27
Когда он проснулся, Вероники Молин уже не было. На экране компьютера светилась надпись: «Я ушла. Исчезни до моего возвращения. Мне нравятся мужчины, которые не храпят. Ты – один из них». Стефан вышел из номера, завернувшись в простыню. На лестнице он встретил уборщицу, она улыбнулась и пожелала ему доброго утра. Я был здорово пьян, подумал он. Я говорил с Еленой, но совершенно не помню, что ей сказал, помню только, что врал. Он сел на постель и потянулся за мобильным телефоном. Там было сообщение – пропущенный звонок. Перебирая кнопки, он нашел номер. Звонила Елена. В животе екнуло. Он лег и укрылся с головой одеялом, как в детстве, когда хотел сделаться невидимым. А интересно, Джузеппе тоже так делает? – мелькнула мысль. А Вероника Молин? Вероника, которая уже почти спала, когда он накануне вечером явился к ней в номер. Она решительно отвергла все его попытки, похлопала по руке и сказала, чтобы он ложился. Он был возбужден до крайности, но все же прислушался к голосу рассудка и оставил ее в покое. Он никогда раньше не врал Елене. А теперь что-то наплел ни с того ни с сего и не был уверен, что расстроен по этому поводу. Он решил полежать до девяти, а потом позвонить ей. До девяти он так и будет лежать, укрывшись с головой и притворяясь, что его нет. В девять часов он позвонил. Она ответила сразу. – Я спал, – сказал он, – не слышал звонка. В первый раз выспался за много, много дней. – Я испугалась чего-то, – сказала она. – Что-то мне приснилось, не знаю что. – Все в порядке. Но я нервничаю. Дни просто летят. Скоро девятнадцатое. – Все будет хорошо. – У меня рак, Елена. Если у человека рак, он всегда должен считаться с тем, что может умереть. – Врач этого не говорила. – Она не может знать. Никто не может этого знать. – Когда ты приедешь? – Скоро. Я пойду на похороны Молина во вторник. Думаю, что в среду прилечу. Я позвоню и скажу. – Позвонишь вечером? – Да. Он даже вспотел. Ему не нравилось, что он так легко врет. Стефан встал. Лежа в постели, он так и будет себя грызть. Он оделся и спустился в вестибюль. Там была его старая знакомая администраторша. – Сегодня у тебя будут менять телевизор. Когда тебе удобнее? – Когда угодно. Джузеппе Ларссон здесь? – По-моему, он не ночевал у себя в номере. Ключ у меня. Поймали кого-нибудь? – Нет. Он двинулся к двери в ресторан, но остановился: – А Вероника Молин? – Я пришла в шесть и встретила ее на выходе. Стефан пытался вспомнить, что еще он хотел у нее спросить, но никак не мог. Его тошнило с похмелья. Он выпил стакан молока и присел с чашкой кофе. В кармане зазвонил телефон – это был Джузеппе. – Проснулся? – Относительно. Пью кофе. А ты? – Поспал пару часов у Эрика в кабинете. – Что-нибудь произошло? – Всегда что-нибудь происходит. Но в Фюнесдалене по-прежнему туман. Рундстрём говорит, все стоит на месте. Они ждут. Как только туман рассеется, опять пустят собак. Чем ты занят? Кроме того, что пьешь кофе? – Ничем. – Тогда я заеду. Хотелось бы вместе навестить одного человека. Через десять минут Джузеппе буквально ворвался в ресторан. Глаза красные и воспаленные, небрит, но полон энергии. Он взял чашку кофе и плюхнулся напротив Стефана. – Помнишь такое имя – Ханна Тунберг? Стефан подумал и покачал головой. – Та, что нашла труп. Она убиралась у Молина раз в две недели. – Теперь помню. Я читал о ней в твоей папке. Джузеппе наморщил лоб. – Кажется, это было сто лет назад. А прошло всего две недели. Он покачал головой, как будто только что открыл неравномерное течение жизни. – Что-то случилось с ее мужем, – вспомнил Стефан. – У него был шок, когда он увидел тело Молина на опушке. Но дело не в нем. Мы пару раз основательно с ней беседовали. Выяснилось, что она совершенно не знала Герберта Молина, хоть и убиралась у него. Он никогда не оставлял ее одну, всегда следил за ней, не позволял убирать комнату для гостей – ту, где он держал свою куклу. Она считает, что он был высокомерный и малоприятный тип. Но платил хорошо. Джузеппе отставил чашку. – Она позвонила утром и сказала, что немного отошла, подумала и что у нее есть еще кое-что нам рассказать. Сейчас я еду туда, и подумал, может быть, тебе тоже интересно. – Конечно. Джузеппе достал из пакета фотографию в рамке со стеклом. Со снимка глядела женщина лет шестидесяти. – Знаешь, кто это? – Нет. – Катрин Андерссон. Вдова Авраама Андерссона. – И зачем ты таскаешь с собой ее портрет? – Затем, что меня попросила Ханна Тунберг. Она хотела увидеть, как выглядит жена Авраама Андерссона. Почему – не знаю. Но я послал одного паренька утром в Дунчеррет за фотографией. Джузеппе допил кофе и встал. – Ханна живет в Иттерберге, – сказал он. – Это недалеко.
