Глава одиннадцатая

ВТОРОЕ БЕССМЕРТИЕ СЕН Ю

Сен Ю скучающе сидел на скамеечке и мирно подремывал с длинной метлой в руках, не забывая, иногда для приличия клюнуть носом. Его слух, как слух лесного зверя, был насторожен и настроен очень чутко.

Все, проходившие мимо, бюрократично и канцелярно определялись: кто обыватель, кто праздношатающийся, а кто просто хулиганствующий повеса.

Тогда Сен вроде бы как позевывал, потягивался, в упор оценивая проходящих юнцов; и, если не закрадывались какие сомнения, тихо, совсем как скучающий пенсионер, продолжал мирно и расслабленно кемарить.

Скоро, очень строго настроенная компания подозрительно медленно двигающаяся по улице в направлении к приюту, вовремя взбодрила дремлющую мысль Сен Ю. И когда внушительная ватага очень деловых парней достигла ног монаха, он небрежно на ломаном испанском прошипел: "Не сори сопляк. Убирать заставлю".

Ближайший клиент для назидательности замахнулся ногой на Сен Ю.

Такое сознательно неуважительное отношение к собственной персоне оказалось совсем не по душе скромному служителю культа. Он счел нужным подставить под удар свою метлу, которая почему-то имела железное древко. От резкой пронзительной боли тот разматерился на всю округу.

Старший подскочил к орущему, трахнул его по затылку. Подбежал к скамейке: посмотрел на сонную рожу китайца и тоже для острастки двинул ногой в сидящего. Это было уже слишком. И удар, как и следовало ожидать, пришелся по очень не к месту подставленной метле. Такой же злобный мат затрещал в атмосфере улицы. Главарь выхватил у компаньона железную трубу и замахнулся ею для удара. Но коварная спящая метла молниеносно скользнула вдоль земли. Железная твердь древка сшибающе больно впилась в щиколотку атакующего. Тот тяжело упал, вслух по сапожному матерясь и кривясь от боли и злости. Показал остальным недвусмысленный жест, чтобы все набросились на китайца. Несколько человек одновременно подскочили к монаху, но были опрокинуты той же метлой, которая опасной гадюкой крутилась под воздействием ног сидящего.

Сен Ю вскочил: посмотрел кругом. Нападавших было более двадцати человек. Подкинув метлу ногой схватил ее, как для упражнения с шестом.

Сомнения исчезли: группа направлялась к приюту с конкретными намерениями. В руках каждого атакующего появились трубы, пруты, цепи.

Не исключено, что у шайки имелось и огнестрельное оружие…

…Рус сидел в дальней комнате приюта, чистил короткий автомат, скрупулезно рассуждая о событиях последних дней. Если до демонстрации он имел неопределенные планы на будущее, то сейчас вообще не мог придумать, что предпринимать. Ожидать, пока братья передадут нужные известия или самостоятельно прорываться из города и перебираться в Китай. Огромный Паулу давал ничтожные шансы для быстрого нахождения друг друга. Тем более, что и полиция, карабинеры приведены в боевую готовность. Секретная агентура оперативно известит власти, если монахов кто-нибудь обнаружит.

Из соседней большой комнаты аппетитно доносился запах каши, обильно приправленной острыми пряностями. Рус с семейным успокоением наблюдал, как малыши трогательно тянутся к женщинам, подтягивают стулья, и с нетерпением скребут ложками по тарелкам. Монах собрал автомат, заполнил четыре обоймы патронами, проверил пистолеты. В уме стал подсчитывать оставшиеся при нем доллары. В дверях появилась Дина.

Ее женственный силуэт также настраивал Руса на лирический лад. Он знал, что она всегда приходит, когда детям раздавали ужин. Но сейчас девушка была чем-то возбуждена и внутренне расстроена. Но ее опередили Хосе с Хуаном. Они вихрем внеслись в комнату, разгоряченные, с блестящими глазами.

— Дядя Рус! Там у магазина в скверике кто-то дерется. Похож на китайца.

До этого сонно-спокойные глаза монаха, зажглись охотничьим блеском. Продолжая сидеть и быстро прикидывая в уме: кто бы это мог быть, показал ребятам чтобы не кричали. Спросил: "Чем и как дерется китаец?"

Так он спросил, чтобы по ответу можно было с достаточной долей уверенности определить, кто мог быть там, в сквере. Интуиция подсказывала, что это мог быть только кто-то из братьев-монахов.

— Метлой длинной махает. Дядьки от нее падают, как пьяные.

"Сен Ю, — без сомнений определил Рус, — Сен лучший мастер по владению боевым шестом среди монахов".

Он вскочил, показал ребятам, чтобы наполняли оставшиеся обоймы.

Сам тенью скользнул во двор в указанном направлении.

