Глава восьмая

Отдаленная глухая фазенда в предместье Рио. — Хан Хуа мы сможем найти в ближайшее время?

— Сам отыщется. Через три-четыре дня все здесь соберутся.

Коу Кусин долго смотрел за морской горизонт. Быстро опускался вечер и вместе с темнотой также темнело его лицо. Он прошелся вдоль небольшой террасы, отвесно нависшей над прибрежной полосой песка.

Волны монотонно накатывались на берег, издавая шуршащий звук; отчего на душе становилось спокойнее и безмятежнее. Но мысли, как и волны, продолжали свою непрестанную работу.

— Ван, и все же мне думается, что ты рановато расслабился.

Старый воин сидел в плетеном кресле и так же вдумчиво созерцал закат, темнеющую природу. Он хорошо слышал слова "Хун Гуна", но мысль, настойчиво державшая его в напряжении, в той же степени не давала покоя и Карающему Глазу.

— Здесь вся страна расслаблена. Все только и делают что играют, поют, напиваются. Мы со своими постными харями не вписываемся в здешний колорит. А это Рио- он создан на радость бездельникам. Нам нет смысла кидаться в разные стороны. Наши связники через цепь агентов передадут Хану, что мы здесь, и через неделю он сам объявится. А вот следы Руса пока еще никому не известны. Неужели все так серьезно, что он своих связников не успел предупредить.

— Возможно, он сейчас всех одинаково опасается.

— Да, скорее всего так. И, если это все так, то дальнейшее произойдет очень похоже на одиссею трехлетней давности. Мы будем идти по следу со своими противниками, и, как они, предугадывать очередные шаги нашего брата. С той лишь разницей, что тогда мы были дома. А здесь? Полиция незамедлительно сядет нам на хвосты.

— Может мы здесь и не найдем Руса. Но по следам его преследователей сможем двигаться за нашим братом. А как твои предположения насчет Сан-Паулу.

— Это просто мои предположения. Других пока не имею. Сердце наставляет.

Коу согласно кивнул. В руках он покручивал шестнадцатикилограммовую алебарду с кривым саблевидным наконечником.

Изредка она резко застывала в его жилистых руках и он, уставившись в темную даль, что-то напряженно выискивал в складках своей памяти.

Продолжая сомневаться в выдвинутых решениях все же дополнил беседу очередной новостью.

— Странно. Наши агенты, вернее… — монах снова надолго замолчал.

Медленно пройдя несколько шагов, быстро покрутил вокруг запястья боевую алебарду. Воткнул ее в пол, снова заговорил. — Даже не знаю конкретно от кого. Но пока это выглядит так: руководство профсоюзов и бедняцкие комитеты просят китайскую диаспору в Сан-Паулу помочь во время демонстрации. Они хотят прорваться сквозь полицейские заграждения к зданию мэрии, вручить свои петиции и прочие требования.

Ван поднялся, подошел к краю террасы. Внизу двигались темные фигурки монахов: они одновременно несли охранные функции и тренировались с саблями, шестами, цепями.

— Я тоже слышал об этом. Оппозиция в городе серьезно готовится к профсоюзной акции. Очень большое количество безработных, нищих, бездомных. Дети бегают по улицам, собирают милостыню, копаются в отбросах, воруют. Полицейские их просто стреляют. Вот и все решение социальной проблемы.

Коу выдернул алебарду из досок пола и с силой метнул ее в большущее дерево, одиноко стоящее в стороне от террасы.

— Мы проанализировали события последнего года, пришли к выводу, что многие выступления городской бедноты были довольно грамотно организованы и проведены. Поступали со стороны неоприходованные деньги. Митинги и демонстрации почти всегда заканчивались жестокими побоищами между полицией и демонстрантами. Сами пролетарии и бездомная беднота не имеют организаторов такого масштаба, да и просто финансовых возможностей. Нужны листовки, плакаты, нужно организовать все буквально в течение нескольких дней. Разрешение властей наконец. Это под силу политическим силам, но никак не стихийной эгоистичной по своей природе массе народа.

— Эти сомнения и мне не дают покоя. Наши резиденты тоже высказали подобные опасения. Но они объясняли подобные эпизоды больше с политической стороны, нежели с провокационной. Местные финансовые воротилы, сельская олигархия делают все для раскола рабочего движения.

Однозначно никто не имеет подробных сведений. Но меня более тревожит, что наш старый знакомый господин Динстон очень часто посещает эти края. Для него тоже нет особых проблем организовать различные сходки и провокации в любой стране Латины. Здешние чиновники от мелкого клерка до президента в рот смотрят американцам, лишь бы угодить их требованиям. Так что, следуя известным последним событиям в лагере, очень возможно, что янки нащупали нашего брата и выслеживают его.

Полковник нас пере играл. Не смогли мы полностью замаскировать Руса от глаз американской агентуры. Вот вам пример, когда недостаток интеллекта восполняется раздражительной настойчивостью. Недооценили мы его злопамятности.

Коу Кусин уже почти сливался с темнотой. Он застыл, как сухое дерево, и только голос его продолжал жить напряженной жизнью.

— Так на чем нам следует остановиться?

