядом с ней.

— Я бы не стал с такой уверенностью говорить об этом.

— О чем?

— О том, что я не смогу помочь. На этот счет у меня есть целая теория.

— У тебя по поводу всего есть теория, — сказала она ворчливым голосом, но при этом улыбнулась.

— Это правда. Но об этой теории ты еще не знаешь. Она о нас с тобой.

От удивления Пейтон даже перестала завязывать шнурки на туфлях.

— О нас с тобой?

— Да. О медсестрах и врачах.

— А-а.

— Мы — последние на земле мастера по ремонту.

Она слабо улыбнулась, понимая, что стала свидетельницей рождения нового «гэризма». Остается только надеяться на то, что этот превзойдет знаменитый «Этомоя компания».

— Хорошо. Пожалуй, я выслушаю твою теорию.

— В современном мире никто ничего не может починить. Совершенно очевидно, что если и есть что-то достойное ремонта, то это твое собственное тело. Все остальное ломается, и лучше выбросить сломанное и купить новое.

— Например, телевизор или CD-плеер.

— Особенно телевизор или CD-плеер.

— А как насчет машин? Машину лучше починить.

— Уже производят машины, которые могут проехать сто восемьдесят пять тысяч километров без ремонта. Механики остались без работы, детка.

— Как насчет всего того, что составляет наш быт? Например, уборки мусора?

— Это сплошное надувательство. На самом деле не существует уборки мусора. Ты только нажимаешь на кнопку, слышишь легкое шуршание — и мусора нет.

— Знаешь, ты обладаешь сверхъестественной способностью говорить абсолютную ерунду с совершенно серьезным лицом.

— Просто я верю в то, что говорю. Прежде, чем мы поймем это, человеческое тело станет предметом одноразового использования. А врачи и медсестры будут последними ремонтниками на земле.

— Это означает, что каждый раз, когда я в кухне сажусь на корточки, половина моей задницы будет вываливаться из джинсов?

Он засмеялся, а потом закашлялся.

— Гэри, это не такое страшное зрелище.

Он покраснел. Придя в себя, он спросил:

— Так ты скажешь мне, что сегодня произошло?

— Нет.

— Хорошо. Тогда давай не будем говорить об этом, а пойдем и выпьем по молочному коктейлю.

— Не могу. Нужно работать.

— Забудь о работе. Ведь ты сейчас должна быть в Нью-Йорке. Ну же, пойдем.

Она немного помолчала.

— Не знаю. Наверное, мне станет легче, если я немного развеюсь. Но я меньше всего хотела бы, избавляясь таким образом от жуткой депрессии, стать толстой.

— К черту молочный коктейль, — согласился он. — Как насчет водки с тоником?

— Пойдем выпьем кофе.

— Ты просто тормоз идей.

— Да, — сказала она, пытаясь представить себе, чем сейчас может заниматься Кевин. — У каждой идеи есть свой тормоз.