Дом, старинный и ухоженный, стоял на самой опушке леса. Когда они ставили машину, выскочил пес и залаял. Во дворе возле ржавого трактора стояла женщина, ожидая, пока они подойдут. – Ханна Тунберг, – сказал Джузеппе. – Она одета точно так же, как тогда, когда я ее видел в последний раз. Она принадлежит к практически вымершему типу людей. – Какому? – Тех, кто приодевается для встречи с полицией. Спорим, что она испекла булочки? Он улыбнулся и вылез из машины. Джузеппе представил Ханне Стефана. Стефан никак не мог определить ее возраст: ей, скорее всего, было около шестидесяти, но, может быть, и пятьдесят. – Я поставила кофе, – сказала она. – Муж ушел. – Надеюсь, не из-за нашего приезда? – спросил Джузеппе. – Он у меня немного странный, – сказала Ханна. – Не особенно любит иметь дело с полицией. Хотя очень, очень порядочный человек. – Не сомневаюсь, – сказал Джузеппе. – Можно войти? В доме пахло табаком, собакой и брусникой. В гостиной на стенах висели оленьи рога, коврики и несколько картин, изображающих лес. Ханна Тунберг отодвинула вязанье, зажгла сигарету, затянулась и тяжко закашлялось. В легких у нее скрипело и свистело. Стефан заметил, что кончики пальцев у нее желтые. Она принесла кофе и разлила по чашкам. На столе стояло блюдо с булочками. – Теперь можем поговорить спокойно, – сказал Джузеппе. – Вы сказали, что все обдумали. Хотите что-то рассказать? – Я, понятно, не знаю, может, это и не важно. – Заранее никогда не знаешь. Мы слушаем. – Это насчет той дамы, что заезжала к Герберту. – Вы имеете в виду Эльзу Берггрен? – Я ее несколько раз у него заставала. Приду с уборкой, а она там. Но она сразу уезжала. По-моему, она странноватая. – В каком смысле? – Больно заносчивая. Не люблю, кто задается. И Герберт Молин тоже был такой. – Она что-то такое вам сказала, что вам показалось, что она задается? – Нет, вроде бы нет, но я это чувствую. Она смотрела на меня сверху вниз. – Потому что вы приходили убираться? – Вот именно. Джузеппе кивнул. – Замечательные булочки, – сказал он. – Мы слушаем. Ханна Тунберг продолжала курить, не замечая, что сыплет пепел на юбку. – Этой весной, – продолжала она. – В конце апреля, кажется. Я пришла к нему с уборкой, а его нет. Я подумала – странно, мы же договорились на это время. Джузеппе поднял руку и прервал ее: – А так всегда было? Вы каждый раз заранее договаривались? – Всегда. Он всегда хотел знать точно, когда я приду. Джузеппе кивком попросил ее продолжать. – Так вот, его не было. Я и не знала, что делать. Но я точно знаю, что не перепутала день или там час. Я всегда записывала, на когда мы договорились. – И что дальше? – Я подождала, а его нет и нет. Там у него санки под окном стояли, я на них встала и заглянула в окно. А вдруг заболел? Но дома было пусто. Тогда я подумала про Авраама Андерссона – они иногда встречались. Джузеппе вновь поднял руку: – Откуда вы знаете? – Герберт сам сказал. Говорит, я тут никого не знаю, кроме Эльзы, говорит, и Авраама. – Рассказывайте. – Я подумала, надо туда съездить, я же знала, где он живет. Муж ему как-то чинил смычок, он у меня на все руки, муж. Так я туда и поехала. Постучала в дверь. Долго ждала, пока он откроет. Она раздавила окурок и тут же прикурила другую сигарету. Стефана начало подташнивать от дыма. – Это уже после обеда было, – сказала она, – часа в три. А он не одет. – Что, голый? – удивился Джузеппе. – Я сказала – не одет. Я не сказала – голый. Был бы голый, я бы сказала – голый. Мне рассказывать или вы все время будете меня перебивать? – Я возьму еще булочку и буду молчать, – пообещал Джузеппе. – Продолжайте. – Брюки на нем были. А рубашки не было. И босой. Я спрашиваю, может, он знает, где Герберт. А он говорит – не знаю. И дверь норовит закрыть. Не хочет, чтобы я в дом входила. Я тут же