Глава 9

Каждый раз, начиная новое расследование, Демин с опаской ожидал того момента, когда подшиты в дело первые протоколы допросов, показания, справки, когда уже вроде бы пора приступать к решительным действиям, а он к этому еще не готов. И подступала легкая растерянность. Казалось бы, проведены все необходимые меры, сделано все, что можно, а разгадка так же далека. И тогда Демин одевался и выходил, как он говорил, камни считать. Это означало, что он будет бродить по пустынным улицам и гнать перед собой камешек, пока тот не затеряется в траве. Тогда он находил следующий камешек и опять гнал его перед собой…

Его обычный маршрут начинался в районе речного вокзала и тянулся вдоль берега по набережной, заканчиваясь среди вырытых котлованов нового микрорайона. Он доходил до того места, где обрывались каменные плиты набережной и начинались песчаные дюны, высохшие заросли полыни, и поворачивал обратно. На такую прогулку уходило не меньше трех часов, и этого оказывалось достаточно, чтобы физической усталостью подавить в себе раздраженность, неуверенность, принять здравое решение.

Утром Демин получил рапорт со станции, которую удалось установить по рассказам и описаниям Сухова. Дежурный подтвердил, что действительно неделю назад едва ли не весь день на перроне околачивались два странных типа, ожидавших, видимо, какой-то поезд. В рапорте подробно описывалось, как уже под вечер один из них вдруг бросился бежать за товарняком, уцепился за последний вагон и уехал. Второй предъявил документы на имя Сухова, подозрений не вызвал. Поскольку денег у него с собой не оказалось, милиционер попросил бригадира проходящего на Москву поезда подбросить парня. Описания внешности, на которые не поскупился дежурный, полностью совпадали с показаниями Сухова. Пришел и рапорт дежурного милиционера — растерянный, виноватый, путаный.

— Начнем, — вслух проговорил Демин, посылая камешек далеко вперед. — Принимаем за истину то, что можно считать доказанным, — десять дней назад неизвестный гражданин совершил убийство. Погиб геодезист Фетисов. Будем считать, что неизвестного звали Николаем. Через несколько дней после преступления Сухов и Николай отбыли из города. На небольшой станции они расстались. Это мы уяснили. Но! В этом месте наметилось расхождение: Сухов говорит, что он ушел от Николая вполне достойно, а милиционер и дежурный утверждают иное — тот позорно бежал. Сути дела это не меняет. Объясним это естественным желанием Сухова приукрасить себя. В то же время будем иметь в виду, что он не прочь соврать. Что происходит дальше? Сухов возвращается в город и от перенесенных волнений заболевает. Став на ноги, явился с повинной. Весьма подробно описал свои похождения. Все или почти все подтверждается. Спасибо, Сухов. Пока можете быть свободны.

Дальше — Фетисов Владимир Семенович. Человек достаточно безалаберный, если судить о нем со слов жены и начальника изыскательного отдела. Вполне возможно, что жена его любила, но всерьез не воспринимала. Она стыдилась его. И любила и стыдилась — так бывает. Может ли она быть замешанной в преступлении? Конечно. Но муж ей ни в чем не мешал. Если верить Наталье Анатольевне, она в любой момент могла просто дать ему под зад коленом. Похоже, что она рано или поздно сделала бы это. Но Фетисов убит. Да еще и утоплен для верности…

«Ну, Фетисов, за что же вас все-таки убили?»

«А за что убивают?» — Демин почти услышал этот вопрос, произнесенный тихо, но внятно.

«Вот так, Фетисов, как убили вас, убивают нечасто… Что же могло быть общего у вас с этим таинственным Николаем?»

«Это уже не имеет значения… Мне сейчас все равно».

«Согласен. Но это далеко не безразлично вашей жене, друзьям, знакомым… Да и человечеству, в конце концов, не все равно!»

«Человечество прекрасно без меня обойдется».

«Нисколько в этом не сомневаюсь, — Демин опять послал камешек вперед, заприметил, где он остановился, и, чуть изменив направление, размеренно зашагал к нему. Осторожно скосив глаза в сторону, он увидел — а почему бы и нет? — увидел шагающие рядом с ним размокшие туфли, оставляющие на асфальте влажные отпечатки, увидел мокрые полы плаща, с которого стекала вода. — А скажите мне, Фетисов, не кажется ли вам странным поведение Сухова?»

«Сухов мог меня спасти».

«Конечно, не дай он Николаю лодку, откажись помогать ему, вполне возможно, что через час-другой вы пришли бы в себя и преспокойно отправились домой».