— Надо, по возможности, помочь людям.

— Но ты же сам согласен с тем, что это провокация. Они уже не были видны. Густая темень окутала все окрестности и только высокие звезды ярко светили в близком космосе.

— Провокация. Но кто, если не мы. Да и, наверное, это единственная возможность обнаружить Руса.

Коу с сомнением смотрел в предполагаемую сторону нахождения Вана.

— Чего не мог ожидать от тебя, так только этого.

— И я не ожидал, — негромко засмеялся из кромешной темноты Ван.

— Но… Мы две недели в Латине. Я присмотрелся к местным обычаям.

Спровоцировать бедноту на крайние выступления не составляет труда.

Впрочем, как и у нас в Китае. Сердце не камень. Вы видели детей?

Ощущаете тяжелое давление на совесть? Мы не имеем право отказать.

Вернее: отказать мы можем, но помочь должны.

— Ван, ты начал часто иносказательно высказываться.

— Да, Коу, мирская жизнь учит иносказательности. Иначе в этом мире трудно сохранить себя. Борьба между словами, мыслями, делами. Вот сверхжесткий треугольник взаимоотношений людей, который не каждый в состоянии соблюдать. Тех, кто не может лавировать, называют недотепами, недоумками. Проститутки ценятся, а добродетельная женщина это проста дура, которая не умеет правильно жить. Мир кривых зеркал.

Нам приходится принимать эти правила. По всем имеющимся на сегодняшний вечер сведениям Динстон и его компания не извещены, что наши группы здесь. Хан Хуа засветился в Парагвае. Он правильно поступил. Думаю, его тоже активно ищут. Но он опытный волк. На нем янки много зубов обломают. Хан Хуа не церемонится. Это жесткий кремень с холодным огнем. Думаю, что к моменту демонстрации мы будем многое, если не все, знать.

— Но полицейские наверняка получат приказ открыть по демонстрантам огонь.

— Наверное, все гораздо серьезнее. Те же полицейские будут ширмой для иных сил. Власть на себя такую юридическую ответственность не возьмет. Динстон, очень возможно, готовит германских наци, отряды боевиков плантаторов. Он уверен, что Рус появится в рядах демонстрантов.

— Крайнее предположение. Но зачем ему это?

— Демон он. И какой-то очень темный представитель спецслужб.

Когда всю жизнь что-то не получается, приходится готовиться серьезнее, привлекать самые различные силы. Вспомните наши горы. На что голова полковник Чан и тот привлекал многочисленные банды. Это дома. А здесь?

Динстону только вынимай доллары. Под эти темные знамена соберутся все, кого семья не держит.

— Может образоваться очень большая давка, а с ней и западня.

— Оно все так и будет. — Очень спокойно, даже сонно тянул Ван.

Динстон многому у нас научился. Мы с тобой не можем оставаться здесь, пересидеть в этом прекрасном содомном городе. Но, Динстон примитивен; повторяется. Сколько он уже организовал этих демонстраций. Думаю, Хан Хуа тоже в Сан-Паулу, в противном случае мы бы знали, где он находится. Хуа не хуже Динстона чувствует след.

— Сильно. Против такой уверенной интуиции трудно что-либо противопоставить. Только время сможет или подтвердить или опровергнуть твои мысли. Но наших сил на эту демонстрацию не хватит.

— Почему? Никто не знает, что наши группы здесь: даже полковник.

Весь вопрос в отвлечении наблюдателей американца. Если мы сможем это сделать, то снова Динстон останется с грязным носом. От нас только один Мин держит связь с местной оппозицией. Трое наших ребят пусть страхуют и охраняют его.

— Все же, имеем ли мы право так рисковать?

— Имеем. Я не переступлю себя. Нельзя позволить янки заниматься беспределом.

— А Маккинрой?

— Никаких сведений на него пока нет.

— На улицах будет скопище народу. Мы растворимся в этой массе.

— С твоей группой нас двадцать один человек. Где-то Хуа подключится: это еще пять человек. Главное отрежиссировать весь спектакль данного мероприятия. Где-то предугадать американца, упредить, изолировать от информации и возможной помощи со стороны.

Если решатся стрелять, то только с крыш. Будут провоцировать. Ему надо кровь полицейских. Вот тогда может лучиться большая кровь и большие жертвы. На чердаки надо организовать массу детворы с несколькими взрослыми. Понадобятся гранаты. А вот банды наймитов придется разгонять нам. Сделать это необходимо быстро: две-три минуты и исчезнуть. Наемники могут открыть стрельбу. Слезоточивый газ надо взять с собой. — А полицейские?

— Их оттеснит народ.

— Сколько дней у нас есть?

— Около двух недель. Но все уточнит Мин.

— А, если к этому времени выйдем на Руса?

— Тогда есть основания еще раз поразмыслить над иронией бытия. Но помочь людям все равно придется. Рус один был и не остался в стороне.

А мы целой бригадой здесь и, как хорошо оплаченные, будем тихо отсиживаться? Хоть раз в жизни пусть увидят латинцы, что и с других континентов им могут крепко помочь.

— Рискуем людьми, Ван.

— Рискуем. Но для этого и живем. Господь потом рассудит всех нас.