поняла, где собака зарыта. – Он был не один? – Вот именно. – А откуда вы знаете? Видели кого-то? – Не в тот момент, но я все равно поняла. И пошла к своей машине. Она прямо рядом с воротами стояла. Смотрю – а за гаражом еще какая-то машина стоит. Это не Авраама машина, думаю. – Почему вы так подумали? – Сама не знаю. Иногда просто знаешь, и все. С вами такого не бывает? – И что вы делали дальше? – Я уже ключ в замок сунула, надо ехать, думаю, а тут гляжу в заднее зеркало – кто-то из дома выходит. Женщина. Как увидела, что я еще не уехала, – сразу в дом. Джузеппе вытащил фотографию Катрин Андерссон и протянул ей. Она немедленно уронила на снимок пепел. – Нет, – сказала Ханна. – Это была не она. Конечно, не так близко было, а потом, в зеркале много не увидишь, но это была не она. – А кто? Она ответила не сразу. Джузеппе повторил вопрос: – Кто это был, как вы думаете? – Эльза Берггрен. На сто процентов, правда, не ручаюсь. – Почему? – Все было очень быстро. – Но вы же видели ее раньше. И все равно точно сказать не можете? – Я ее видела-то, может, несколько секунд. Она вышла, заметила машину и сразу в дом юркнула. – То есть она не хотела, чтобы ее видели? Ханна Тунберг поглядела на него с удивлением: – И что тут странного? Она в доме, где полуголый мужчина, да к тому же и не муж ей. – Память работает как фотоаппарат, – сказал Джузеппе. – Видит человек что-то – и картинка уже в голове. Чтобы что-то ясно запомнить, необязательно долго смотреть. – Но бывают и нерезкие снимки, правда? – А почему вы раньше об этом не рассказывали? – Вчера только вспомнила. Память у меня не то чтобы очень. Но я подумала – а вдруг это важно? Если только это Эльза Берггрен. У нее тогда, значит, не только с Молином, но и с Андерссоном были дела. И потом, если это и не она была, то уж точно не жена. – Иными словами, вы не на сто процентов уверены, что это была Эльза Берггрен, но на все сто, что это не Катрин Андерссон? – Точно так. У нее опять начался приступ кашля. Она раздраженно придавила сигарету в пепельнице. Потом перевела дыхание, приподнялась на стуле и ничком упала на пол. Кофейник перевернулся. Джузеппе вскочил в ту же секунду и перевернул ее на спину. – Она не дышит, – крикнул он. – Звони в «Скорую». Джузеппе начал делать искусственное дыхание, пока Стефан лихорадочно доставал телефон. Он потом вспоминал все происходящее, как в замедленной съемке. Джузеппе, прильнувший ко рту лежащей на полу женщины и пытающийся вдуть в нее жизнь, медленно поднимающаяся к потолку струйка дыма от непогасшей сигареты в пепельнице. «Скорая помощь» приехала через полчаса. К тому времени Джузеппе сдался. Ханна Тунберг была мертва. Он пошел в кухню и прополоскал рот. Стефан подумал, что он много раз видел мертвых – дорожные происшествия, самоубийства, убийства… Но сейчас он в первый раз осознал, как близка смерть. Только что она держала сигарету в руке и отвечала на вопросы, а сейчас – мертва. Джузеппе вышел во двор встретить «скорую». – Все произошло за секунду, – сказал он медику, проверявшему, действительно ли Ханна мертва. – Мы вообще-то не перевозим трупы, – сказал тот. – Но не оставлять же ее здесь. – Двое полицейских могут засвидетельствовать, что она умерла естественной смертью. Я прослежу, чтобы написали рапорт. «Скорая» уехала. Джузеппе посмотрел на Стефана и покачал головой: – Просто не верится, что это правда. Что это может быть так быстро. Впрочем, лучшей смерти и пожелать нельзя. – Только бы не слишком рано. Они вышли во двор. Собака залаяла. Начинался дождь. – Что она сказала? Муж ушел? Стефан огляделся. Машины на дворе не было. Открытый гараж тоже был пуст. – Скорее уехал, – сказал он. – Лучше подождем. Пошли в дом, чтобы не торчать под дождем. Они сидели молча. Собака лаяла без передышки, потом и она