27

Когда он проснулся, Вероники Молин уже не было. На экране компьютера светилась надпись: «Я ушла. Исчезни до моего возвращения. Мне нравятся мужчины, которые не храпят. Ты – один из них».

Стефан вышел из номера, завернувшись в простыню. На лестнице он встретил уборщицу, она улыбнулась и пожелала ему доброго утра. Я был здорово пьян, подумал он. Я говорил с Еленой, но совершенно не помню, что ей сказал, помню только, что врал. Он сел на постель и потянулся за мобильным телефоном. Там было сообщение – пропущенный звонок. Перебирая кнопки, он нашел номер. Звонила Елена. В животе екнуло. Он лег и укрылся с головой одеялом, как в детстве, когда хотел сделаться невидимым. А интересно, Джузеппе тоже так делает? – мелькнула мысль. А Вероника Молин? Вероника, которая уже почти спала, когда он накануне вечером явился к ней в номер. Она решительно отвергла все его попытки, похлопала по руке и сказала, чтобы он ложился. Он был возбужден до крайности, но все же прислушался к голосу рассудка и оставил ее в покое.

Он никогда раньше не врал Елене. А теперь что-то наплел ни с того ни с сего и не был уверен, что расстроен по этому поводу. Он решил полежать до девяти, а потом позвонить ей. До девяти он так и будет лежать, укрывшись с головой и притворяясь, что его нет.

В девять часов он позвонил. Она ответила сразу.

– Я спал, – сказал он, – не слышал звонка. В первый раз выспался за много, много дней.

– Я испугалась чего-то, – сказала она. – Что-то мне приснилось, не знаю что.

– Все в порядке. Но я нервничаю. Дни просто летят. Скоро девятнадцатое.

– Все будет хорошо.

– У меня рак, Елена. Если у человека рак, он всегда должен считаться с тем, что может умереть.

– Врач этого не говорила.

– Она не может знать. Никто не может этого знать.

– Когда ты приедешь?

– Скоро. Я пойду на похороны Молина во вторник. Думаю, что в среду прилечу. Я позвоню и скажу.

– Позвонишь вечером?

– Да.

Он даже вспотел. Ему не нравилось, что он так легко врет. Стефан встал. Лежа в постели, он так и будет себя грызть. Он оделся и спустился в вестибюль. Там была его старая знакомая администраторша.

– Сегодня у тебя будут менять телевизор. Когда тебе удобнее?

– Когда угодно. Джузеппе Ларссон здесь?

– По-моему, он не ночевал у себя в номере. Ключ у меня. Поймали кого-нибудь?

– Нет.

Он двинулся к двери в ресторан, но остановился:

– А Вероника Молин?

– Я пришла в шесть и встретила ее на выходе.

Стефан пытался вспомнить, что еще он хотел у нее спросить, но никак не мог.

Его тошнило с похмелья. Он выпил стакан молока и присел с чашкой кофе. В кармане зазвонил телефон – это был Джузеппе.

– Проснулся?

– Относительно. Пью кофе. А ты?

– Поспал пару часов у Эрика в кабинете.

– Что-нибудь произошло?

– Всегда что-нибудь происходит. Но в Фюнесдалене по-прежнему туман. Рундстрём говорит, все стоит на месте. Они ждут. Как только туман рассеется, опять пустят собак. Чем ты занят? Кроме того, что пьешь кофе?

– Ничем.

– Тогда я заеду. Хотелось бы вместе навестить одного человека.

Через десять минут Джузеппе буквально ворвался в ресторан. Глаза красные и воспаленные, небрит, но полон энергии. Он взял чашку кофе и плюхнулся напротив Стефана.

– Помнишь такое имя – Ханна Тунберг?

Стефан подумал и покачал головой.

– Та, что нашла труп. Она убиралась у Молина раз в две недели.

– Теперь помню. Я читал о ней в твоей папке.

Джузеппе наморщил лоб.

– Кажется, это было сто лет назад. А прошло всего две недели.

Он покачал головой, как будто только что открыл неравномерное течение жизни.

– Что-то случилось с ее мужем, – вспомнил Стефан.

– У него был шок, когда он увидел тело Молина на опушке. Но дело не в нем. Мы пару раз основательно с ней беседовали. Выяснилось, что она совершенно не знала Герберта Молина, хоть и убиралась у него. Он никогда не оставлял ее одну, всегда следил за ней, не позволял убирать комнату для гостей – ту, где он держал свою куклу. Она считает, что он был высокомерный и малоприятный тип. Но платил хорошо.

