Глава 16

Я проснулась и никак не могла понять, где нахожусь. На улице было темно, как в сумерках, и шторм все еще продолжался. По дому гулял ветер. Больше ничего не было слышно. Мейрел рядом со мной на кровати не было.

Я села. Голова болела так, как будто меня ударили поленом. Глухая, ноющая боль давила изнутри на глаза, которые я могла открыть только наполовину. Должно быть, я проспала часа четыре. Что же произошло? Я у сестры. «Дюны», Берген-ан-Зее. Мне угрожали. А вообще-то я должна быть сейчас в Утрехте, вместе с группой.

Пошатываясь, я встала с кровати, ноги почувствовали холодный, гладкий пол. Меня пробирала дрожь. Где тут свет? Я ощупала пальцами стену и нашла выключатель. На столе стояли цветы, наша одежда была сложена аккуратными стопочками в шкафу. Это сестра положила ее в шкаф, а я так ничего и не заметила. Должно быть, у меня было что-то вроде комы.

Я надела спортивные носки, свои старые тренировочные брюки, уютный свитер и вышла из комнаты. Внизу возбужденно разговаривали дети.

Вольф стоял в кухне на табуретке, рукава закатаны, и месил что-то в большой белой миске. Весь в муке, рот до ушей. Мейрел резала на большой доске перец, высунув язык, голова обвязана полотенцем. Анс стояла перед своей гигантской плитой из нержавейки и помешивала что-то в кастрюле.

Кухня выглядела так, как будто в ней никогда не сварили и яйца. На длинном столе из черного гранита не было ничего, кроме кофеварки.

— Мама! — завопил Вольф. — Ты проснулась? А мы тут собираемся печь для тебя пиццу. Тетя Анс разрешила мне делать тесто, а Мейрел позволила резать ножом!

— Хочешь винца? — спросила Анс. — Садись-ка. У меня чудесное пино гриджио.

Она поставила стакан мне под нос, пододвинула пепельницу и протянула баночку оливок.

— Мы были на пляже, там лежит во-от такая огромная куча пены. Мне разрешили по ней побегать! А тетя Анс потом постирала мои брюки. А потом мы ели жареную картошку. С рыбой. Как она называется? — Вольф посмотрел на мою сестру.

— Соленая треска.

— Да, соленая треска. С соусом. И с кока-колой.

Мейрел закончила резать и принялась за шампиньоны.

Она очищала белую мякоть грибов и резала их аккуратными тонкими ломтиками:

— Я проснулась, а ты все еще спала. И я спустилась вниз. Тетя Анс сделала мне тосты.

— Ну вот, томатный соус готов. Теперь подождем, пока поднимется тесто, и потом можно будет класть начинку. — Анс вытерла руки о фартук, взяла бутылку белого вина и налила себе.

— Пойдите посмотрите телевизор. — Дети выбежали из кухни, и Анс села напротив меня.

— Ну, ты выспалась?

Я кивнула.

— Ты представляешь? Я возилась в твоем шкафу, а ты даже не проснулась.

Я наколола оливку на коктейльную палочку с маленькой ракушкой на конце.

— Странно, заснуть так крепко посреди дня. Обычно у меня так не получается. Начинаю копаться в мыслях и обвинять себя во всех смертных грехах.

— Тебе нужно было выспаться хорошенько. После такого стресса. Сейчас ты вне опасности, организм должен набраться сил. Дай ему волю. Мне так приятно повозиться с детьми. У меня никогда не было возможности по-настоящему познакомиться с ними.

— Ты прекрасно с ними справляешься.

— Да что ты, они у тебя такие паиньки.

— Дома они ничего подобного не делают. Если я их прошу накрыть на стол или помочь мне мыть посуду, они сразу начинают пищать и ссориться.

— У тебя замечательные дети. Ты можешь ими гордиться.

Я покраснела и подавила в себе попытку рассказать, чем они не такие уж и замечательные.

— Только Мейрел немного напугана, но это естественно.

— Почему естественно?

— Ей пришлось много пережить, ведь правда? При ней ушли два отца. И я не знаю, правильно ли было, что ты рассказала ей про эти письма…

— Я должна была это сделать, Анс. Ей уже восемь лет. Она спрашивала, почему мы должны были так внезапно уехать из Амстердама. И я не хочу ей врать. Кроме того, она должна быть осторожной…

— Не знаю, может ли восьмилетний ребенок выдержать такую ответственность. А Мейрел очень ответственная девочка. За себя и за своего братишку. Ее очень напугал твой рассказ. Она говорит, что не может оставлять тебя одну.

Значит, и здесь я ошиблась.

— А что мне было делать? Мейрел умная девочка, она же прекрасно понимает, что мы уехали не просто так.

— Во всяком случае теперь самое важное, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Нельзя показывать детям свой страх.

— Я знаю…

Я глубоко вздохнула, меня опять одолевали сомнения.

— Мария… — Анс положила свою руку на мою. — Это не так страшно! Я очень хорошо понимаю, почему ты это сделала. Мне, конечно, легко говорить, это не мои дети…

Я отдернула руку.

— Вот именно! Поэтому позволь мне самой их воспитывать. Я постараюсь, хорошо? И эта педагогическая болтовня… Может быть, это твоя профессия, но если бы это действительно были твои дети, тебе бы это показалось очень странным. Все совсем не так просто, как написано в твоих книжках. Дети иногда задают очень трудные вопросы, на которые ты сама не знаешь ответа. Теперь не так, как раньше, когда маме достаточно было моргнуть глазами, и мы делали то, что она просит. Мои дети бросаются спорить обо всем. И отказываются делать то, что я прошу. Они ведут себя по-хамски, ссорятся целыми днями напролет. Я иногда так от них устаю!

— Давай не будем ссориться. Все будет хорошо. Успокойся. Пойдем. Надо делать пиццу.

Анс позвала детей. Я тоже хотела встать, но меня била дрожь, и ноги были как резиновые. Я ничего не могла есть. Волна тошноты сжала желудок, и я едва добралась до туалета. Меня выворачивало наизнанку в пахнувший эвкалиптом унитаз. Как будто из меня выходили остатки сил. Кислое белое вино жгло пищевод.

Конечно, Анс была права. Я не должна была рассказывать все дочери. И что это мне пришло в голову говорить ей, что я считаю воспитание детей таким трудным делом? Чего я хотела этим достичь? Она просто раздражала меня. Эта веселая, уютная атмосфера дома любимой тетушки, эта суета в кухне. Мне было больно видеть, как дети наслаждаются всем этим. Как они счастливы, что она уделяет им столько внимания, которое должна была уделять им я.