Облокотившись о массивную гранитную глыбу набережной, Демин рассматривал тающие в осенней дымке очертания противоположного берега. Да, у Сухова просматривается второе дно.

Демин покосился чуть в сторону, как если бы рядом с ним пристроился Сухов, по своему обыкновению втянув голову в плечи, будто в ожидании удара…

«Почему вы темните, Сухов? То вы ушли от Николая, то выясняется, что вы от него сбежали… Дело не просто в том, каким способом вы от него избавились. Ушли или сбежали — в этом суть ваших взаимоотношений… Почему вы поехали с Николаем на станцию? Зачем?»

«Не знаю… Может быть, он хотел, чтобы я помог ему в чем-нибудь…»

«Темните, Сухов. Перед тем как оказаться на той станции, вы долго толклись на большом, многолюдном вокзале, стояли в очереди за билетами, ждали поезда… Неужели у вас не было возможности нырнуть в толпу? К нам-то вы явились, лишь убедившись, что Николай уехал из Москвы. О чем это говорит?»

«Вы можете толковать мои поступки как угодно», — кажется, с обидой проговорил Сухов.

«Нет, Сухов, я не своевольничаю. Вот вам четкий вопрос: почему вы не пришли с повинной, когда Николай был в городе? Вы пришли, лишь когда он уехал, и все свалили на него. Вывод может быть такой: вы, Сухов, не хотите, чтобы мы задержали Николая. Вы нам много чего рассказали, но при этом не обронили ни словечка, которое могло бы навести на след Николая».

«Понимаю, вам нужен виновник. Николая вы поймать не можете и готовы все свалить на меня».

«Не кривляйтесь, Сухов. Скажите, зачем вы ходили на берег перед тем, как явиться с повинной? Что вы там искали? Камень? Нет. Ведь вы не знали о его существовании, преступление произошло без вас — если принять вашу версию. В таком случае зачем вы бросили его в воду?»

«Я уже говорил — сделал это бессознательно… Мне казалось, что будет легче… психологически легче, если я уберу с глаз этот камень».

«Откуда вам было знать, что это и есть орудие преступления?.. Хорошо, так и запишем — психологический срыв. Но такое объяснение можно было бы принять, если бы камень был свидетелем вашего падения, позора, понимаете? Но камень вас ни в чем не уличал, наоборот, он подтверждал то, что Николая вы увидели лишь на тропинке у дома, что все произошло без вас…»

«Если бы я обо всем так подробно подумал, то обязательно сохранил бы камень, даже принес бы вам его в пакете», — Демин почти услышал, как хихикнул Сухов.

«Продолжим. Ваш сосед утверждает, что на тропинке к вам никто не подходил. Он даже припомнил интересную подробность — не опуская ведер на землю, вы ногой открыли калитку и успели пройти в нее до того, как она захлопнулась. А вы настаиваете на том, что к вам привязался Николай, попросил напиться, велел слить ему на руки…»

«Что же из этого следует?»

«Смотрите, Сухов, если принять за истину каждое ваше слово, то что же получается… Николай, совершив всего несколько минут назад убийство, подходит к вам и просит помочь отмыть руки… Трудно в это поверить. К вам никто не подходил на тропинке. Руки он мог помыть в реке. Значит, Николай поджидал вас уже дома».

«А это имеет большое значение?»

«Да! Если Николай ждал вас во дворе, значит, вы познакомились с ним гораздо раньше! Тогда можно предположить, что вы вообще знаете, кто такой Николай, да и ваша роль в происшедшем будет иной».

«Как легко у вас все получается!»

«Подождите смеяться, Сухов! — Демин с силой поддал камень, и он, звонко булькнув, упал в воду. — Неужели вы не видите, что стоит нам сделать маленькое допущение — Николая вы знали раньше, и вся картина теряет свою загадочность. Ладно, Сухов, можете идти, больше вы мне сегодня не нужны».