замолчала. – Как ты извещаешь родных о смерти? – спросил Джузеппе. – Мне не приходилось. Я присутствовал несколько раз, но всегда это делали другие. – Один раз я всерьез обдумывал, не уйти ли из полиции, – сказал Джузеппе. – Семь лет назад. Две сестрички, четырех и пяти лет, играли у пруда. Отец отлучился на несколько минут. Мы так и не узнали, как все произошло, только обе утонули. И мне пришлось ехать вместе со священником к матери. Отец был никакой. Он вышел с детьми, чтобы мать могла приготовить еду – у пятилетки был день рождения. Тогда я чуть все не бросил. Это было в первый и последний раз за время службы. Они снова замолчали. Стефан смотрел на ковер, где только что лежала мертвая Ханна Тунберг. На столе лежало вязанье с торчащими спицами. Зазвонил телефон Джузеппе, и оба вздрогнули. Джузеппе ответил. Дождь вдруг усилился, капли застучали по стеклам. Джузеппе очень быстро закончил разговор. – Звонили со «скорой». Они встретили мужа Ханны, он поехал с ними. Можем ехать. Ни один не шевельнулся. – Никогда не знаешь, – сказал Джузеппе. – Вдруг появляется свидетель и сообщает что-то новое, переходит границу, за которой он готов говорить и говорить. Как ты думаешь, она говорила правду? – А зачем ей было врать? Джузеппе подошел к окну. Какой-то миг он стоял, задумчиво глядя на густую сетку дождя. – Не знаю, как в Буросе, – сказал он. – Ничего не знаю про Бурос, кроме того, что это город. Но Свег – не город, Свег – очень маленький поселок с двумя тысячами жителей. Во всем Херьедалене меньше народу, чем в пригороде Стокгольма. И это значит, что тут невозможно что-то скрыть. Он отошел от окна, сел на стул, где сидела Ханна, но тут же вскочил и остался стоять. – Мне надо было бы сказать тебе это до того, как мы сюда приехали. Для меня это настолько очевидно, что я и забыл, что ты не местный. Здесь все – как ангелы, со своими нимбами. Над каждым свой нимб слухов, и Ханна Тунберг – не исключение. – Я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать. Джузеппе мрачно уставился на ковер. – О мертвых плохо не говорят. И, в конце концов, что плохого в любопытстве? Почти все любопытны. Наша работа построена на фактах и любопытстве. – Ты хочешь сказать, она была сплетницей? – Это Эрик утверждает, а Эрик ничего не говорит зря. Пока она рассказывала, я все время об этом думал. Если бы она прожила еще пять минут, я бы успел ее спросить. Теперь уже не спросишь. Он опять подошел к окну. – Мы могли бы провести эксперимент, – продолжил он. – Поставим машину там, где она. И попросим кого-нибудь смотреть в зеркало, а еще кого-нибудь – выйти из дома Андерссона, сосчитать до трех и снова зайти в дом. И я могу тебе сказать заранее: или видишь совершенно ясно, кто там стоит у дверей, или вообще не видишь. – Ты думаешь, она все придумала? – И да и нет. Она не врала. Но я подозреваю, что она либо видела, как кто-то мелькнул за спиной Андерссона, либо подглядывала в окно. Теперь мы этого уже не узнаем. – Но по сути-то все это, получается, правда? – Думаю, что да. Она хотела сообщить нам что-то, что, по ее мнению, важно. Хотя не хотела, чтобы мы знали, каким образом она это узнала. Джузеппе вздохнул. – Заболеваю, – сказал он. – Горло болит. Вернее, пока не болит, но скоро заболит. И голова заболит через пару часов. Поехали? – Только один вопрос, – сказал Стефан. – Точнее, два. Какие выводы мы можем сделать из того, что Ханна видела Эльзу Берггрен? И если это была не Эльза, то кто? И что все это значит? – Это не два вопроса, а три, – сказал Джузеппе. – И все важные. И ни на один мы не можем ответить. Пока, во всяком случае. Они побежали к машине, пригибаясь под дождем. Собака спряталась в конуру и грустно смотрела им вслед. Еще одна грустная собака, подумал Стефан. Интересно, понимает ли она, что