…Метла Сен Ю действительно, как косой стелила группу прыгающих и матерящихся парней, с такой прытью дворника, что они разлетались словно^ осенние листья на холодном ветру. Конечно, это была не метла.

Дерево такой мощности движения не дало бы. Сен Ю упражнялся длинным металлическим прутом с привязанной к нему метлой. Но скоро связанные прутья жестких веток разлетелись в стороны, вызывая очередное удивление противников. Вместо законно ожидаемой пустоты на конце прута оказался ровный саблевидный наконечник в виде вытянутого полумесяца.

Монах стоял в низкой стойке и, сделав резкий шаг к ближайшему противнику, маховым круговым движением по ногам сбивал его с ног, и, пока тот еще оглушенный валился на землю, сверху опускалась вторая часть прута. Но, если раньше это была метла, теперь воздух жестоко рассекало безжалостное лезвие белого металла. От второго рубящего удара уже никто не поднимался. Топорный мах огромной силы оставлял глубокие рубленые раны и жуткая картина резаного тела вызывала цепенеющий страх у противников. Боевики отскочили в стороны и замерли в ожидании.

Рус сразу понял, что эта серьезно настроенная компания по его душу. Но и Сен оказался здесь далеко не случайно. Бандиты видно еще не стреляли только потому, что не желали лишнего шума. Странный, нелепо оказавшийся на пути монах крепко помешал. Видя несколько разрубленных тел приятелей, боевики опасались нападать снова. Им стало ясно, что в уличной методе навала они не осилят одинокого безмозглого китайца.

Около дюжины человек были покалечены молниеносными точными ударами дворовой "метлы".

Рус медленно двигался вдоль стены, стараясь оставаться незамеченным для группы нападавших. У бедра придерживал автомат, корпусом прикрывая его от взгляда со стороны. Было ясно, что просто потасовкой эта бойня не закончится. Но врагов было еще много и Рус глазами прощупывал каждого, у кого наверняка может оказаться пистолет.

Вдруг Сен сделал два резких коротких движения к ближайшему боевику и, выбив у него трубу, вторым сабельным концом вонзил в грудь. Старший, на мгновение оказавшись за поверженным, придерживая его, чтобы тот не упал, выхватил пистолет и из-под руки погибшего произвел выстрелы в китайца. Рус не позволил ему расстрелять всю обойму. Его бесшумная, но долгая и яростная очередь буквально разорвала грудь уже умершему от прута боевику: тот рухнул на землю. Молниеносные пули тут же разорвали тело и главаря группы. Немец, немного подергавшись, стараясь устоять, замертво упал на землю. Патроны в магазине кончились. Рус быстро сменил обойму и следующая очередь пошла по ошарашенным боевикам, которые дружно бросились вдоль улицы. Но пули споро догоняли убегавших. Скоро никого из убегавших не осталось в живых.

Сен Ю продолжал стоять в низкой стойке с широко расставленными ногами, опираясь на свой боевой шест.

Рус подскочил к Сен Ю. Первое, что он определил это то, что три пули врага все же вонзились в тело брата ниже грудной клетки, и что при быстрой врачебной помощи монах будет жить.

Сен тоже увидел Руса. Его узкие отстраненные глаза потеплели. Он начал медленно опускаться вдоль своей алебарды. Рус подхватил брата, аккуратно опустил на землю. Подбежала Дина с мальчишками. Рус показал им оставаться. Сам через секунду остановил машину, сунул пачку долларов водителю и еще через несколько мгновений вез раненого в больницу. Дина с малышами тоже поехала следом.

Когда монах заплатил доктору за операцию вперед, никаких технических осложнений дальше не было.

Малышей расставил присматривать за внутренним двором поликлиники.

Дину отправил в приют взять деньги, заказать три каюты на ближайший пароход до Кейптауна. Сам устроился в коридоре. Час времени он имел.

Полиция не скоро разберется без свидетелей в происшедшем, чтобы направить своих сотрудников проверять все лечебные учреждения города.

Сен Ю теперь следовало срочно переправить в Тибет. Только там монахи могли полноценно вернуть брата к жизни. Если до этого Рус еще тянул время, размышлял, как ему исчезнуть незаметно из города, то сейчас у него не оставалось иных планов. Он знал, что и как будет делать.

…Вы видели, господа! — обиженно срывающийся голос Динстона глушил Рэя. — Ваш Маккинрой слюнтяй. Чем плохи были эти ребята? Почему они должны погибать от лиц незаконно находящихся на территории Бразилии. И от того, что какой-то высокородный интеллигент гнет свою гнилую пропаганду в защиту террористов.

— Как я понимаю, — Рэй, на удивление себе начинал говорить более указующим тоном, будто бы он уже достиг тех высот положения в своей конторе, когда можно философствовать на поле брани и чувствовать себя правым, — господин Маккинрой, здесь вообще ни при чем. Эта кучка убиенных живописна, но не убедительна и для дела не доказательна.