Джузеппе отставил чашку.

– Она позвонила утром и сказала, что немного отошла, подумала и что у нее есть еще кое-что нам рассказать. Сейчас я еду туда, и подумал, может быть, тебе тоже интересно.

– Конечно.

Джузеппе достал из пакета фотографию в рамке со стеклом. Со снимка глядела женщина лет шестидесяти.

– Знаешь, кто это?

– Нет.

– Катрин Андерссон. Вдова Авраама Андерссона.

– И зачем ты таскаешь с собой ее портрет?

– Затем, что меня попросила Ханна Тунберг. Она хотела увидеть, как выглядит жена Авраама Андерссона. Почему – не знаю. Но я послал одного паренька утром в Дунчеррет за фотографией.

Джузеппе допил кофе и встал.

– Ханна живет в Иттерберге, – сказал он. – Это недалеко.

Дом, старинный и ухоженный, стоял на самой опушке леса. Когда они ставили машину, выскочил пес и залаял. Во дворе возле ржавого трактора стояла женщина, ожидая, пока они подойдут.

– Ханна Тунберг, – сказал Джузеппе. – Она одета точно так же, как тогда, когда я ее видел в последний раз. Она принадлежит к практически вымершему типу людей.

– Какому?

– Тех, кто приодевается для встречи с полицией. Спорим, что она испекла булочки?

Он улыбнулся и вылез из машины.

Джузеппе представил Ханне Стефана. Стефан никак не мог определить ее возраст: ей, скорее всего, было около шестидесяти, но, может быть, и пятьдесят.

– Я поставила кофе, – сказала она. – Муж ушел.

– Надеюсь, не из-за нашего приезда? – спросил Джузеппе.

– Он у меня немного странный, – сказала Ханна. – Не особенно любит иметь дело с полицией. Хотя очень, очень порядочный человек.

– Не сомневаюсь, – сказал Джузеппе. – Можно войти?

В доме пахло табаком, собакой и брусникой. В гостиной на стенах висели оленьи рога, коврики и несколько картин, изображающих лес. Ханна Тунберг отодвинула вязанье, зажгла сигарету, затянулась и тяжко закашлялось. В легких у нее скрипело и свистело. Стефан заметил, что кончики пальцев у нее желтые. Она принесла кофе и разлила по чашкам. На столе стояло блюдо с булочками.

– Теперь можем поговорить спокойно, – сказал Джузеппе. – Вы сказали, что все обдумали. Хотите что-то рассказать?

– Я, понятно, не знаю, может, это и не важно.

– Заранее никогда не знаешь. Мы слушаем.

– Это насчет той дамы, что заезжала к Герберту.

– Вы имеете в виду Эльзу Берггрен?

– Я ее несколько раз у него заставала. Приду с уборкой, а она там. Но она сразу уезжала. По-моему, она странноватая.

– В каком смысле?

– Больно заносчивая. Не люблю, кто задается. И Герберт Молин тоже был такой.

– Она что-то такое вам сказала, что вам показалось, что она задается?

– Нет, вроде бы нет, но я это чувствую. Она смотрела на меня сверху вниз.

– Потому что вы приходили убираться?

– Вот именно.

Джузеппе кивнул.

– Замечательные булочки, – сказал он. – Мы слушаем.

Ханна Тунберг продолжала курить, не замечая, что сыплет пепел на юбку.

– Этой весной, – продолжала она. – В конце апреля, кажется. Я пришла к нему с уборкой, а его нет. Я подумала – странно, мы же договорились на это время.

Джузеппе поднял руку и прервал ее:

– А так всегда было? Вы каждый раз заранее договаривались?

– Всегда. Он всегда хотел знать точно, когда я приду.

Джузеппе кивком попросил ее продолжать.

– Так вот, его не было. Я и не знала, что делать. Но я точно знаю, что не перепутала день или там час. Я всегда записывала, на когда мы договорились.

– И что дальше?

– Я подождала, а его нет и нет. Там у него санки под окном стояли, я на них встала и заглянула в окно. А вдруг заболел? Но дома было пусто. Тогда я подумала про Авраама Андерссона – они иногда встречались.

Джузеппе вновь поднял руку:

– Откуда вы знаете?

– Герберт сам сказал. Говорит, я тут никого не знаю, кроме Эльзы, говорит, и Авраама.

– Рассказывайте.

– Я подумала, надо туда съездить, я же знала, где он живет. Муж ему как-то чинил смычок, он у меня на все руки, муж. Так я туда и поехала. Постучала в дверь. Долго ждала, пока он откроет.

