Глава 13

«Луна-отель Бальони», Венеция

Том перепил вина. Голова кружится, и по телу разливается приятная истома. Напряжение последних двенадцати часов уходит, и постепенно Том понимает, где он. Лежит на кровати — такой большой и мягкой, на какой не лежал отродясь.

Пахнет цветами: по обеим сторонам от гигантского ложа стоят вазы с лилиями. Слышно, как в ванной журчит вода. Она льется не просто из крана, не в ванну — шумят струи душа, в полную силу бьющие о стены кабинки. Но вот шум стихает, и Том приподнимается. Ему навстречу выходит Тина в банном халате, который для нее явно велик. Сняв резинку для волос, встряхивает белокурыми прядями. Она прекрасна. Смотрит на Тома с такой нежностью, что скованность моментально проходит.

— Идем, — говорит Тина. — Отмоем тебя.

Берет Тома за руку и тянет за собой. Комната покачивается. Свет слишком ярок. Тина ловко щелкает выключателем, и верхнее освещение гаснет. Остается лишь мягкая подсветка от свечей возле мойки.

Том принимается расстегивать пуговицы на рубашке, и Тина целует его в шею. С последними пуговицами она разбирается сама, и рубашка падает на пол. Губы Тома и Тины встречаются. Том чувствует, как Тина расстегивает на нем брюки и те скользят вниз по накачанным бедрам. Тина руками проводит по ногам Тома и чувствует, как под кожей, словно змеи под шелком, перекатываются мышцы. Сердце Тома бьется сильнее, передавая импульсы желания телу женщины. Раздвинув у нее на груди полы халата и ощутив запах, тепло ее кожи, прикоснувшись к ней, Том возбуждается еще сильнее. Чуть отстранившись, Тина целует Тома напряженно и коротко, отчего его губы наливаются жаром. Она трется сосками о его мышцы на груди, и Том начинает мять груди женщины — бережно, словно драгоценный и священный предмет. Он сам не понимает, что сейчас чувствует, да и не хочет понимать. От одного прикосновения к Тине, к ее мягкой и в то же время упругой коже мысли приходят в смятение. Тома, будто в некоем импровизированном танце, закручивает в противоположную привычному сторону.

Позволив халату соскользнуть на пол, Тина держит Тома, пока он освобождается из запутанного узла свалившихся брюк, от нижнего белья, от ботинок и носков. Вдвоем они входят в наполненную паром душевую кабинку, где по коже и волосам ударяют горячие струи воды.

Том что-то хочет сказать, но Тина кладет ему палец на губы и целует. На этот раз более нетерпеливо.

Их танец все разгоняется. Набирает силу неизвестный доселе темп и ритм, который нельзя — да и не хочется — останавливать.

Тина гладит Тома между ног.

Ухватив ее за талию, Том на миг замирает в нерешительности, на перепутье меж двух миров — меж тем, который он оставил, и тем, в который сейчас стремительно погружается, — и тогда Тина впускает его в себя.

Она обхватывает Тома, словно уводя его разум в те дали, о которых он так долго и думать, мечтать не смел. Тина двигается, трется о Тома, обнимая все крепче его мощное тело.

Том грудью чувствует, как бьется ее сердце, чувствует, как глубоко он в нее вошел, как напрягся. Ее пальцы глубоко погружаются в широкую, мускулистую спину, царапая кожу.

Подхватив Тину за бедра, Том поднимает ее, и она коленями стискивает его поясницу. Жмется щекой к щеке, когда по телу пробегают волны оргазмов.

Том прижимает Тину спиной к стенке кабинки и продолжает двигаться с женщиной в одном ритме. Не отрывая губ от ее рта, словно отчаянно боясь упустить нечто важное, если кто-то из них двоих осмелится вдохнуть лишний раз.

И вот оно.

Впервые в жизни, испытывая полный противоречий и удовольствия опыт, Том Шэман отдается — во всей неподвластной себе самому полноте он отдается женщине.