Capitolo LVII

Остров Лазаретто, Венеция

1778 год

Ни Танина, ни Томмазо не понимают ничего из того, что сказал им Гатуссо.

— Позвольте объяснить, — говорит он, совершенно не обращая внимания на труп Эфрана посреди комнаты. — Ваш отец и его отец служили верховными жрецами нашего братства дьяволопоклонников. Вашему батюшке доверили хранить одну из атмантских табличек. — Голос Гатуссо приобретает нотки задумчивости. — Судьба сложилась так, что умер один из наших братьев и вашему отцу выпала доля хранить одновременно две таблички. Подобное непривычно и нежелательно. — Гатуссо подходит к Танине и берет ее за подбородок левой рукой. — Тут на сцену выходит ваша мать. Женщины по природе своей существа любознательные, вот и она как-то раз во время уборки обнаружила в спальне таблички. Ей захотелось побольше узнать о них, и она стала подслушивать разговоры супруга, постепенно составив для себя полную картину происходящего. — Отпустив Танину, Гатуссо переходит к Томмазо. — И вот обманутая женщина видит шанс бежать из брака, в котором, скорее всего, была несчастлива. Прихватив бесполезных чад и наши священные таблички, она вскорости исчезает.

Томмазо не может отвести взгляд от Танины. Что у них общего? Чем похожи брат и сестра? Глазами? Кажется, у обоих глаза матери.

Гатуссо резко шлепает Томмазо по тонзуре.

— Расскажи-ка сестре о том, что стало с тобой.

Вздрогнув, Томмазо говорит:

— Мать… Наша мать отдала меня монахам на острове Сан-Джорджио. Еще она оставила при мне табличку, ту самую, и письмо.

Дальше слова не идут. В памяти возникают строки из письма, в которых мама просила не искать сестру.

Гатуссо вновь бьет Томмазо.

— Продолжай!

— Мать писала, что у меня есть сестра — старшая — и что при ней тоже осталась табличка. — Томмазо пристыженно опускает голову. — И запретила искать их, предупредив, что таблички должны оставаться порознь.

Страх на лице Танины лишь забавляет Гатуссо.

— Бедное дитя, — говорит он, — ты все никак не сообразишь, в чем дело? Ты ни разу не видела ни письма, ни таблички? Зато их видел я. Двадцать лет назад ко мне на порог явилась монашка и продала серебряную табличку. Как по-иудински, не правда ли! Должно быть, к ним в монастырь пришла куртизанка в маске и оставила табличку вместе с девочкой и энным количеством монет. — Гатуссо наклоняется и бережно гладит Танину по подбородку. — Девочка — это ты, голубка моя. К несчастью, твоя мама выбрала не ту обитель, потому что монашка, пришедшая ко мне, сама оказалась на сносях и продала табличку, ища средств на новую жизнь.

Гатуссо отходит от Танины, довольный тем, как завершается история.

— Монашка поступила верно. Я заплатил ей прилично — очень даже прилично, — а еще согласился принять на попечение ребенка. Теперь главный вопрос: почему, ну почему я взял тебя?

Веселым взглядом он смотрит на Лидию, и та отвечает:

— Потому, гений Гатуссо, что ты прочел письмо. Узнал, что мамочка оставила в мужском монастыре второго ребенка вместе со второй табличкой. Со временем брат принялся бы искать сестру, обязательно. — Лидия смотрит на Томмазо. — О, как позабавила меня твоя история! Так трогательно было мне довериться.

Бывший монах ощущает, как внутри его растет непривычное чувство ярости. Подумать только, и он поверил Лидии, что она вот так возьмет и отправит слуг по монастырям искать упоминания о его сестре!

Гатуссо аплодирует.

— Bravissima! — хвалит он Лидию и обращается к Томмазо: — Ну и вот мы в сборе. Я, признаться, ожидал, что все случится скорее, но да ладно. Главное, мы здесь. Ты, брат, удивишься, узнав, сколько монастырей в этих краях и как непросто заставить монахов говорить. — Он смеется. — Само собой, ведь обет молчания не способствует велеречивости! Ну и пусть их, мы собрались тут, и при мне все три таблички. Большего не надо. — Гатуссо наклоняется к Томмазо и смотрит ему прямо в глаза. — Да, брат, я сказал «все три». Ибо моей семье выпала честь хранить третью табличку. — Он достает из складок мантии табличку серебра, отполированного металла с изображением рогатого демона. — Теперь у нас появилась возможность надлежащим образом воздать хвалу нашему — и единственному — богу. Соединив части «Врат судьбы» и освятив их на церемонии крови и жертвоприношения, мы обретем невиданную силу. Силу творить дела невозбранно. Ты и твоя сестра, вы станете кровью и жертвой.