Она раздавила окурок и тут же прикурила другую сигарету. Стефана начало подташнивать от дыма.

– Это уже после обеда было, – сказала она, – часа в три. А он не одет.

– Что, голый? – удивился Джузеппе.

– Я сказала – не одет. Я не сказала – голый. Был бы голый, я бы сказала – голый. Мне рассказывать или вы все время будете меня перебивать?

– Я возьму еще булочку и буду молчать, – пообещал Джузеппе. – Продолжайте.

– Брюки на нем были. А рубашки не было. И босой. Я спрашиваю, может, он знает, где Герберт. А он говорит – не знаю. И дверь норовит закрыть. Не хочет, чтобы я в дом входила. Я тут же поняла, где собака зарыта.

– Он был не один?

– Вот именно.

– А откуда вы знаете? Видели кого-то?

– Не в тот момент, но я все равно поняла. И пошла к своей машине. Она прямо рядом с воротами стояла. Смотрю – а за гаражом еще какая-то машина стоит. Это не Авраама машина, думаю.

– Почему вы так подумали?

– Сама не знаю. Иногда просто знаешь, и все. С вами такого не бывает?

– И что вы делали дальше?

– Я уже ключ в замок сунула, надо ехать, думаю, а тут гляжу в заднее зеркало – кто-то из дома выходит. Женщина. Как увидела, что я еще не уехала, – сразу в дом.

Джузеппе вытащил фотографию Катрин Андерссон и протянул ей. Она немедленно уронила на снимок пепел.

– Нет, – сказала Ханна. – Это была не она. Конечно, не так близко было, а потом, в зеркале много не увидишь, но это была не она.

– А кто?

Она ответила не сразу. Джузеппе повторил вопрос:

– Кто это был, как вы думаете?

– Эльза Берггрен. На сто процентов, правда, не ручаюсь.

– Почему?

– Все было очень быстро.

– Но вы же видели ее раньше. И все равно точно сказать не можете?

– Я ее видела-то, может, несколько секунд. Она вышла, заметила машину и сразу в дом юркнула.

– То есть она не хотела, чтобы ее видели?

Ханна Тунберг поглядела на него с удивлением:

– И что тут странного? Она в доме, где полуголый мужчина, да к тому же и не муж ей.

– Память работает как фотоаппарат, – сказал Джузеппе. – Видит человек что-то – и картинка уже в голове. Чтобы что-то ясно запомнить, необязательно долго смотреть.

– Но бывают и нерезкие снимки, правда?

– А почему вы раньше об этом не рассказывали?

– Вчера только вспомнила. Память у меня не то чтобы очень. Но я подумала – а вдруг это важно? Если только это Эльза Берггрен. У нее тогда, значит, не только с Молином, но и с Андерссоном были дела. И потом, если это и не она была, то уж точно не жена.

– Иными словами, вы не на сто процентов уверены, что это была Эльза Берггрен, но на все сто, что это не Катрин Андерссон?

– Точно так.

У нее опять начался приступ кашля. Она раздраженно придавила сигарету в пепельнице.

Потом перевела дыхание, приподнялась на стуле и ничком упала на пол. Кофейник перевернулся. Джузеппе вскочил в ту же секунду и перевернул ее на спину.

– Она не дышит, – крикнул он. – Звони в «Скорую».

Джузеппе начал делать искусственное дыхание, пока Стефан лихорадочно доставал телефон. Он потом вспоминал все происходящее, как в замедленной съемке. Джузеппе, прильнувший ко рту лежащей на полу женщины и пытающийся вдуть в нее жизнь, медленно поднимающаяся к потолку струйка дыма от непогасшей сигареты в пепельнице. «Скорая помощь» приехала через полчаса. К тому времени Джузеппе сдался. Ханна Тунберг была мертва. Он пошел в кухню и прополоскал рот. Стефан подумал, что он много раз видел мертвых – дорожные происшествия, самоубийства, убийства… Но сейчас он в первый раз осознал, как близка смерть. Только что она держала сигарету в руке и отвечала на вопросы, а сейчас – мертва.

Джузеппе вышел во двор встретить «скорую».

– Все произошло за секунду, – сказал он медику, проверявшему, действительно ли Ханна мертва.

– Мы вообще-то не перевозим трупы, – сказал тот. – Но не оставлять же ее здесь.

– Двое полицейских могут засвидетельствовать, что она умерла естественной смертью. Я прослежу, чтобы написали рапорт.