Демин не заметил, как стемнело. Он шагал по пустынной набережной от фонаря к фонарю, то возникая в их слабом свете, то снова исчезая. По реке прошел теплоход, его самого не было видно в сгустившемся тумане, только слабое сияние возникло на какое-то время и снова исчезло. Один из последних рейсов, отметил про себя Демин. Скоро конец навигации, река замрет до апреля, а то и до мая… Унылое будет время, унылой будет река. Только поезда будут грохотать над ней, как и прежде, — пассажирские, товарняки, электрички…

Теперь в самый раз проехать вслед за Николаем. Заботливый лейтенант, преисполненный расположения к незнакомцу, без билета посадил его на проходящий поезд. Это произошло через час после того, как удрал Сухов. Если убийство совершил именно Николай, то он должен забеспокоиться. Его самое большое желание — смыться на первом же поезде. Это удалось. Естественно, он предполагает худший вариант — Сухов обратился в милицию, и на станцию вот-вот поступит приказ задержать человека в светлой плащевой куртке и голубых джинсах. Дежурный тут же посылает телеграмму в дорожное отделение милиции Харькова, куда этот гражданин отбыл. Если такое сообщение запоздает, оно будет передано в Белгород, Курск, Орел, Тулу — во все города, через которые идет поезд. И, наконец, в Москву.

Прикинув эти вероятности, Николай должен дать деру на первой же остановке, то есть в Харькове. По железной дороге ему ехать опасно. Значит, принимаем — примерно в двадцать три часа на харьковском вокзале появился неизвестный гражданин по имени Николай. Денег у него нет, но человек он предприимчивый, и, вполне возможно, на станции Харьков в тот вечер произошло какое-нибудь событие. Например, похищение сумочки, чемодана, откровенный грабеж беззащитного человека…

Итак, что мы можем сделать? Послать запрос в Харьков. Если же Николай поступил безграмотно и остался в поезде, значит, он должен сойти на одной из последующих станций — туда тоже необходимо послать запросы. Мы можем установить бригадира поезда, проводника вагона, куда милиционер посадил Николая. Значит, есть надежда узнать о Николае не только от Сухова…

Демин даже не заметил, как свернул с набережной на узкую, вымощенную булыжниками улочку и зашагал по ней к центру города. Начался тихий осенний дождь, очертания домов стали мягче, расплылись, окна сделались тусклыми, а булыжники заблестели. Сунув руки в карманы, он мерно вышагивал квартал за кварталом, пока наконец не понял, что давно уже идет к конторе горводоканала. Да и понял он это, лишь когда остановился перед каменными ступеньками, на которые откуда-то сверху из дырявой водосточной трубы лилась тонкая прерывистая струйка воды. Демину показалось странным, что дверь в контору была приоткрыта, хотя рабочий день давно закончился. Поколебавшись, он вошел. В коридоре горел свет, пол был залит водой, у стены стояли ведро и швабра. Все стало понятно — здесь работала уборщица. Услышав, как хлопнула входная дверь, она выглянула из-за поворота коридора. Пожилая, изможденная женщина.

— Добрый вечер, — поздоровался Демин, медленно проходя вперед и стараясь не ступать на мокрые места.

— Приветик! — охотно ответила женщина.

— Смотрю — окошко светится, дверь открыта… Дай, думаю, загляну, может, хороших людей увижу… может, рюмку поднесут, — Демин улыбнулся, увидев в руках у женщины две пустые чекушки.

— Опоздал, мил человек, на рюмку. Отметили уже…

— Что же они отмечали? Праздники вроде прошли, новых не предвидится…

— А зарплата! Али забыл?

— Вообще-то да, я и не подумал… Жаль, опоздал, хотя и торопиться было не на что, — он кивнул на чекушки, которые уборщица аккуратно отставила в сторону.

— Да, у них бывает и повеселее, — согласилась уборщица.

— Что же они пьют, когда у них повеселее?

— То же самое, только побольше, — женщина улыбнулась. — Иногда такие емкости выносить приходится, что руки дрожат.

— Никак шампанское?! — ужаснулся Демин. Ему легко было разговаривать с этой бесхитростной женщиной, принявшей его без опаски и настороженности.

— Бывало, и коньячишком баловались, — женщина так улыбнулась, что Демин понял — и ей иногда рюмка перепадала.

— На коньяк разорялись?!

— Фетисов, царство ему небесное, шалил иногда, грехи перед начальством замаливал… Отшалился, — женщина непритворно вздохнула, скорбно вытерла рот платочком. — Говорят, хулиганье камнями забило…

— Да, я слышал, — кивнул Демин. — А какие грехи он замаливал?