произошло? Перед выездом на дорогу Джузеппе остановил машину: – Я должен позвонить Рундстрёму. Подозреваю, что там все еще туман. К тому же по радио обещали штормовой ветер. Он набрал номер. Стефан пытался думать о Елене, но перед глазами все время стояла Ханна Тунберг. Как она хватала воздух ртом, захрипела и умерла. Джузеппе рассказал Рундстрёму про Ханну. Потом начал спрашивать – про туман, про собак, про человека в горах. Они говорили недолго. Джузеппе отложил телефон и пощупал горло. – Каждую простуду воспринимаешь как смертельную болезнь, – сказал он. – Смотри, еще и часа не прошло после смерти Ханны, а я уже ни о чем не могу думать, кроме своей простуды. – О мертвых уже не надо беспокоиться. Джузеппе посмотрел на него: – Я говорю не о ней. Я говорю о своей собственной смерти. Единственная смерть, которая представляет для меня интерес. Стефан треснул кулаком в потолок. Он и сам не знал, почему взорвался. – Ты сидишь и ноешь по поводу своей простуды. А я-то, может быть, и в самом деле умираю. Он выскочил из машины, хлопнув дверцей. Джузеппе вышел за ним. – Я не подумал, – сказал он. Стефан сморщился: – Какая разница? Рак или в глотке запершило? Он сел на место. Джузеппе остался стоять под дождем. Стефан смотрел в окно, на котором расплывались капли дождя. Деревья мерно покачивали ветвями. В глазах у него стояли слезы. Это не из-за дождя он почти ничего не видел. Из-за слез.
Они ехали в Свег. Стефан прислонил голову к боковому стеклу и пытался считать деревья. Сбился и начал снова. Он думал о Елене. О Веронике Молин. Где был он сам, он не знал. В полпервого они остановились у гостиницы. Дождь по-прежнему барабанил о крышу машины. Джузеппе заявил, что проголодался. Они, укрыв головы куртками, добежали до вестибюля. Девушка-администратор поднялась им навстречу. – Срочно позвони Эрику Юханссону, – сказала она Джузеппе. – Он не может тебя найти. Джузеппе достал из кармана мобильник и выругался – телефон был отключен. Он набрал пин-код и сел на диван. Стефан листал брошюру на стойке – «Старые коровники в Херьедалене». Перед глазами все время умирала Ханна Тунберг. Девушка разыскивала что-то в папке с бумагами. Джузеппе говорил с Эриком Юханссоном. Стефан подумал, что больше всего ему хотелось бы заняться онанизмом. Единственный способ как-то завершить прошедшую ночь. И может быть, в какой-то степени оправдать свое предательство по отношению к Елене. Джузеппе поднялся. Стефан сразу заметил, что он чем-то обеспокоен. – Что-то случилось? Девушка смотрела на них с нескрываемым любопытством. Стефан обратил внимание, что у нее точно такой компьютер, как и у Вероники Молин. Джузеппе взял Стефана под руку и повел в пустой ресторан. – Тот тип, похоже, ушел в тумане, – сказал он. – И еще угнал по пути какую-то машину. Стефан смотрел на него непонимающе. – Эрик зашел домой поесть, – продолжил Джузеппе, – и обнаружил, что дом взломан. Украли пистолет и винтовку. Маузер. Плюс патроны и оптический прицел. Это могло произойти только сегодня, рано утром. Джузеппе вновь обхватил пальцами горло. – Конечно, может быть, это и не он. Но он где-то рядом, он угрожает Эльзе Берггрен, он что-то хочет, а мы не можем понять что. Ему зачем-то опять нужно оружие, от старого он, если не дурак, избавился. У кого наверняка есть оружие? Ход его мыслей прост – у полицейского! – Тогда он должен знать, что Эрика Юханссона зовут Эрик Юханссон и что он к тому же полицейский. И где он живет. Как он мог это разузнать? И когда? – Не знаю. Мы должны вернуться немного назад. Где-то мы что-то прозевали. Джузеппе прикусил губу. – Мы начинали искать одного преступника, который пытался убедить нас, что их два. Теперь я думаю, что, может быть, он все-таки один. Он пытается раздвоиться, чтобы натолкнуть нас на ложный след.
|