— Что не убедительно? Что тут не понимать? У-ух. Ну ты скривился.

Это дело рук монахов. А может быть и самого негодяя русского. Он, подлец, так точно и безжалостно стреляет.

Пожалуйста, не кричи, мистер. Неудобно, — успокаивающе попросил Рэй бывшего патрона. — Вы мешаете полицейским работать. Да и зачем кричать.

Трагедия свершилась. Занавес опущен. Не пускайте зря круги по воде.

Подождем результатов осмотра, послушаем версии.

— Эти платные олухи только серьги с ушей могут снимать у разложившихся трупов. Думаете, они возьмут нужный след?

Динстон даже как-то неискренне посмотрел на майора. Тот также лукаво и многозначительно крутил глазами.

— А вы, что, в свидетели пойдете?

— Выдумал, — уже искренне, но задавленно промямлил полковник. — Я не знаю, чем они там занимаются, но все поголовно смотрят на дно бутылки.

Их даже красивые бабы не интересуют. Деградирующее звено бразильской бюрократии. Поговорю с комиссаром: пусть у приюта выставит официальное наблюдение, а лучше пост.

— А вам ничего не говорит, — ласково, стараясь не раздражать и не ехидничать, напомнил Рэй, — что все это произошло недалеко от приюта.

— Да. Вы знаете… — Динстон замолчал будто сам взял верный след. — Что бы все это значило? Да и алебарда стальная у полицейских.

Откуда она?

— Наверное, — не мог. удержаться от нагловатого поучительства майор, — что кто-то уже имел здесь длительное наружное наблюдение. И этих «кто-то» было довольно много и из очень определенных фирм.

— А свидетели? Почему их нет? Почему комиссар никого не опрашивает?

— Кого? Господин полковник. Бесправное население здешнего района еще от первых испанцев напугано беспределом всех и в особенности полицейских, беззаконием чиновников. И этот еще, устрашающий всех, одиозный "эскадрон смерти". Не говоря уже о том, что и преступников они боятся не меньше. Свидетель в этом городе исключение из правил.

— Вы государственный циник, майор. Но я наперекор вам поговорю с комиссаром.

— Как вам будет угодно, господин полковник. Но сначала ему надо заплатить.

— Заплатим.

После разрешения комиссара Боднара похоронная команда начала перетаскивать трупы в авто-морги. Он еще несколько минут ходил по месту происшествия, надеясь, что кто-то появится на опознание трупов.

Но никто не являлся. Все настырнее начали наседать репортеры со своими дурацкими и провокационными вопросами.

Один из них прозвучал для комиссара совсем неожиданно и странно.

— Не считаете ли вы, сеньор комиссар, что началась война между мафиозными группировками в городе за передел сфер влияния. И что в будущем следует ожидать населению от этих кровавых разборок.

Боднар посмотрел на спрашивающего, как на человека, впервые работающего на ниве журналистики, пожал плечами, показывая, что этот вопрос несколько некорректен для населения и рановато для вынесения на общее обсуждение.

Но репортер повторил свой вопрос и добавил, что если полиция так мало знает, а тем более сторонится своей конституционной обязанности, то наступит время и полиции самой придется или работать на мафию, или объявлять ей войну, что потребует огромных дополнительных средств налогоплательщика и не совсем будет соответствовать демократии.

— Наверное, сеньоры репортеры знают много больше, чем мы.

Свидетели и потерпевшие охотнее дают показания журналистам. А нам? Вы видите. Никого нет. Мы расследуем криминальные преступления, исходя из фактов, найденных документов. Мы не имеем право ничего голословно говорить. Иначе мы не криминальная полиция, а платные репортеры для выуживания жареных фактов из ничего. Только всесильные журналисты и репортеры имеют право обобщать, нелегально собирать сведения и подавать их населению в выгодном для себя свете. Сомнительность источников, откуда черпают сведения сеньоры репортеры, не преграда для них. Самые банальные дела из-под пера хваткого журналиста приобретают вес и значимость очередной сенсации. Мы, полицейские, подчиняемся закону. Следуем им. Позволять вольности в интерпретации непроверенных, недоказанных фактов не имеем право. Иначе никакой суд не примет наши дела в производство. Вы согласны с законами конституции, сеньоры? — в упор обратился комиссар к репортерам.

— Не совсем, — ответил тот же газетчик. — Вы чиновник, стоящий на страже законности, и должны иметь ответы на поставленные общественностью вопросы. Иметь свои версии.

— Для этого есть прокуроры. Они и нас проверят и вам подскажут, где и как лучше подавать жареное в соусе.

Рэй подождал, пока Динстон с комиссаром усядутся в полицейский лимузин. Сам же, на своем современном кабриолете, немедленно помчался к Маккинрою, который находился в посольстве и разговаривал с Вашингтоном.