— По работе у него не ладилось… То напутает что-то, то сопрут у него инструмент, то нет его ко времени… Бывало, как что у него случится, заходит к начальнику и сразу: «Коньяк за мной!» Тот уж знает — что-то у Фетисова не так… А человек хороший был, — уборщица, опершись о швабру, посмотрела на небольшой снимок в черной рамке, приколотый к доске приказов. Фетисов на снимке вышел веселым, с широкой, бесшабашной улыбкой. Ниже были написаны суховатые и оттого еще более печальные слова. — Да, хороший человек был, — продолжала уборщица. — Как-то подходит ко мне здесь же, в этом коридоре, на этом же самом месте, и спрашивает: «А что, — говорит, — тетя Тоня, запрыгала бы на одной ноге, если бы тыщу рублей нашла?» Сказала, что обрадовалась бы, коли б такие деньги нашла, а вот на одной ноге вертеться не стала бы. А он мне на это и говорит, что коли б он нашел, то уж запрыгал бы не стесняясь. И показал даже, как прыгал бы — на одной ноге полный круг возле меня сделал… До сих пор вот вижу, как он скачет, смотрит весело, будто уж нашел эти деньги, — женщина тяжелой ладонью смахнула слезы.

Когда Демин спустился с мокрых каменных ступенек, было уже совсем темно, дождь пошел сильнее, город казался пустынным и от этого просторным. Перейдя через площадь, он опять направился в сторону набережной.

«Надо же, — озадаченно думал Демин, — Фетисов становится все более загадочным человеком. В редакцию является с шампанским, шоколадом, цветами, грехи перед начальством замаливает с помощью коньяка… С одной стороны, в этом можно увидеть что-то гусарское, а с другой — купеческое. А если учесть, что после вычетов на алименты трем бывшим женам у Фетисова вряд ли оставалась сотня в месяц… Это становится тем более странным. А, Фетисов? Вам не кажется?» — Демину совсем нетрудно было вообразить его рядом с собой на залитой дождем улице.

«В жизни каждого человека можно найти немало озадачивающего», — негромкий голос прозвучал с иронией.

«Все дело в том, гражданин пострадавший, что все ваши странности выстраиваются в одну линию. Они однозначны, они все одного пошиба».

«Это вы их выстроили в одну линию. А кто-то другой выстроил бы другие мои странности в иную линию».

«И опять согласен! — чуть было вслух не воскликнул Демин. — Но пусть другой и выстраивает свои линии. Меня же заинтересовала именно эта — шоколад, шампанское, коньяк, находка в тысячу рублей…»

«Не думаете же вы, что я действительно нашел эти деньги? Это была шутка, не более».

«Но и шутка укладывается в линию! Ведь вы не спросили у уборщицы о десятке, сотне… Вы спросили о тысяче! Поймите, Фетисов… Ни один из этих случаев не содержит в себе ничего необычного. Каждый может на радостях угостить кого-то шампанским, распить с начальством коньяк… Но когда все это делает человек, получающий неполную сотню на руки в месяц, человек, жена которого уверена, что кормит его… Давайте попробуем рассуждать… Вы являете собой пример неудачника. Имея высшее образование, многолетнюю практику работы по специальности, вы не продвинулись ни на шаг. Вам поручалась работа, которую после трехмесячных курсов мог выполнять выпускник средней школы».

«Мне поручалась та работа, которую необходимо было сделать. От меня никто не требовал особо точных измерений кривизны земной поверхности».

«Да! Но вы кончили институт двадцать лет назад! Конечно, это можно объяснить отсутствием способностей или честолюбия — тех вещей, которые двигают многими людьми! Но, гражданин пострадавший, у вас всего этого было в избытке. Более того, у вас оказалось достаточно жизненных сил, чтобы попытаться все начать сначала, со студенческой скамьи! Кроме того, вы способны! Вспоров канализацию, вы отделались всего лишь выговором! Нет, для этого нужны способности. А заметка в газете! Нужно иметь болезненное тщеславие, чтобы купить несколько десятков газет, вырезать заметку с собственной фамилией и раздать ее друзьям и знакомым… При том, что и на работе, и в редакции, а возможно, и дома вы не прочь были играть роль шута. Не спорьте, вы везде были шутом. Что же вам давало право уважать себя? Ведь и для тщеславия, и для коньяка, шампанского, для попытки все начать сначала нужно очень себя уважать. За что вы уважали себя?»

«Это просто душевное здоровье».

«Э, нет! Так не пойдет. Для того чтобы все объяснить душевным здоровьем, надо быть откровенным дураком. А вы умели нравиться. Чтобы такая женщина, как Наталья Анатольевна, вышла за вас, за человека, который…»

Демин остановился и долго всматривался в то место на противоположном берегу, где было совершено преступление. Сейчас там стояла полная темнота, лишь в стороне, где начинались высокие многоэтажные дома нового микрорайона, различалось неясное свечение.