ОСТРЫЕ ЗУБЫ

Провиденс, Род-Айленд

17: 30

Дебора Лейн открыла, одетая по-домашнему, в спортивный свитер и джинсы. Слизнув с пальца что-то сладкое, она пояснила:

— Пирог с кленовым сиропом, чтоб вы чувствовали себя как дома. Рецепт я еще давно привезла из Квебека.

— Отлично, — бодро ответил Чандлер, передавая ей бутылку вина. Он никогда в жизни не пробовал пирогов с кленовым сиропом.

Вдруг что-то метнулось через холл: крошечный пушистый комок налетел на Цинка и цапнул его за ногу.

— Инспектор Чандлер, — торжественно провозгласила Дебора, — познакомьтесь с Нарциссой.

Цинк нагнулся приласкать кошечку. Та зашипела и шмыгнула в спальню.

— Как видите, Цисси меня защищает.

Лейн провела Цинка в кухню (где в беспорядке теснились кастрюли, горшки и сковородки), сунула ему в руки штопор и достала два стакана.

— Пахнет божественно, — заметил Чандлер.

— Сейчас вы попробуете канеллони а-ля Дебора. Счастливчик.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил Чандлер, откупорив бутылку. Ему хотелось, чтобы Дебора, отвечая, посмотрела на него; она все время отводила глаза, и от этого Цинку казалось, что она его боится. «Стесняется», — подумал он.

— Вы умеете готовить? — спросила Дебора, натирая гренки чесноком.

— Конечно, — ответил Цинк. — Мама любила повторять: худо придется тому мужчине, которому нужна стряпуха.

— Прекрасно! Можете покормить кошку.

Англия, Лондон

22: 37

Шарлей Уилкокс на минуту задержалась перед дверью шикарной квартиры — привести себя в порядок. Она оделась в точном соответствии с инструкцией, данной ей в агентстве: темно-синяя юбка, белая блузка с высоким воротничком, волосы зачесаны назад и стянуты синим бантом. Наниматель зачем-то настоял, чтобы она надела маску, — но все художники такие странные… Шарлей, натурщица, привыкла к их причудам. Она постучала, гадая, каким окажется этот мистер Хазард. [37]

Мэйфэр издавна слывет одним из престижнейших районов Лондона. Изысканный аристократический особняк, куда пришла Шарлей, на заре века продали, превратив в дорогой доходный дом. Нужную квартиру девушка нашла на третьем этаже.

Открыла женщина — тоже в маске. Лицо обрамляли модно подстриженные короткие черные волосы. На лифе платья вышита паутина. На шее — крестик с рубином.

— Здравствуйте. Я Шарлей Уилкокс, — представилась натурщица. — К мистеру Хазарду.

— К мисс Хазард, — поправила женщина, — к мисс Розанне Хазард. — Она отошла в сторону, пропуская Шарлей. — Давайте сюда пальто и зонтик. Вы насквозь промокли.

Со вкусом обставленная квартира тонула в полумраке. Только на помосте перед мольбертом лежал круг резкого красного света прожектора. Холст казался оранжевым: рядом на столике горели в канделябре свечи. Шарлей услышала, что мисс Хазард закрывает и запирает дверь.

— Что ж, — решила художница. — Хороша, спору нет. «Судя по выговору, она американка или канадка», — подумала Шарлей.

— Идите на помост, дайте на вас посмотреть.

Шарлей подошла к возвышению. Ее омыли ярко-красные лучи.

— Теперь медленно повернитесь, — велела женщина-паук.

Уилкокс начала грациозный поворот. Мисс Хазард окинула ее оценивающим взглядом, подошла и сунула за пояс юбки Шарлей пять стодолларовых банкнот.

— У вас великолепная фигура, — похвалила мисс Хазард. — Начнем, пожалуй. Вы не торопясь раздевайтесь, а я погляжу, как у вас с мускулатурой.

— А за что такие деньги? — спросила Шарлей.

— Разденетесь, тогда и поговорим.

Снизу, с залитого дождем извозчичьего двора, прилаживая зубы, на женские силуэты жадно смотрел Сид Джинкс.

Провиденс, Род-Айленд

18: 07

Когда Дебора принялась на скорую руку готовить салат, Цинк спросил ее об отношениях между Розанной Кийт и близнецами.

— Если не считать недели, проведенной ими в Ньюпорте, когда мама болела, до прошлогоднего судебного разбирательства они с Розанной не контактировали. Пока мы росли, мы ее не видели. Енох Кийт жил затворником в поместье и с мамой не общался, а Розанна училась в Европе. Но близнецы ее ненавидели лютой ненавистью, к которой примешивалась ревность — ведь Розанна упивалась роскошью, а они мучились с моим отцом.

— Как вы описали бы Розанну Кийт?

— Родилась с серебряной ложкой во рту и твердо намерена ее удержать. Любой ценой.

— Что если она увидела бы в ком-нибудь угрозу своему финансовому положению?

— Кто знает, — ответила Дебора. — А теперь сделайте одолжение, исчезните из кухни и дайте мне накрыть на стол. Кыш! Тут я командую.

Чандлеру было приятно сознавать, что чем дольше Дебора находится рядом с ним, тем больше она успокаивается. В ее попытках добродушно трунить еще сквозило напряжение, но оно постепенно таяло. Прихватив стакан, инспектор двинулся в гостиную, выдержанную в кремовых и теплых коричневых тонах. Оказавшись предоставлен сам себе в чужом доме, Цинк всякий раз шел прямиком к книжным полкам, чтобы составить представление о хозяине или хозяйке. Библиотека Деборы Лейн оказалась весьма пестрой. Половину шкафа занимали мэтры — Фолкнер, Пруст, Грин, Камю, Достоевский и Вулф, другую — столь же многочисленные романы Розмари Роджерс, Лоры Макбейн, Кэтлин Вудивисс и иже с ними.