«Скорая» уехала. Джузеппе посмотрел на Стефана и покачал головой:

– Просто не верится, что это правда. Что это может быть так быстро. Впрочем, лучшей смерти и пожелать нельзя.

– Только бы не слишком рано.

Они вышли во двор. Собака залаяла. Начинался дождь.

– Что она сказала? Муж ушел?

Стефан огляделся. Машины на дворе не было. Открытый гараж тоже был пуст.

– Скорее уехал, – сказал он.

– Лучше подождем. Пошли в дом, чтобы не торчать под дождем.

Они сидели молча. Собака лаяла без передышки, потом и она замолчала.

– Как ты извещаешь родных о смерти? – спросил Джузеппе.

– Мне не приходилось. Я присутствовал несколько раз, но всегда это делали другие.

– Один раз я всерьез обдумывал, не уйти ли из полиции, – сказал Джузеппе. – Семь лет назад. Две сестрички, четырех и пяти лет, играли у пруда. Отец отлучился на несколько минут. Мы так и не узнали, как все произошло, только обе утонули. И мне пришлось ехать вместе со священником к матери. Отец был никакой. Он вышел с детьми, чтобы мать могла приготовить еду – у пятилетки был день рождения. Тогда я чуть все не бросил. Это было в первый и последний раз за время службы.

Они снова замолчали. Стефан смотрел на ковер, где только что лежала мертвая Ханна Тунберг. На столе лежало вязанье с торчащими спицами. Зазвонил телефон Джузеппе, и оба вздрогнули. Джузеппе ответил. Дождь вдруг усилился, капли застучали по стеклам. Джузеппе очень быстро закончил разговор.

– Звонили со «скорой». Они встретили мужа Ханны, он поехал с ними. Можем ехать.

Ни один не шевельнулся.

– Никогда не знаешь, – сказал Джузеппе. – Вдруг появляется свидетель и сообщает что-то новое, переходит границу, за которой он готов говорить и говорить. Как ты думаешь, она говорила правду?

– А зачем ей было врать?

Джузеппе подошел к окну. Какой-то миг он стоял, задумчиво глядя на густую сетку дождя.

– Не знаю, как в Буросе, – сказал он. – Ничего не знаю про Бурос, кроме того, что это город. Но Свег – не город, Свег – очень маленький поселок с двумя тысячами жителей. Во всем Херьедалене меньше народу, чем в пригороде Стокгольма. И это значит, что тут невозможно что-то скрыть.

Он отошел от окна, сел на стул, где сидела Ханна, но тут же вскочил и остался стоять.

– Мне надо было бы сказать тебе это до того, как мы сюда приехали. Для меня это настолько очевидно, что я и забыл, что ты не местный. Здесь все – как ангелы, со своими нимбами. Над каждым свой нимб слухов, и Ханна Тунберг – не исключение.

– Я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать.

Джузеппе мрачно уставился на ковер.

– О мертвых плохо не говорят. И, в конце концов, что плохого в любопытстве? Почти все любопытны. Наша работа построена на фактах и любопытстве.

– Ты хочешь сказать, она была сплетницей?

– Это Эрик утверждает, а Эрик ничего не говорит зря. Пока она рассказывала, я все время об этом думал. Если бы она прожила еще пять минут, я бы успел ее спросить. Теперь уже не спросишь.

Он опять подошел к окну.

– Мы могли бы провести эксперимент, – продолжил он. – Поставим машину там, где она. И попросим кого-нибудь смотреть в зеркало, а еще кого-нибудь – выйти из дома Андерссона, сосчитать до трех и снова зайти в дом. И я могу тебе сказать заранее: или видишь совершенно ясно, кто там стоит у дверей, или вообще не видишь.

– Ты думаешь, она все придумала?

– И да и нет. Она не врала. Но я подозреваю, что она либо видела, как кто-то мелькнул за спиной Андерссона, либо подглядывала в окно. Теперь мы этого уже не узнаем.

– Но по сути-то все это, получается, правда?

– Думаю, что да. Она хотела сообщить нам что-то, что, по ее мнению, важно. Хотя не хотела, чтобы мы знали, каким образом она это узнала.

Джузеппе вздохнул.

– Заболеваю, – сказал он. – Горло болит. Вернее, пока не болит, но скоро заболит. И голова заболит через пару часов. Поехали?

– Только один вопрос, – сказал Стефан. – Точнее, два. Какие выводы мы можем сделать из того, что Ханна видела Эльзу Берггрен? И если это была не Эльза, то кто? И что все это значит?

– Это не два вопроса, а три, – сказал Джузеппе. – И все важные. И ни на один мы не можем ответить. Пока, во всяком случае.