«Любительница р-р-романтических историй», — решил Чандлер и отправился искать туалет.

В прихожую выходили три двери. Из единственной приоткрытой — из спальни Деборы — высунулась пушистая мордочка Нарциссы. «Красавица или чудовище», — Цинк толкнул другую дверь. За ней оказалась кладовка, заваленная хламом, собранным со всей квартиры. «У всех свои секреты», — подумал Цинк.

Вернувшись в гостиную, он заметил на столе у окна, выходящего на кладбище Сент-Джон, компьютер. Рядом высилась стопка листов, испещренных карандашными пометками: распечатанный текст, разделенный на главы. К маленькому зеркальцу сбоку был приклеен скотчем женский портрет.

— Вы пишете романы? — крикнул Цинк в сторону кухни.

— Которые никто не покупает, — отозвалась Дебора.

— А кто на рисунке на зеркале?

— Коринна Грей. — И чуть тише: — Мое второе я.

Англия, Лондон

23: 19

Голая Шарлей Уилкокс плакала в ванной. Косметика размазалась по лицу, между ног саднило и болело. Теперь женщина за дверью пугала ее.

«Мне бы сразу догадаться, — казнилась Шарлей, — неспроста она так на меня пялилась. Но такие деньжищи… они бы пришлись маме очень кстати. Да хоть какие! Что ж я, уличная…»

За дверью вдруг послышался звон разбитого стекла и глухой удар: на пол упало что-то тяжелое. Кто-то вскрикнул: «О Господи, нет… Помогите!» — и наступила тишина.

Шарлей Уилкокс оцепенела от испуга. Она оглядела ванную в поисках другого выхода и ничего не нашла. Только зарешеченное вентиляционное отверстие в потолке.

На нее нахлынули противоречивые чувства.

Что если там, за дверью, Розанна сильно поранилась или умирает от… от чего? От эпилептического припадка? Может, она упала и разбила голову?

А может, пока она сидела тут нагишом и нюнила, Розанна испустила дух? Шарлей явственно представились газетные заголовки: «Лесбийская любовь опасна для жизни!»

— О Боже, — простонала она, осторожно отпирая и чуть приоткрывая дверь.

Французское окно, выходившее на балкон над конюшнями, было разбито, пол в комнате усеян осколками. В образовавшуюся дыру хлестал дождь, заливая шторы. Ковер пересекала цепочка грязных следов, обрывавшаяся у двери ванной.

Широко раскрыв глаза, Шарлей уставилась на бездыханное тело, распростертое на полу в пяти футах от нее. Внезапно дверь распахнулась, втолкнув ее обратно в ванную. Чья-то рука ухватила натурщицу за волосы и потащила в коридор. Там голову Шарлей рывком запрокинули, и в горло девушки впились клыки.

Шарлей отпрянула, оставляя на острых зубах лоскутья живой плоти, и, насмерть перепуганная, очутилась нос к носу с Дракулой — высоким, зловещим, в широком плаще на алой подкладке. Черные крашеные волосы, зачесанные назад, открывали лоб с высокими залысинами, из-под верхней губы выступали два бритвенно-острых песьих клыка с налипшими клочьями кожи. С клыков капала кровь.

Шарлей, спотыкаясь, бросилась через комнату, Граф — за ней. Мельком поймав свое отражение в стекле рядом с разбитой балконной дверью, девушка увидела, что хищная рука в пречатке вот-вот схватит ее за волосы. В отчаянье она метнулась вперед, пробила стеклянную преграду и упала с третьего этажа в сад.

Во дворе зажегся свет.

Провиденс. Род-Айленд

18 : 29

После ужина Дебора показала Цинку письма Сида. Некоторое время он молча читал непристойные угрозы. Потом поднял глаза и спросил:

— И давно вы их получаете?

— С шестнадцати лет.

— И никогда не видели этого субчика?

— Н-нет.

— Он пишет так, словно очень близко знаком с вами. Дебора покраснела.

— Жуть берет, верно? Как будто он все десять лет шпионил за мной.

— Почему вы отнесли их в полицию, только когда начались звонки?

— Да ведь их читаешь, как черную фантастику. Как всю эту их дрянь.

Чандлер нахмурился.

— Не пойму, о чем вы.

— Инспектор, я…

— Забудьте про инспектора, ладно? Меня зовут Цинк. Дебора посмотрела на него и отвела глаза.

— Цинк, — сказала она. — Я знаю, кто такой Сид. Я однажды слышала, Сакс говорил Рике про какого-то Сида. Он тогда как раз вступил в этот их «клуб».

— Вы имеете в виду странную компанию вашего сводного брата?

— Да. «Вурдалаков».

Чандлер повернулся к стереопроигрывателю и пластинкам, выстроившимся рядом на полке.

— Вы любите музыку, да? — спросил он, просматривая корешки альбомов. — Здесь одна классика. А где рок-н-ролл?

— Не держу, — ответила Дебора. — Рок для меня всегда был кошмаром.

— Нет ничего зазорного в том, что вы очищаете разум и " душу Брамсом. Но и другим частям тела иногда не вредно расслабиться. Давайте-ка выпьем, а потом подберем какую-нибудь бесовскую музыку. Я хочу знать о Рике и Саксе все.

Англия, Лондон 23=53

Хилари Ренд у себя в кабинете обсуждала с сержантом Макаллестером свои предположения насчет Джека-Взрывника и Вампира. Зазвонил телефон.

— Ренд, — сказала она в трубку.

В ее глазах вдруг промелькнула напряженность. Опуская трубку на рычаги, Хилари поднималась из-за стола.

— В Мэйфэре обложили Убийцу из канализации. Едем.