Они побежали к машине, пригибаясь под дождем. Собака спряталась в конуру и грустно смотрела им вслед. Еще одна грустная собака, подумал Стефан. Интересно, понимает ли она, что произошло?

Перед выездом на дорогу Джузеппе остановил машину:

– Я должен позвонить Рундстрёму. Подозреваю, что там все еще туман. К тому же по радио обещали штормовой ветер.

Он набрал номер. Стефан пытался думать о Елене, но перед глазами все время стояла Ханна Тунберг. Как она хватала воздух ртом, захрипела и умерла.

Джузеппе рассказал Рундстрёму про Ханну. Потом начал спрашивать – про туман, про собак, про человека в горах.

Они говорили недолго. Джузеппе отложил телефон и пощупал горло.

– Каждую простуду воспринимаешь как смертельную болезнь, – сказал он. – Смотри, еще и часа не прошло после смерти Ханны, а я уже ни о чем не могу думать, кроме своей простуды.

– О мертвых уже не надо беспокоиться.

Джузеппе посмотрел на него:

– Я говорю не о ней. Я говорю о своей собственной смерти. Единственная смерть, которая представляет для меня интерес.

Стефан треснул кулаком в потолок. Он и сам не знал, почему взорвался.

– Ты сидишь и ноешь по поводу своей простуды. А я-то, может быть, и в самом деле умираю.

Он выскочил из машины, хлопнув дверцей.

Джузеппе вышел за ним.

– Я не подумал, – сказал он.

Стефан сморщился:

– Какая разница? Рак или в глотке запершило?

Он сел на место. Джузеппе остался стоять под дождем.

Стефан смотрел в окно, на котором расплывались капли дождя. Деревья мерно покачивали ветвями. В глазах у него стояли слезы. Это не из-за дождя он почти ничего не видел. Из-за слез.

Они ехали в Свег. Стефан прислонил голову к боковому стеклу и пытался считать деревья. Сбился и начал снова. Он думал о Елене. О Веронике Молин. Где был он сам, он не знал.

В полпервого они остановились у гостиницы. Дождь по-прежнему барабанил о крышу машины. Джузеппе заявил, что проголодался. Они, укрыв головы куртками, добежали до вестибюля.

Девушка-администратор поднялась им навстречу.

– Срочно позвони Эрику Юханссону, – сказала она Джузеппе. – Он не может тебя найти.

Джузеппе достал из кармана мобильник и выругался – телефон был отключен. Он набрал пин-код и сел на диван. Стефан листал брошюру на стойке – «Старые коровники в Херьедалене». Перед глазами все время умирала Ханна Тунберг. Девушка разыскивала что-то в папке с бумагами. Джузеппе говорил с Эриком Юханссоном.

Стефан подумал, что больше всего ему хотелось бы заняться онанизмом. Единственный способ как-то завершить прошедшую ночь. И может быть, в какой-то степени оправдать свое предательство по отношению к Елене. Джузеппе поднялся. Стефан сразу заметил, что он чем-то обеспокоен.

– Что-то случилось?

Девушка смотрела на них с нескрываемым любопытством. Стефан обратил внимание, что у нее точно такой компьютер, как и у Вероники Молин.

Джузеппе взял Стефана под руку и повел в пустой ресторан.

– Тот тип, похоже, ушел в тумане, – сказал он. – И еще угнал по пути какую-то машину.

Стефан смотрел на него непонимающе.

– Эрик зашел домой поесть, – продолжил Джузеппе, – и обнаружил, что дом взломан. Украли пистолет и винтовку. Маузер. Плюс патроны и оптический прицел. Это могло произойти только сегодня, рано утром.

Джузеппе вновь обхватил пальцами горло.

– Конечно, может быть, это и не он. Но он где-то рядом, он угрожает Эльзе Берггрен, он что-то хочет, а мы не можем понять что. Ему зачем-то опять нужно оружие, от старого он, если не дурак, избавился. У кого наверняка есть оружие? Ход его мыслей прост – у полицейского!

– Тогда он должен знать, что Эрика Юханссона зовут Эрик Юханссон и что он к тому же полицейский. И где он живет. Как он мог это разузнать? И когда?

– Не знаю. Мы должны вернуться немного назад. Где-то мы что-то прозевали.

Джузеппе прикусил губу.

– Мы начинали искать одного преступника, который пытался убедить нас, что их два. Теперь я думаю, что, может быть, он все-таки один. Он пытается раздвоиться, чтобы натолкнуть нас на ложный след.